Симона отвернулась — его дыхание обдало ее жаром — и прошептала ему на ухо, что она вся горит, что еще никогда прикосновения мужчины не доставляли ей такого удовольствия и что она уже влажная от желания.
— Покажите мне свои волосы на лобке, — выдохнул он оскорбительное предложение.
— Мне нужно освободить грудь от корсета, — пробормотала она, слезая с кровати. Она ослабила ленту, крест-накрест пересекавшую ее корсет, вынула ее из петелек и обвила вокруг пальцев. Затем осторожно освободила обе груди из чашечек корсета так, словно предлагала угоститься персиками. Снова забравшись на постель, она разгладила юбки на бедрах и устремила на него сливочно-кремовый взгляд своих грудей.
— Моп amour, любовь моя, вы случайно не знаете некоего владельца рудников по имени Жан-Поль Дюбуа?
— Что? — промычал месье Руж, не в силах оторвать взгляд от ее задорно торчащих сосков.
— Кто такой месье Жан-Поль Дюбуа? — повторила она. — Вам доводилось иметь с ним дело?
— Нет, то есть да, — пробормотал месье Руж дрожащим голосом, и в одном его глазу отразилась озабоченность, а в другом — ужас.
Она смочила палец слюной и провела по его губам. После чего вынудила его сесть. Прежде чем он успел удариться в сексуальную истерию, она прошептала:
— Это ведь его сын учился в Сорбонне?
— Да, да, Сорбонна… бедный мальчик… он потерял руку.
Симона приподняла свои нижние юбки, раздвинула ноги и позволила месье Ружу краешком глаза взглянуть на свое лоно.
Он запустил обе руки ей под юбки и вцепился в ее ягодицы.
Симона уперлась одной рукой в изголовье кровати, а другой оттолкнула его.
— Сначала леди следует накормить, — строгим голосом заявила она.
Он с воодушевлением сопроводил ее в столовую и усадил за стол красного дерева, на котором стояли хрустальные бокалы, малиновые свечи и лежали салфетки с золотым обрезом. Он склонился над ней, заложив руку за спину, — ему явно доставляло удовольствие изображать метрдотеля.
— Присаживайтесь, мой ангел, и позвольте мне поухаживать за вами. — Он подвинул к ней блюдо с мясом по-татарски. Опустившись на стул на другом краю стола, он откинулся на спинку и наслаждался великолепным зрелищем. К своему угощению он не притронулся.
У нее свело желудок и едва не вывернуло наизнанку при виде сырого мяса, щедро сдобренного специями, усилившими его естественный или, правильнее сказать, неестественный цвет. Она прижала ко рту салфетку.
— Мой дорогой, славный поклонник, merci, благодарю вас за хлопоты, которые вы на себя взвалили. Но я вегетарианка. — Она протянула свою тарелку через стол и вывалила мясо на его тарелку, ограничившись томатным супом.
Удостоверившись, что она отведала его угощение, и надеясь, что оно пришлось ей по вкусу, он принялся за свой суп.
— После стольких безуспешных поисков святой женщины я чувствую, что как никогда близок к тому, чтобы наконец найти ее. И все эти годы мой желудок принимал только самое необходимое, чтобы поддержать мое существование. А сейчас я хочу еще супа.
Она до блеска облизала шоколадную конфету и сунула блестящий шарик в рот, ожидая, пока он закончит предаваться воспоминаниям, время от времени сочувственно поддакивая ему. Ее рыжие волосы позволили ей покорить и завоевать влиятельного мужчину из замкнутого мирка бриллиантов. Его вновь обретенный аппетит, надеялась она, сделает его более восприимчивым к ее расспросам.
Он сложил и положил на стол салфетку. В голос его вкралась нотка тревоги и сомнения, когда он пригласил ее отправиться обратно в постель. Ее запах, в котором сочетались ароматы арбуза и лесных ягод, ее поразительная способность находить скрытые эрогенные зоны повергли его в состояние экстатического наслаждения. Но ему не позволили ничего, кроме как мельком показали лобок. И он уже начал сомневаться в том, что она действительно натуральная шатенка.
