— Ты пытаешься меня разжалобить?

— А получается?

Я к стене спиной прижалась, на Сашку посмотрела.

— Не очень, — призналась я. — Особенно, после всего услышанного до этого.

— Но разве я не прав?

Я зажмурилась вместо ответа. А Емельянов подошёл, остановился рядом, а затем ещё и наклонился ко мне, носом ткнувшись мне в висок. Я тут же покрылась мурашками от его дыхания.

— Тань.

Я поторопилась отодвинуться от него.

— Может, ты и прав. Уезжай.

Он чертыхнулся еле слышно, и тон тут же стал недовольным.

— Таня, я не уезжаю. Я еду по делам. Это разные вещи! А ты ведёшь себя так, будто я от тебя сбежать тороплюсь.

— Это так выглядит.

— Неправда. Я просто хочу, чтобы ты… чтобы мы… — Он запутался и рукой взмахнул в досаде.

В общем, это «чтобы ты», «чтобы мы» ни к чему не привело, и никакой ясности в окончание нашего разговора не внесло. Сашка ушёл, только глянул на меня напоследок с явным сожалением, и, встретив этот взгляд, я ещё больше убедилась в том, что ничего хорошего меня, то есть, нас с ним в дальнейшем не ждёт. Емельянов из квартиры вышел, а я так и стояла у стеночки, и чувствовала себя жутко несчастной. До боли в глазах всматривалась в узор на обоях, потом зажмурилась.

— И что это было?

Я глаза открыла, на сестру посмотрела. Дашка на самом деле смотрела на меня с непониманием.

Я носом шмыгнула.

— Ничего.

— Сашка смывается?

— Тебе какое дело? — разозлилась я.

— Как какое? А мои пробы?

— Я не понимаю, как ты умудряешься в любой ситуации думать о себе? — поразилась я. Мимо сестры прошла и скрылась в спальне. Дверью хлопнула. Провела минуту в тишине, сидя на кровати и вцепившись пальцами в покрывало, и тогда уже заревела. Тихо и безнадёжно. Потом в какой-то момент к окну метнулась, выглянула, но Сашкиной машины уже не было. Он уехал, и это показалось катастрофой.

Дашка ходила по квартире и фыркала. Посматривала на меня искоса и фыркала.

— Ты прекратишь или нет? — не выдержала я в какой-то момент.

— А что я делаю? Я ничего не говорю!

Она тоже самое и родителям сказала, когда те решили нас навестить в городской квартире через несколько дней. Но я подозревала, что это был не просто родительский визит, скорее всего сестра им рассказала о трагедии, что произошла в моей личной жизни, то есть, о том, что она в очередной раз рухнула, и на этот раз треск был ещё более оглушительный, чем после расставания с Вовкой. Хотя, казалось бы, куда оглушительнее, да? Емельянов не бросал меня ради другой, любимой и беременной, не собирался жениться, и, наверное, это не должно было казаться таким сильным предательством, но казалось. По крайней мере, мне было больно и обидно, и я даже пришла к выводу, что переживаю сильнее, чем с Вовкой. Тогда меня сильно обидели, а с Сашкой всё было безысходно. И даже обижаться, по здравым размышлениям, было глупо. Емельянов же ничего не сделал. Он так думал, так чувствовал, и ничего не мог с собой поделать. Как и я с собой. Вот как тут было не впасть в то самое отчаяние? Я впала, но старательно его в себе прятала. А окружающим, а в первую очередь родителям, улыбалась.

— Танюш, ты как себя чувствуешь? — Папа мне руки на плечи положил, поцеловал меня в лоб, как маленькую. Я аккуратно попыталась из его рук вывернуться, папины поцелуи вызывали лишь комок в горле.

— У меня всё хорошо, папа.

— А будет ещё лучше, — бодро заметила мама, ловко выкладывая на тарелку яблочный пирог из кондитерской. Он был пышный, идеальной формы и от него исходил пряный аромат. Я взглянула на него с тоской и тихонько вздохнула. Я такой пирог всегда домой покупала, Сашка его очень любит. — Сейчас попьём чаю, — продолжала мама. Глянула на дочерей. — Садитесь за стол.

— Восемь вечера, а ты пирог режешь? — Дашка подбоченилась и решительно качнула головой. — Это без меня.

Отец недовольно крякнул.

— С ума ты сходишь со своими диетами. И так кожа да кости.

— Папа, ты ничего не понимаешь!

— Конечно, куда мне. — Он первым присел за стол и подал жене тарелочку под пирог.

— Даша, присядь за стол, — попросила та младшую дочь. — Давайте всей семьёй попьём чаю. Не хочешь пирога, съешь конфетку. Папа вкусные купил.

Дашка за стол села, на меня же кинула выразительный взгляд. Будто я была виновата во всём. А, между прочим, я сама не горела желанием обсуждать всей семьёй мои личные проблемы.

Мама улыбалась воодушевлённо. Когда все сели за стол, она обвела своё семейство внимательным взглядом, и вот тогда улыбнулась.

— Как приятно, когда мы все вместе.

— Да, такое не часто случается, — поддакнул папа, и я, на слух определив его солидарность с женой, посмотрела на него с подозрением.

Дашка же со скучающим видом разглядывала фантик от шоколадной конфеты.

— А у меня такое чувство, что состав нашего клуба по интересам никогда не поменяется.

— То есть?

— То есть, сбыть нас с Танькой с рук у вас получается плохо. Венец безбрачия семейный какой-то.

Я прищурилась.

— Даш, ты дура?

— Ты умная! — фыркнула сестра. — Особенно, в свете последних событий.

— Девочки, перестаньте, — каменным голосом потребовал отец.

— Никто не собирается вас сбывать, — поторопилась вмешаться мама. Кинула на меня быстрый взгляд. — Что, вообще, за разговоры? Замуж надо выходить по любви.

— А всех остальных по боку, — решительно закончил папа. И тоже посмотрел на меня. Я едва не взвыла.

— Я не хочу ничего слышать, — сказала я матери, когда мы вдвоём остались на кухне, чтобы помыть и убрать посуду. Дашке, конечно же, в голову не пришло помочь. — Я не хочу, чтобы мне задавали вопросы. И, вообще…

— Что вообще? — тут же переспросила мама. А на меня взглянула с сожалением. — Таня, это не конец света. Понимаю, что тяжело, ты привыкла к Саше, ты… его полюбила. Но что поделать?

— Вот именно, что сделать ничего нельзя, — поспешила согласиться я. — И поэтому обсуждать — бесполезно. Он уехал… Он всё решил, — это было произнести трудно. — Я это понимаю и принимаю. И дальше обсуждать не хочу. — Я бросила полотенце на стол. — В конце концов, кроме Филинов, у нас разный круг знакомств. Кто знает, может, мы и не встретимся больше?

— Таня, ну что ты говоришь?

— А что?

— Мне кажется, Саша тебя любит.

— Тебе кажется, мама. И ему кажется.

Емельянова не было больше недели. Я старалась не думать и не интересоваться, но это не всегда получалось. Потому что все были уверены, что это их обязанность, шёпотом докладывать мне новости. И если маме я сказала, что кроме семейства Филинов у нас с Сашкой общих знакомых практически нет, то за эту неделю выяснила, что их куда больше, чем я думала. И я этому открытию не обрадовалась.

— Я чувствую себя виноватой, — сказала мне Вася, когда я в один из вечеров оказалась в их доме. Она практически силком усадила меня в свою машину, когда мы покидали туристический центр, и привезла к ним в дом на ужин. Ужин был скорее символическим, мужчин дома не оказалось, а женщинам много ли нужно? Мы удовольствовались зелёным салатом и лёгким десертом из йогурта и фруктов. И больше времени уделили разговорам, чем еде. — Не нужно было заводить разговор про свадьбу.

— Никто не мог предположить, что Емельянов так отреагирует, — сказала Ника.

— Дело не в свадьбе, — в который уже раз сказала я. Я выловила из йогурта виноградину и разглядывала её.

— Он тебе ни разу не позвонил?

Я головой покачала. После чего призналась:

— Я и не ждала. Мы договорились не общаться, дать друг другу время.

Вася кинула на мачеху выразительный взгляд.

— Ненавижу это выражение: дать время. Обычно это время тратится впустую.

Я взмахнула рукой.

— Я устала всё это обсуждать. Мне уже всё равно. Ничего не получилось… Я наперёд знала, что ничего не выйдет. Это же Сашка. Я увидела его в самолёте и сразу всё про него поняла.

— А потом по глупости в него влюбилась, да?