Выйдя на небольшую поляну, он вдруг увидел промчавшихся мимо него собак. За собаками показался всадник, в котором он узнал князя, они гнались за медведем. У Стемида ничего не было, кроме ножа, и он запасся здоровой дубиной, чтобы, в случае нужды, быть наготове и помочь князю. Собаки уже начали забегать вперёд медведя, он остановился, стал отбиваться от них; в эту минуту подъехал князь и хотел всадить в него рогатину, да медведь, встав на дыбы, повалил лошадь вместе с Владимиром. Медведь хотел уже наброситься на князя, как вдруг подскочил Стемид и вонзил ему свой нож в брюхо. Медведь заревел и бросился на Стемида. Однако Стемид второй раз вонзил ему нож между лопаток, медведь снова взревел и подмял его под себя. В это время князь успел освободиться из-под коня и всадил медведю охотничий нож под сердце.
Медведь, грохнувшись на свою жертву, придавил её своею тяжестью.
Владимир попытался стащить с него зверя. Бедный Стемид истекал кровью.
В это время показались Извой и Руслав.
— Сюда, ко мне, на помощь! — крикнул князь.
Извой и Руслав стали помогать князю.
— Жив ли он? — волнуясь, спросил Владимир.
— Да, государь, жив! — прошептал Стемид. — Господи, смилуйся надо мною!..
— Христианин! — тихо произнёс Владимир.
— Да, христианин, — сказал Извой.
— Ты знаешь его?..
— Да, это рыбак Стемид...
— Бедный!.. Как он страдает... Эй, молодцы, — сказал он подъехавшим охотникам, — подите собирать дружину, а я останусь здесь с Извоем да Руславом... Руславушка, скорей воды!.. Вишь, как кровь льётся... Травки, Извоюшка, травки, обвязать раны... Авось, поможем...
Князь, оторвав от своей рубашки куски полотна, начал унимать кровь. Но Стемид лежал почти бездыханным.
— Нет, нет, ты должен жить, — сказал Владимир, осматривая раны. — Ты спас мне жизнь, и я спасу твою... Я сделаю тебя своим дружинником, награжу тебя почётом и золотом... Ты будешь счастлив...
— Ничего мне теперь не надо... К тому же золотом не купишь счастья, — простонал Стемид. — У тебя много его, а велико ли твоё счастье?.. Одна просьба, государь... за спасение твоей жизни спаси ту, которую я больше всего любил...
— О, говори, говори, что делать, кого спасти... Я всё сделаю...
— У тебя в теремах одна девушка, была ещё вдова, да она умерла, которую похитил Вышата в Купалин день... Одну зовут Оксаной, другую звали Светозорой... Оксана — моя невеста... Возврати её отцу, леснику Ерохе...
— Как, дочери Ерохи всё ещё у меня в терему! — воскликнул Владимир. — О них мне говорили Извой и Руслав, да Вышата молвил, что их нет в Предиславине...
— Не верь, государь... Я достоверно знаю, что одна здесь, а другая — умерла.
— Сегодня же она будет свободна...
— Она любила меня, и я любил её, как ты не любишь ни одну из твоих жён... Вышата разлучил меня с нею, и да накажет его за это справедливый Господь... Он позавидовал счастью моему, как завидует теперь счастью других... Но Бог с ним... Он велел прощать нам все обиды, и я с верою исполняю Его наказ... Я всё-таки счастлив, что Господь послал мне спасти твою жизнь, и в душе благодарю Его...
— Ты действительно христианин? — спросил Владимир.
— Да, государь, христианин, и если хочешь быть счастливым и спокойным, то верь, что есть Всемогущий Господь, видящий всю твою душу, все твои дела и помыслы, хорошие и не хорошие... Обратись к Нему с молитвой, и всякая кручина бежит от тебя...
В эту минуту вернулись Руслав и Извой; один с водой, другой с травами.
Обмыв раны, Владимир наблюдал, как их перевязывают, и вздыхал.
— Вот ты теперь, я вижу, часто вздыхаешь, — сказал Стемид, — думая о том, что произошло в продолжение твоего краткого княжения на киевском столе... Совесть мучит тебя за те жертвы, которые ты дозволил принести истукану, за кровь Феодора и Иоанна, которая пролита, благодаря твоей слабости: она вопиет к Богу... за ту страсть и разврат, которыми преисполнена твоя душа... Всё это видит Господь и терпит твоим грехам... Он многомилостив и ещё будет терпеть... Но внемли, государь, моим первым и последним мольбам... Прекрати всё и обратись к Тому, Кто истинный Господь неба и земли... Он исцелит все твои недуги и простит за всё...
