Разговор с Поупом растревожил Саймона. Если его предварительная версия верна и Оливия и Элайза по какой-то причине поменялись местами, то возникает много вопросов. Самое главное — зачем это было нужно и почему Элайза согласилась. Очевидный ответ на последний вопрос — деньги, хотя она могла так поступить и из преданности или по принуждению. Что же касается причины… Не рискнула ли Оливия завести любовника, уже будучи замужем, и не маскировалась ли она под Элайзу? Эта мысль заставила его вспомнить о нежеланном ребенке Оливии и задуматься о том, кто мог быть его отцом.

Это наверняка был кто-то, кого ее семья не приняла бы ни в коем случае в качестве ее мужа, потому что в противном случае все можно было устроить, если учесть, насколько страстно сэр Уолфорд жаждал иметь наследника мужского пола. В венчании беременной невесты не было ничего необычного, к тому же мода на широкие блузы и пышные юбки помогала скрыть округлившийся живот. А что касается даты рождения, то ему уже довелось наглядеться на якобы семимесячных младенцев, чьи размеры и развитие явно опровергали названную дату зачатия.

Хотя, возможно, идея, возникшая у него, когда он принял Оливию за призрак Элайзы, была всего лишь фантазией, и его сильно занесло, но откуда тогда взялись те деньги, которые горничная оставила матери? Пригрозила ли она Оливии, что расскажет сэру Уолфорду и Такеттам, что у Оливии были любовники? Имело ли это какое-то отношение к незаконному ребенку, которого носила Элайза? Был ли это ребенок Такетта и не пригрозила ли она ему рассказать все Оливии? Но, разумеется, убивать ее за это не было смысла. По опыту Саймона у таких молодых повес, как Такетт, часто рождались дети от служанок. Он мог предложить ей пять или даже десять гиней, чтобы она уехала и молчала, но сотню он никогда бы ей не дал. Он вполне мог похваляться своими достижениями перед друзьями, особенно если учесть, что законного наследника не предвиделось. Саймон никак не мог придумать ничего такого, что вынудило бы прибегнуть к такой мере, как убийство.

Потом еще это неуклюжее покушение на его собственную жизнь. Если она зародилась не у кого-то из семейства Уолфордов, тогда кому еще могли помешать его показания? Интересно, ограничатся ли они одной попыткой или попытаются еще? Он вспомнил, как хвастался перед Фрэнсисом Дауном на следствии своими способностями владеть мечом, и сильно усомнился, соответствует ли это сейчас действительности. Работа и плохая погода в последнее время мешали его тренировкам, так что он находился не в лучшей форме.

Не придя ни к какому удовлетворительному результату, Саймон решил обратиться к одному из своих пациентов, который держал фехтовальную школу за таверной «Зеленый Дракон», и узнать, не сможет ли тот дать ему несколько уроков.

Следующий час был напряженным. Тренер, понимая, что Саймон слегка «заржавел», сначала обошелся с ним легко, но через некоторое время задал ему перцу, так что Саймон весь покрылся потом и еле отдышался.

— Неплохо, — заметил учитель, — но тебе действительно не мешает потренироваться.

Саймон не возражал.

— Так трудно выбрать время, я в последние месяцы был сильно перегружен.

— Тогда что привело тебя сюда сегодня? — спросил тренер, вытирая свою рапиру, перед тем как убрать ее.

— Потому что мне нужна тренировка. И еще потому, что на этой неделе кто-то пытался меня убить.

Тренер замер.

— Всерьез?

— Очень даже всерьез, уверяю тебя.

— Скорее всего, это был воришка, потому что наверняка у врача мало врагов? — Саймон промолчал. — Похоже, ты сомневаешься. Или ты мне не все рассказал?

— Может быть, мне просто не повезло и я нарвался на обычного вора, но я больше склоняюсь к тому, что это связано с делом, которым я занимался, потому что покушение было сделано как раз перед тем, как я должен был давать показания на следствии. Если это так, то тот, кто стоит за этим, может попытаться снова.

— Понятно, — отозвался тренер. — И ты с ним боролся?