Она поднялась, облокотилась на спинку стула и приподняла ворох своих юбок.
— Подойдите ко мне, опуститесь на колени и убедитесь, действительно ли я натуральная шатенка.
Он поцеловал шелковистую кожу ее бедер, лизнул розовую плоть и раздвинул волосы на лобке, словно искал там драгоценные камни. Чем внимательнее он изучал корни ее шелковистых волос, тем больше убеждался в том, что они того же цвета, что и локоны. Наконец-то ему удалось найти натуральную рыжую шатенку!
В крови у него бурлило экстатическое возбуждение, его охватила знакомая дрожь — первые симптомы, которые должны были завершиться взрывом. Он собрался с силами, согнулся пополам, сдерживаясь из последних сил и оттягивая момент извержения, чтобы сполна насладиться долгожданным освобождением. Он смотрел ей прямо в глаза, и в одном светилась нежность, а другой был полон вечной благодарности.
— Merci, мой милый ангел, большое, большое вам спасибо. А теперь присядьте и разделите со мною десерт.
Ее уже начинала тяготить его патологическая привязанность к пище красного цвета. Интересно, какой декадентский десерт он ей уготовил на этот раз?
Он исчез в соседней комнате и вновь появился с атласным мешочком в руках. Его ослепительная белизна радовала глаз, как может радовать вид белой бабочки в темно-красном саду. Он протянул мешочек ей.
Она развязала узелок и двумя пальцами достала содержимое.
Его разные глаза следили за каждым ее движением, и он произнес:
— Маленький подарок за то, что вы настоящая.
В изумлении Симона тряхнула головой, не веря своим глазам, — она держала в руке красный бриллиант, тот самый камень весом в пять карат, который он показывал ей в отеле «Ритц». Любая другая женщина на ее месте, пребывающая в здравом уме, наверняка сумела бы оценить столь щедрый дар, она же почувствовала себя оскорбленной. Это что, плата за сексуальные услуги? Во всяком случае, их возня в постели уж никак не носила сексуального характера с ее стороны. Она испытывала эмоциональную отчужденность, ведь она даже не снимала с себя юбок, равно как и не открыла ему свое сердце, хотя и позволила ему раздвинуть себе ноги.
Симона взглянула на красный бриллиант, лежащий на ладони. Нет, она не хотела заполучить этот драгоценный камень. Тот единственный, который был ей нужен, она носила в мочке уха.
— Я и не знала, что в природе встречаются такие большие красные бриллианты, — протянула она.
— Их добывают только в одном руднике в Южной Африке, — ответил он.
— Он принадлежит вам?
— О нет! Я всего лишь посредник со связями и огромными возможностями. Я приобретаю необработанные алмазы и занимаюсь их распространением. У меня своего рода нюх на тех, с кем можно иметь дело, и тех, кого следует избегать.
— Вы лично знакомы со всеми, с кем заключаете сделки?
— С большинством из них я на «ты».
— Вам не приходилось бывать на руднике месье Жан-Поля Дюбуа? — поинтересовалась она.
— Там не бывал никто, — последовал ответ. — Он сам организовал картель, замкнутый на одном-единственном человеке. Он продает камни на закрытых аукционах, и все его сделки осуществляются частным образом.
— А где он живет?
— Здесь! Там! Везде! В Египте. В Париже. По большей части в Намакваленде. — Он оборвал себя на полуслове, провел рукой по волосам и отряхнул кусочек стейка со своего галстука. — Это не должно беспокоить вас.
Она сомкнула пальцы на бриллианте.
— Благодарю вас. Это невероятный и восхитительный дар. После непродолжительного молчания она возобновила расспросы.
— Скажите мне, топ ami, есть ли у месье Жан-Поля Дюбуа какие-либо пороки, о которых вам известно?
— Его коллекция картин, — пробормотал месье Руж. — Он никогда не оставляет свои картины без присмотра, разве только для того, чтобы привезти очередную новинку. Бедняга… его совершенно не интересуют женщины.
При этих словах Симона встала со стула. Она повернулась к нему спиной, выражая таким образом свое отношение к мужчине, который отныне был ей неинтересен. Она застегнула верхние крючки корсета.