Группа аналитиков Вальштейна пошла в своих исследованиях дальше. Она просмотрела все видеозаписи поверхности планеты, сделанные с первого дня открытия Ганимеда. Прогнав через компьютер мегабиты информации, аналитики заметили очередную странность. Береговые линии, глубина и объем биомассы озер с течением времени менялись. Поначалу этому не придали значения, списав все на естественные природные изменения, такие как: испарение, осадки, изменения рельефа поверхности в ходе тектонических сдвигов и так далее. Но скрупулезно изучив и сопоставив все полученные данные, аналитики сделали сенсационное предположение, что видоизменения озер могут носить искусственный характер.

Тут же вспомнился глайдер аспирантов, неведомым образом оказавшийся почти за сто пятьдесят километров от места трагедии, несмотря на полное отсутствие в Бульоне Петри подводных течений. Странные снимки новообразовавшейся суши в виде правильного пятиугольника, переданные зондом-картографом. Тогда-то и обратили внимание на его размеры. А точнее, на длину его сторон. Она удивительным образом совпадала с числом «пи»[4].

Все человечество, разбросанное по разным уголкам обжитой Вселенной, следило за поступающими с Ганимеда новостями. А после ответа Вальштейна на вопрос одного из журналистов, что его так удивило в совпадении длины стороны пентагона с числом «пи», судьба далекого Ганимеда попала под пристальный контроль Мирового Совета. А потом и в сферу его ответственности.

Взлохматив редкие волосы на голове и, по своему обыкновению, глупо вытянув губы трубочкой, что сразу делало его похожим на обиженного шимпанзе, Вальштейн начал говорить:

«Число «пи» является трансцендентным. А такие числа вычисляются довольно сложно. Здесь не подходят обычные алгебраические уравнения. Их можно рассчитать путем рассмотрения процесса с последующим его уточнением при увеличении шагов рассматриваемого процесса…» На этом месте ему пришлось прерваться, так как по залу пробежал протестующий ропот. После того как журналисты вежливо напомнили ему, что присутствующие на пресс-конференции не студенты, а он в данный момент не на своей кафедре, академик извинился и продолжил:

«…Число «пи» – величина постоянная, так сказать, математическая константа, выражающая отношение длины окружности к длине ее диаметра. Длина диаметра будет всегда меньше ее окружности на отношение числа «пи». Это правило действует в любом уголке нашей Вселенной. И оно понятно любому мыслящему существу, хоть отдаленно знакомому с геометрией. – В этом месте по залу прокатился легкий хохоток, но Вальштейн, не замечая этого, продолжал: – Как мы все понимаем, цивилизации, развивающиеся независимо друг от друга, разделенные многими световыми годами, используют различные системы измерения. Например, мы, земляне, за единицу длины исторически приняли метр, что является не чем иным, как одной сорокамиллионной частью меридиана нашей планеты. Тут можно, конечно, вспомнить и древнюю меру длины – фут. Ее ввел король Англии Генрих I, младший сын Вильгельма Завоевателя, повелев за единицу измерения принять длину своей ступни и назвать ее фут, что, как известно, в переводе с английского – «нога». А вот теперь попробуйте объяснить разумному негуманоиду, обитающему в другой галактике, на планетоиде в несколько раз большем или меньшем Земли, что такое метр. Не говоря уже о футе. А вот постоянные, константы, являются, так сказать, универсальными системами измерения, не связанными ни с длиной руки или ступни какого-то короля, правившего когда-то в какой-то стране, расположенной на некой планете, ни с самой этой планетой, то есть понятны разумным существам, живущим в других галактиках».