— Не смог. Он напал сзади в узкой аллее, я не мог выдернуть меч, даже если бы он со мной был. Я мог лишь вцепиться в него руками, видишь, что получилось. — Он поднял руку с заживающим шрамом.

Тренер посмотрел на шрам.

— Если дело обстоит таким образом, то полагаю, тебе следует вернуться к регулярным тренировками и всегда брать с собой рапиру. Я могу показать тебе, в меру своих способностей, как бороться с убийцей, нападающим сзади с кинжалом или веревкой, если ты считаешь, что это пойдет тебе на пользу. Если хочешь, могу научить тебя нескольким броскам и падениям, пока ты еще полностью не одеревенел.

Когда Саймон добрался до дому, у него болел каждый мускул, но, несмотря на это, раздражение и беспокойство не оставляли его. В конце концов, предупредив Анну, что его не будет к ужину, он снова вышел из дома, поел в таверне и зашел в игорный дом — что с ним случалось крайне редко, — где бросал кости почти до полуночи, после чего снял знакомую проститутку, с которой ему доводилось иметь дело раньше. С ней он отправился в ее комнату и после некоторых физических упражнений заснул как бревно.

Домой он вернулся на следующий день рано утром. Там он застал не одного, а целых двух посыльных, слоняющихся по дому со срочными посланиями для него. Бросив плащ и меч в угол, Саймон направился в кухню и потребовал завтрак, во время которого он ознакомился с посланиями. Первое — скорее приказание, чем приглашение, — было от сэра Томаса Монктона, настаивающего, чтобы он навестил его как можно скорее в суде. Затем он обратил свое внимание на второе послание, и сердце его упало, когда он разглядел печать Королевского колледжа врачей. Их приказ он никак не мог оспорить. Они повелевали ему явиться на специальное заседание Совета, которое состоится сегодня же в три часа, и дать объяснения по поводу серьезного обвинения.

Кто-то трудился не покладая рук. Ему трудно было поверить, что эти два требования не связаны, но, каким образом сюда впутался Королевский колледж, он не мог себе представить, хотя ничуть не сомневался, основываясь на прошлом опыте, что они найдут повод устроить ему обструкцию. Ему в голову пришла ужасная мысль. Что, если это как-то связано с пропавшим маковым сиропом?

Он отправился на первую встречу, с сэром Томасом Монктоном, в подавленном настроении. Он пришел, назвался и вынужден был прождать за дверями более получаса или даже дольше. Когда его наконец впустили, Монктон не стал терять времени и сразу перешел к делу.

— А, доктор Форман, я тут получил письмо от сэра Уолфорда Барнеса, на которое, как мне кажется, вам следует обратить серьезное внимание. В письме он пишет, что его дочь рассказала ему, будто ее горничная завела себе буйного любовника, который несколько раз нападал на нее. Несмотря на увещевания хозяйки, девушка отказывалась его прогнать. Что вы на это скажете?

Значит, вот в чем дело.

— Тогда странно, почему леди Оливия Такетт не сообщила эту информацию на следствии сама или не послала мистер Дауна, который, по-видимому, тоже был свидетелем.

Монктон снова взглянул на письмо.

— Сэр Уолфорд пишет, что леди Такетт была очень расстроена смертью горничной и не считала свою информацию важной, пока не узнала о приговоре. Она ведь полагала, что девушка утопилась сама. Скорее всего, этот ее любовник моряк и сейчас находится уже далеко, если он понимает, что ему грозит. Таким образом, дело можно считать законченным, как вы считаете?

— Возможно. Хотя я думаю, что вряд ли у девушки был буйный любовник, да и вообще, вряд ли у нее был любовник, за исключением самого последнего времени.

Монктон раздраженно вздохнул.

— То, что вы думаете, доктор Форман, вряд ли имеет значение. Мы имеем логичное объяснение, так что я предлагаю на этом дело закончить. Мы и так огорчили сэра Уолфорда и его семью, впутав их по вашей инициативе и…

— Он никак не мог этого избежать, ведь девушка была горничной его дочери, — перебил его Саймон.