— Позовите интерпрета! — кричал он.

Санитары засуетились и куда-то побежали. Операционная Сестра в волнении не знала, что делать: скоро придет хирург, а раненый еще на ногах. Наконец пришли двое: доктор, который осматривал Ванюшу, и с ним какой-то английский офицер. Офицер на ломаном русском языке спросил:

— Что вам угодно спрашивать доктор?

— Я не согласен на ампутацию. Не дам отрезать руку, пусть лучше умру.

Ванюше пришлось эту фразу повторить, чтобы офицер ее понял. Он перевел ее хирургу, тот засмеялся и ответил, что руку отрезать не собирается, а произведет операцию по очистке раны от осколков раздробленной кости, сошьет кровеносную артерию и все сделает для сохранения руки. Если и возникнет необходимость ампутировать руку, выяснится это дня через два — три после операции, но он уверен, что этого не случится.

У Ванюши сразу отлегло от сердца, и он разрешил санитарам привязать себя ремнями к столу. Санитары крепко затянули ремни, так, что и не пошевелишься. Молодой врач надел на его лицо маску и сказал, чтобы Ванюша громко считал — раз, два, три и т. д.

— ...сорок... шестьдесят один... восемьдесят... — считал Ванюша.

Уже насчитал сотню и начал вторую. Надоело. «Надо отдохнуть», — решил он и притих. Застучали инструментом, кто-то взял больную руку. Ванюша отдернул ее и вновь стал считать. Врач снял с него маску и надел вторую, какая-то жидкость потекла с маски на подбородок, и вот уже снится Ванюше бой: он стреляет из пулемета, перебегает вперед по красивой лужайке, она вся в цветах, трава такая приятная, ярко-зеленая, а цветы сами сбегаются в букеты; вот вдали показалась сестра Маша с букетом в руках, улыбается и идет прямо к Ванюше... Ох, как холодно! Ванюша пришел в себя и открыл глаза — он лежал совершенно голый на кровати, а по палате ходила сестра-англичанка.

Он быстро сел, достал простыню, сложенную в ногах, натянул ее на себя. Но в то же мгновение почувствовал адскую боль в левой руке: кто-то невидимый втыкал в руку раскаленную щетку из иголок. Втыкал и вынимал... И так без конца. Что же делать, чтобы не кричать? И вот Ванюша, как маятник, закачался вперед-назад. Боль стала как-то тупее. Подошла сестра и дала ему высокую конусную кружку, полную молока. Ванюша, поддерживая ее здоровой рукой, всю, не отрываясь, выпил.

— Карашо, — сказала сестра и накрыла его ноги до пояса одеялом.

Боль стала понемногу утихать. Принесли в палату другого раненого — с раздробленной пяткой. Ванюша видел, как его осматривал хирург, как около раненого засуетилась сестра. Ванюше ничего не оставалось, как только лечь. Он лег, и сон сразу же сразил его.

Ванюша проспал вечер и всю ночь. Наутро он проснулся. Всю палату заливал солнечный свет. Ванюша легонько пощупал левую руку и кончики пальцев на ней — рука на месте. Славу богу!

Спокойно прошли два дня. Гринько не вставал, чтобы не бередить больную руку, и она совсем успокоилась. На третий день пришел доктор, который оперировал Ванюшу, потрепал его по плечу, как старый знакомый. Пощупал лоб, посчитал пульс и сказал:

— Карашо.

Сестра что-то доложила и показала температурный лист. Хирург внимательно посмотрел, опять сказал:

— Карашо, — добавил что-то по-английски и пошел обходить остальных раненых.

Все они были оперированы им. У некоторых нехватало руки или ноги. Долго хирург разговаривал с сестрой около постели раненого, у которого была раздроблена пятка. Затем санитары унесли его в операционную. Когда после перевязки его опять принесли в палату, сестра увела в операционную Ванюшу. Осторожно была снята повязка, и Ванюша увидел открытую рану. Насквозь через мякоть руки были протянуты резиновые трубочки. Врач, промывая рану, лил в них какую-то жидкость, которая растекалась во все стороны, потому что стенки трубочек тоже были в отверстиях. Врач пинцетом протягивал взад и вперед эти резиновые трубки — было больно, но Ваня терпел. Сверху на руке виднелись продольные разрезы, врач их внимательно рассматривал и даже нагибался и нюхал.

— Карашо, — сказал он в заключение, и другой молодой врач стал накладывать марлю, запихивать ее в рану, а потом крепко забинтовал руку.

Гринько сам без сестры пришел в палату, но не лег на койку, а стал просматривать газеты, лежавшие на столе. Попалась ему газета «Русский солдат-гражданин во Франции». Ванюша невольно пробежал глазами несколько заметок. Газета описывала наступление русских войск на форт Бримон, приводила подробности этого наступления: как оно готовилось, началось и протекало.

«...Утром 16 апреля низко нависли густые тучи, через которые еле пробивался свет. Стоял густой туман, затруднявший наблюдение. Дул сильный, пронизывающий ветер. Он очень мешал боевой работе авиации, которая все же вела свою деятельность весьма активно. Шли боевые столкновения в воздухе.

Части изготовились к атаке заблаговременно и ровно в шесть часов утра смело бросились вперед. Слабый огонь противника не мог их остановить, ибо французская артиллерия хорошо подготовила атаку и обеспечивала огнем пехоту. Несмотря на двойные и тройные полосы проволочных заграждений противника, пехота нашла в них широкие проходы, достигавшие нескольких десятков метров в ширину, проделанные артиллерией. Почва от беспрерывных дождей раскисла, была вязкой и тяжелой для движения, но это не смогло сдержать русских богатырей — они наступали с большим воодушевлением, да иначе и не могли действовать доблестные воины свободной России...»

Ванюша поморщился от этих высокопарных выражений, но продолжал читать.

«Наши славные воины ворвались в первые линии противника, но здесь были встречены ужасающим огнем пулеметов неприятеля. Люди были буквально пригвождены к земле и своим метким огнем вступили в тяжелое единоборство с пулеметами коварного противника, которые укрылись в прочных гнездах Носа Фердинанда, в укреплениях де Ля Кувет и на обратных скатах высот, которые оказались уцелевшими от всеуничтожающего огня французской артиллерии. В несколько минут наступающие части понесли огромные потери. После небольшой паузы наши богатыри опять ринулись вперед и форсировали канал...»

Все это так ясно представлялось Ванюше по свежей памяти. Он вспомнил своих товарищей: Андрюшу Хольнова, Петра Фролова, Женю Богдана. Что с ними, где они, дорогие друзья?

Ванюша читал дальше.

«...К полудню обозначился серьезный успех, доблестные русские солдаты славной 1-й бригады овладели селом Курси. Введенные в бой два батальона 2-го полка из корпусного резерва успешно завершили атаку бригады, к вечеру атаковали и овладели рядом укрепленных пунктов противника, включая редуты Свиной головы. Так блестяще закончился для доблестной русской бригады день 16 апреля, в течение которого она выдержала, и с успехом, очень тяжелое боевое испытание. Частями бригады было взято в плен около 700 немецких солдат, и в их числе 11 офицеров. Слава доблестной первой бригаде русских войск!»

Ванюша просмотрел «Пти паризьен» 14. Там описанию успешных атак русских войск на форт Бримон была отведена вся первая страница, отпечатанная красным цветом, а это для французских газет — редкость. Потом Ванюша взял следующий номер «Русского солдата-гражданина во Франции». Захлебываясь от восторга, газета описывала бои за укрепленную группу к востоку от Курси, за стекольный завод. Тут же сообщалось о тяжелых схватках при отражении контратак немцев, особенно на участке второго полка, и, наконец, о завершении успеха русской бригады установлением связи с флангом французской дивизии, чем, собственно, и была полностью выполнена задача, поставленная 1-й Особой бригаде. В ночь с 19 на 20 апреля русские части были сменены вновь подошедшей французской дивизией. 1-ю Особую пехотную бригаду вывели в ближайший тыл армии и расположили в районе Pargny к юго-западу от Реймса.

Части 3-й Особой пехотной бригады, как выяснилось впоследствии, были введены в бой 16 и 17 апреля на разных направлениях сначала побатальонно, а затем полками. Они вели очень тяжелые и упорные бои, показав при этом великолепные боевые качества и высокий наступательный порыв. Однако из-за плохого взаимодействия с французскими частями 3-я бригада понесла очень большие потери. Она вырвалась вперед, была охвачена артиллерийским огнем и подверглась жестоким контратакам. С упорными боями бригада отошла. И все же мужество русских не вызывало у французского командования никакого сомнения. Разумеется, не из-за слабости русской бригады, а из-за того, что она была обескровлена в тяжелейших боях, ее части были к исходу 20 апреля отведены в район Пруйи (Prouilly), северо-западнее Реймса, а затем в Нёвшато (Neufchâteau) километров 50–60 юго-западнее Нанси.