Вальштейн смущенно улыбнулся, словно извиняясь за эту вынужденную лекцию, и принялся приглаживать свои взъерошенные волосы. Зал притих в ожидании. Наконец, словно спохватившись, аналитик заговорил:

– Но и это еще не все. Мы провели воображаемую окружность, соединяющую углы этого пятиугольника, и высчитали ее длину. Она соответствовала еще одной постоянной. – Он обвел взглядом аудиторию, словно ища подсказки, и не дождавшись, закончил: – числу Авогадро[5]. Тогда-то в первый раз и прозвучало предположение о разумности псевдоозер. Споров, конечно, было много. Впрочем, они до сих пор не утихают. Ганимед по своему расположению был очень привлекателен для землян. В непосредственной близости от него пролегали стационарные нуль-туннели. Не говоря уже о том, что таких планет с практически идеальными условиями для жизни человека во всей изученной Вселенной было по пальцам пересчитать.

После долгих прений и продолжительных дебатов Мировой Совет принял решение приостановить терраформирование[6] планеты сроком на сто лет. Вокруг Ганимеда была введена зона отчуждения, а исследовательскую базу перевели с планеты на стационарную орбиту. Со всей точностью установить разумность псевдоозер до сегодняшнего дня так и не удалось, но Совет принял такое решение, опираясь на общеизвестный меморандум Нойманна – Баренцева, принцип которого гласил: «Все сомнения в неразумности трактовать в пользу разумности».

Постепенно страсти вокруг Ганимеда поутихли. Внимание землян переключилось на другие события, коих в разбросанном на тысячи парсек Содружестве было предостаточно. Иногда в общем информационном потоке проскальзывали новые сообщения с планеты. Ничего необычного, кроме, пожалуй, одного. То и дело какой-нибудь неподтвержденный источник сообщал, что на борту исследовательской базы «Ганимед» члены экипажа время от времени сталкиваются с теми самыми погибшими аспирантами.

Ник, хотя в то время был совсем ребенком, в подобные байки не верил, пока случайно не подслушал разговор отца с гостившим у них дома Егором Строевым. Они были старыми друзьями, вместе служили в одном из подразделений ГДЧС еще задолго до его рождения. Когда программу терраформирования Ганимеда свернули, отца перевели наблюдателем на Землю Обетованную, а дядю Егора, как в детстве звал его Ник, оставили с небольшой группой немедленного реагирования на исследовательской базе. В задачу Строева входило обеспечение безопасности персонала.

Работа, по его словам, была непыльной. Заборы проб биомассы с планеты осуществлялись автоматами. Настройки экспресс-анализаторов, установленных во множестве на ее поверхности, проводились в большинстве случаев так же дистанционно, не требуя личного вмешательства людей. Жизнь на базе протекала спокойно, даже прямо сказать, рутинно. Насколько он мог судить из приватных разговоров с учеными, никаких особо значимых прорывов в исследовании феномена псевдоозер не происходило, да и, судя по настрою работающих в этом направлении специалистов, и не намечалось. Тогда-то как раз и поползли первые слухи, что кому-то где-то на базе периодически мерещится исчезнувшая троица аспирантов.

Егор Строев был профессионалом. Несмотря на бредовость дошедших до него сообщений, он, как и положено, провел внутреннее расследование. Посторонних объектов на вверенной ему территории, как и следовало ожидать, не обнаружилось. Зато нашлось много утерянных в самое разное время предметов. Самого, прямо скажем, различного предназначения. Начиная от сугубо интимных вещей и заканчивая особо ценными лабораторными приборами.

Те, кто еще вчера яростно настаивали на том, что «вот этими своими глазами» видели пресловутую троицу, сегодня, по понятным причинам, давать показания под запись наотрез отказывались. На все расспросы следовал самый распространенный ответ: «Было плохо видно». Ну и похожие интерпретации: уже темнело, еще не рассвело, я возвращался (щалась) с ночной смены и так далее. Все сводилось к одному – «скорее всего, мне показалось». В ряде случаев штатный психолог провел ментоскопирования, которые, впрочем, также не дали никаких результатов. Всем прописали больше заниматься физическими упражнениями, плавать и чаще посещать парковые зоны станции. И снова на базе потекла размеренная, рутинная жизнь.