— Ты прав, молодец, — угрюмо отвечал князь, — но натуры моей не изменить, коль сама не изменится.
— Если Господь потерпит твоим грехам, она должна измениться... Ты добр, государь, и справедлив и поэтому запомнишь слова простого рыбака... Они и в чертогах княжеских не дадут тебе покоя, если ты не исполнишь завета того, кто теперь спас твою жизнь, когда она нужна тебе для победы врагов Руси...
В это время подъехали княжеские дружинники, а с ними и Вышата.
— Что приключилось? — спросил воевода киевский, обращаясь к князю.
— Приключилось недоброе, — отвечал он. — Человек, который спас мне жизнь, умирает...
Действительно, Стемид еле дышал и, бросив последний взгляд на Извоя и Руслава, тихо закрыл глаза, потом снова открыл их и сказал:
— Благословляю тебя, князь... и с радостью умираю за... тебя. — Он остановил свой взгляд на Вышате... — А тебя прощаю, как Господь прощает нас... — Он вдруг захрипел и тут же затих.
— Умер? — спросил Владимир, нагибаясь к нему.
— Да, государь, — отвечал Извой, — преставился...
— Этого человека поручаю тебе похоронить, как подобает по вашему обряду, — сказал Владимир дрогнувшим голосом, — а ты, — обратился он к Вышате, — ответишь мне...
Он сел на коня одного из своих дружинников и отправился в Предиславино. Вышата, Извой, Руслав и другие, положив на носилки Стемида, понесли его в Предиславино, в сторожевой дом.
Как только Владимир приехал в Предиславино, он тотчас потребовал привести к себе Оксану. Он был так грозен, что ключник немедленно пошёл исполнять приказание.
— Оксана! — крикнул он, входя в терем Буслаевны. — К князю изволь пожаловать.
Девушка побледнела и упала к ногам Вышаты.
— Родимый, золотой мой, не веди меня к нему! — воскликнула она.
— Дура, чего ревёшь?.. Буслаевна, веди её... сам требует...
— Касаточка моя, подчинись воле княжеской, — уговаривала Буслаевна плачущую девушку. — Не съест он тебя, родимая... А может, он тебя и отпустит... Кланяйся ему, и почём знать... Ведь он добр и милостив... Я и сама изныла из-за тебя.
Слова Буслаевны, что князь может отпустить её, обнадёжили её, и она послушалась. Обтёрши слёзы, она пошла в сопровождении Буслаевны к князю.
Но едва только она вошла в светлицу, как повалилась на пол, к ногам князя, и зарыдала:
— Государь!., не держи меня у себя в терему.
— Не стану, не стану, Оксанушка, — ласково сказал князь, поднимая её. — Иди к своему отцу и обрадуй его... Пусть не скажет и он, что Владимир не милостив и не справедлив...
Оксана поднялась на ноги с просиявшим лицом и, видя в первый раз, после долгой разлуки, Извоя и Руслава, бросилась к ним... Но, заметив на глазах их слёзы, сердце её дрогнуло.
— Что ж это? — спросила она, изумляясь. — Я свободна, а вы плачете.
— Эх, касаточка! — вздохнул Тороп. — Не на радость ты вышла из терема...
— Отец?.. Стемид?.. Светлана?.. — спрашивала она.
— Отец жив, да...
— Стемид?.. — прошептала она, и слёзы опять показались на её глазах.
— Не плачь, красавица, — сказал Вышата, — твой желанный умер за князя, спасая ему жизнь...
— А-а-ах!.. — пронзительно крикнула девушка и упала.
Все кинулись к ней, но она не дышала...
— Воды! — крикнул князь.
Но вода была уже не нужна: падая, она ударилась виском о скамью, размозжила себе голову и более не вздохнула.
Владимир безумно посмотрел на Оксану, Буслаевну и Вышату.
— Боже!.. — в первый раз произнёс он, — да что ж это такое!.. Если ты действительно свят, то оставь испытывать меня, и я уверую в тебя!.. — вырвалось у него.
XXVIII