Изменить стиль страницы

И вот всё агрессивнее становятся их недовольные постперестроечной жизнью голоса. Глава семейства не прочь побуянить «под занавес» и курит вонючий «Беломор» прямо за праздничным столом…

Ника вышла из метро и натянула капюшон куртки на лицо чуть ли не до подбородка, дабы мокрый снег не испортил ее деликатный макияж. С трудом вычислила нужный дом и подъезд. Нырнув в лифт, долго решала, какую кнопку нажать — цифры на всех были аккуратно замазаны белой масляной краской.

Посчитав для верности два раза, она нажала на тринадцатый этаж. Там, куда доставил ее лифт, требуемой квартиры не оказалось. Она поняла, что просчиталась, и поднялась выше.

Звонок. Дверь открывается. На пороге стоит изящно одетая девушка с милым, совсем чуть больше интеллигентской нормы подкрашенным личиком. И на ее груди нет никакой цепочки с кулончиком в виде пухлого сердечка! Кате нравится музыка на выбранной Никой аудиокассете и, надев свой элегантный плащ, она демонстрирует гостям, как подходит к нему только что подаренный индийский платок.

В квартире нет искусственных цветов в хрустальных вазах-лоханках. Катин папа пьет умеренно, в основном молчит, а свою «Золотую Яву» курит на лестничной площадке…

* * *

За столом слева от Ники сидел брат. Но не ее брат, а брат жены брата. Он напоминал средних размеров шкаф и назойливо пытался «закадрить» свою соседку — то есть Нику. Заметив, что она «манкирует» спиртными напитками и пьет только квас, он возмутился:

— Ты чего не пьешь? Больная, что ли?

— Ну, как сказать… — замялась Ника. Не делиться же соображениями о возможной собственной беременности? Она пока что не осилила очередь в поликлинике, а аптечные тесты разных производителей показывали разные результаты.

— Ты в какой фирме трудишься?

— Ни в какой.

— А что заканчивала — училище или институт?

— Да ничего я не закончила…

— Понятно, — вздохнул Катин брат. — Послушай, если ты водку не уважаешь, так на том конце стола вино стоит. Давай я тебе плесну…

— Спасибо, не надо. Я мартини люблю и темное пиво, а их здесь нет, — слукавила Ника.

— Ну, оригиналка! — рассмеялся ее навязчивый ухажер. — Так не бывает. Кто любит мартини, тот пиво не уважает. А кто пьет пиво, тем более темное, тот не любит мартини. Финтишь ты, что ли?

— Нет, правда… В последнее время я вообще ничего не пью…

— В монашки, что ли, подалась? Или в секту какую записалась?

Ника рассмеялась. За последние дни ее уже называли и Пенелопой, и Евой. Только монахини и сектантки в ассортименте не хватало…

От обязательно последующего — она это чувствовала! — приглашения на медленный танец Ника заранее решила откреститься вежливым: «Извините, у меня что-то голова кружится…»

А голова у нее кружилась и в самом деле. Почему-то квас всегда пьянил ее не меньше пива. Но, конечно же, не только поэтому она не желала сливаться в танцевальных объятьях с докучливым соседом.

Во-первых, он ей просто не нравился. Во-вторых и в-третьих, он был одет в деловой костюм, белую рубашку со строгим галстуком и от него пахло парфюмом. Таких мужчин Ника не воспринимала как Мужчин. Они не пробуждали в ее душе никакого вдохновения. Ей нравились молодые люди в свободных, мягких одеждах, от которых пахло не парфюмом, а солнцем, свежестью и мечтой. Такие, как ее Вовка…

— Пойдем, потанцуем, — сосед по-хозяйски потянул Нику за плечо.

— Извините, у меня что-то голова кружится, — пробормотала она.

И тут ухажер вознегодовал! Он даже пристукнул кулаком по столу, отчего вилка с кусочками оливье выпрыгнула из тарелки прямо на его дорогие черные брюки с идеально отглаженной «стрелочкой».

— Да что ты из себя строишь?! Перед кем выпендриваешься?! Водку она, видите ли, презирает, танцует и разговоры разговаривает, похоже, только с избранными. А кого ты этими избранными считаешь? Мужа, что ли, своего придурошного, который живет не пойми как и не пойми где? Мне брат твой, именинник, про него рассказывал… Ты сама-то по каким принципам существуешь? Можешь мне конкретно объяснить? Выложи свое кредо, если оно, конечно, у тебя имеется!

— Да пошел бы ты со своим кредо куда подальше, — себе под нос пробормотала Ника и ретировалась на кухню, чтобы окончательно не завестись и не наговорить чего не следовало.

* * *

На кухне царила уютная тишина. Веселенькие шторы на окнах удачно сочетались с разноцветным чайником со свистком, стоявшим на газовой плите.

На табуретке у батареи сидела маленькая черноволосая девушка. Когда она подносила сигарету к своему кукольно-крохотному рту, невозможно было не удивиться узким кистям ее рук с неправдоподобно длинными наманикюренными пальцами.

— Решили отдохнуть от громкой музыки и танцулек? — приветливо встретила она Нику.

— Да. А еще — от своего соседа… Ой, мои любимые сигареты! — воскликнула Лосовская, заметив на кухонном столике распечатанную пачку «Парламент лайтс». — Можно я возьму?

— Конечно, берите, — ответила черноволосая, протягивая Нике зажигалку.

Они познакомились. Миниатюрную брюнетку звали Кирой и работала она экскурсоводом в том самом музее зарубежного искусства, где произошел недавний инцидент с уборщицей Анастасией Степановной.

«Этого не может быть! Это уж слишком!» — изумилась такому совпадению Ника. Правда, на самом-то деле она была уверена, что в жизни возможно всё и невозможного просто не бывает… Ее потянувшаяся к зажигалке рука остановилась на полпути: она вспомнила о своем невыясненном состоянии и отложила сигарету в сторону, как можно более очаровательно улыбнувшись удивленной Кире.

Поболтав о том о сем, девушки решили, что час уже поздний и им надо торопиться на метро. Прощаясь с хозяевами, Кира охотно выпила «на посошок». Ника отказалась, сказав что ей «уже достаточно».

17

В шумном платье муаровом вы такая эстетная…

И. Северянин

Ника Лосовская и Кира Ампирова успели забежать в метро перед самым его закрытием. Изящной наманикюренной ручкой Кира достала из специального кармашка своей элегантной сумочки проездную карточку и миновала метрошные турникеты с достоинством королевы, направляющейся к лимузину. Ника с трудом отыскала где-то на дне рюкзачка последний жетон и чуть в коварном турникете не застряла.

Принятая «на посошок» рюмка сделала свое дело: сдержанная Кира вдруг стала безумно болтливой. Пока девушки добирались до станции «Гостиный Двор», где им предстояло разъехаться в разные стороны, Ника многое узнала о жизни очередного теоретика изобразительного искусства, встретившегося на ее пути.

Как и ожидала новоявленная сыщица, разговор коснулся ЧП, недавно произошедшего в музее, где трудилась ее новая знакомая.

— Представьте, уборщица — совершенно «ню»[4] и декорированная украшениями из «Золотой кладовой»! — щебетала Кира.

На всякий случай, Ника решила не афишировать свою осведомленность о музейном инциденте. Ей стало ясно, что никакой новой и ценной информации от Киры она не получит.

Тогда ее новая знакомая перешла к рассказам о своей личной жизни. Она сообщила, что необычная внешность досталась ей от прадедушки. Он был настоящим турецким подданным, но в свое время перебрался в Россию, а точнее — в российскую Удмуртию.

Там, в Удмуртии, Кира и выросла. А в семнадцать лет приехала в Ленинград, где через год выскочила замуж за подававшего надежды рок-музыканта. Он очень любил ее, правда, через год супружеской жизни сильно запил. Разводиться Кира не спешила, потому как поступила в институт, а собственного жилья в городе не имела. Приходилось терпеть.

Правда, в последнее время всё это стало неважным: Кира встретила свою настоящую любовь…

Зовут его Влад. Он умен, образован, слушает только классическую музыку и пьет лишь по большим праздникам. Он романтичный, эстетичный, прекрасно разбирается в живописи и увлекается индийской йогой. Но, несмотря на все эти замечательные достоинства, жизнь его складывалась непросто.

вернуться

4

Обнаженная натура (от фр.).