Изменить стиль страницы

Прошло несколько времени.

— Вы неотразимы, Ваше величество! — проговорила маркиза, подымаясь с дивана, — я же простая смертная, а потому уверена, что небеса простят мне мою слабость.

Людовик улыбнулся и воскликнул:

— Вы прелестны!.. Я становлюсь Вашим рабом, а — Вы — моей очаровательной госпожой.

— О, Ваше величество, — сказала маркиза томным голосом, — не говорите со мной так, если не хотите сделать меня глубоко несчастной. Это я — Ваша раба, Ваша покорная служанка. Король Франции не должен говорить: “Я опускаюсь”. Вы возвышаете меня до себя, и я благодарю Вас.

“Она скоро будет править Францией, — подумал Лозен, — я знаю короля, как свои пять пальцев; но я не прощу ей моего поражения”.

Довольный и веселый Людовик протянул руку Атенаисе и произнес:

— Вы должны вернуться к герцогине Орлеанской, а я — в Лувр. Но скоро настанет время, когда мы будем иметь возможность встречаться открыто.

Он поцеловал руку маркизы, а затем оба они вышли из комнаты.

Как только они переступили порог, Лозен, забыв всякую осторожность, выскочил из своей засады и через спальню прошел в комнату горничной, где последняя ждала его.

— Вы должны поскорее уходить, — сказала Лаиса, — маркиза может каждую минуту позвать меня.

— Куда она теперь пойдет? — хрипло спросил Лозен.

— Она, вероятно, вернется в покои герцогини, как всегда.

— Значит, она пройдет через большой коридор, окна которого выходят в сад?

— Да ведь он ведет прямо в большой зал.

— Благодарю, — сказал граф, выбегая из комнаты.

Он поспешил в коридор и встал в одной из оконных ниш.

Атенаиса, проводив короля, вернулась в свою комнату и позвала горничную.

— Подбери эти бумажки, — сказала она, указывая на разорванное прошение графа, и, когда та исполнила приказание, приказала: — а теперь помоги мне привести в порядок мой туалет.

Оправив платье и прическу, Атенаиса направилась в коридор, ведущий в приемный зал герцогини. Недалеко от входа она заметила на полу темную тень, и тотчас же граф Лозен, к великому ее удивлению, заступил ей дорогу.

Граф решил не показывать своего волнения; он с самым непринужденным видом подошел к Атенаисе и, взяв ее руку, крепко сжал ее.

— Вы делаете мне больно, граф! — воскликнула маркиза, отнимая свою руку. — Вы сжали мою руку так крепко, как самый страстный любовник.

— Я действительно любил Вас когда-то, Атенаиса, — ответил граф, — но где уж мне тягаться с королем?!

— Вы все же владеете кусочком моего сердца, — шутливо возразила маркиза. — Правда, я не могу и не должна отвечать Вам на Вашу любовь, но всегда останусь для Вас верным другом.

— О, благородное существо! — воскликнул граф срывающимся голосом, но тотчас же овладел собой и нежно добавил: — Я наблюдал сегодня и был награжден за свой труд.

— Чем же, граф?

— Я заметил знаки, которыми Вы обменялись с королем, и надеюсь, что Вы дадите мне благоприятный ответ.

Взор графа, полный глубокой ненависти и страшной злобы, остановился на лице маркизы, но она была так смущена, что не заметила ужасного демонического выражения глаз графа.

После непродолжительного молчания, которое маркиза умело скрыла небольшим кашлем, она овладела собой и, дерзко взглянув в глаза графа, проговорила:

— Да, Антуан, Вы не ошиблись: Ваш друг ходатайствовал за Вас.

— Место за мной? — воскликнул Лозен.

— Еще нет, но это уже решено. Желаю Вам успеха.

— Вы… — чуть не вырвалось у графа, но он прикусил язык и спокойно продолжал: — Вы действительно — верный друг. Король показывал Вам мое прошение?

— Да.

Лозеном овладело любопытство узнать, как далеко Монтеспан зайдет в своей лжи.

— Что же король сделал с моим прошением? — спросил он.

— Он прочитал его с дружеским расположением, а затем сказал мне: “Атенаиса, я хотел бы слышать Ваше мнение”.

— А Вы? Что Вы сказали?

— Ну, граф, я уже сказала Вам, что место за Вами; что же Вам еще надо?

— Мне очень хочется знать, что Вы сказали.

— Я сказала: “Ваше величество, Вы должны дать графу это место в награду за его заслуги. К чему обращать внимание на Тюренна и Лувуа? Вы, быть может, дадите Франции нового героя”.

— Это прекрасно, маркиза, но это чересчур, право, чересчур!

— Вы довольны?

— Без сомнения. Только позвольте сказать Вам одно, — воскликнул он, подходя совсем вплотную к маркизе: — Вы поступили, как негодная женщина, и солгали, как последний плут перед полицейским.

Эти слова Лозен прямо-таки выкрикнул, не сдерживая больше своего гнева, и схватил маркизу за руки.

— Оставьте меня! — воскликнула Атенаиса со страхом. — Вы сошли с ума…

— Нет, мерзкая женщина, я не сошел с ума. Я не пущу тебя, пока не скажу тебе всего! Я заряжаю пушки папильотками? Тут есть от чего умереть со смеха? Что? Говори!

Атенаиса была не в состоянии выговорить ни слова; она старалась вырваться, но граф сжал ее руки, как тисками.

— Вы — раба короля? Небесные силы уже простили Вам Ваше падение? Вы — его служанка? Ну, так подите, подметите обрывки моего прошения, которые валяются у Вас на полу! — и с этими словами граф с силой оттолкнул маркизу.

Она разразилась громкими рыданиями и почти вслед за тем двери открылись, и со всех сторон прибежали дамы, слуги, горничные. Скандал был полный.

Атенаиса указала на Лозена, который стоял как вкопанный, и упала в обморок; все бросились помогать ей.

— Позаботьтесь о маркизе, — с ледяным спокойствием проговорил граф, — это — очень благородная особа!

Сказав это, он вежливо раскланялся и ушел.

Очнувшись, маркиза тотчас же сообразила, как поступить. Никто из присутствующих не знал причины, вызвавшей сцену в коридоре, и обморок маркизы мог быть объяснен крупным разговором с графом, завидовавшим ее возраставшему влиянию. Но ее тайна была известна графу, и Атенаиса решила опередить его. С наступлением вечера она поспешила в Лувр, где была назначена репетиция балета. Смутные слухи о происшедшем уже дошли до короля, но никто не решался рассказать ему все подробно.

Людовик вошел в зал и поздоровался с участвующими в балете. Атенаиса умышленно держалась в стороне; она подперла голову рукой и казалась больной. Король подошел к ней и приветливо поклонился.

Монтеспан тотчас же встала.

— Вы больны, Атенаиса? — шепотом спросил Людовик, — я уже слышал кое-что. Правда ли, что у Вас была сцена с Лозеном?

— О, Ваше величество, — проговорила маркиза с притворным смирением, — все уже прошло. Прошу Вас, не заставляйте графа расплачиваться за ту обиду, которую он причинил мне. Ведь он — Ваш друг.

— Атенаиса, я приказываю Вам говорить, я хочу все знать; нет, я прошу Вас рассказать мне все.

Все присутствующие стояли в отдалении от короля и Монтеспан. Каждый видел, что происходит что-то необыкновенное и что теперь выяснится, как велико расположение короля к Монтеспан.

— Если Вы приказываете, Ваше величество, то… Я лишь прошу Вас не гневаться на него; я лично уже простила графа, но особа Вашего величества…

— Как? — вспылил король, — он осмелился коснуться меня?

— Не совсем, но… одним словом, он знает, какое близкое свидание было сегодня между Вами и мной.

Король гневно откинул голову.

— Что Вы говорите? За мной осмелились следить?

Это было больное место Людовика, и он становился врагом каждого, кто был хоть однажды свидетелем его слабости. Он не желал, чтобы кто-нибудь мог считать его подверженным человеческим недостаткам и слабостям.

— Я не знаю, подслушивал ли Лозен, но он повторил мне многие слова Вашего величества; он знает, что его прошение разорвано… Откуда ему известно все это, не могу Вам сказать.

— Ого, граф, — сказал король, — Вы зашли слишком далеко и узнаете меня как строгого властелина и короля!

— Ваше величество, Вы не…

— Это — уж мое дело. Граф должен будет сознаться, откуда у него эти сведения, и горе тому, кто выслеживает меня.

В этот момент граф Лозен очень непринужденно и грациозно подошел к королю и проговорил с глубоким поклоном: