Когда на верхушке самой высокой елки и в самом деле обнаружили келаря его милости архиепископа Зальцбургского, то весь народ так хохотал, что со спасением пришлось повременить, покуда епископские слуги не отсмеялись. Те, кто был посмелее, вскарабкались на елку, обвязали толстопузого келаря канатом и с превеликим трудом и немалыми усилиями, а также и с немалым весельем стащи-ли-таки горемыку вниз на твердую землю. Тот не в силах был сам сделать ни шагу и до того ослаб, что пришлось нести его в город на носилках. Там он был сдан на руки господину своему архиепископу, которому и рассказал, все еще трясясь от страха, приключения минувшей ночи, и епископ, надо полагать, втихомолку хохотал от души, как и все зальцбуржцы. А о том, кто побывал в погребе и устроил келарю ту прогулку по воздуху — так тогда и не дознались.

Лишь много лет спустя прошел слух, что к полету на лестнице не иначе, как приложил руку сам знаменитый доктор Фауст. Что до келаря, то у него с тех пор раз и навсегда пропала охота пропускать глоток вина на сон грядущий. За все сокровища мира не согласился бы он больше спуститься в погреб после того, как колокола прозвонят к вечерне.

Император Карл из Унтерсберга

Много всякого странного рассказывают об Унтерсберге. Говорят, что в этих могучих горах неподалеку от Зальцбурга водятся разные удивительные существа. А еще сказывают, будто здесь полным-полно сокровищ. Карлики и великаны, храбрые удальцы и князья живут там, есть и лешие с лешачихами, только людям они никакого вреда не причиняют. Самая же большая тайна той горы — старый император, который спит где-то там, в самой середке, и дожидается своего часа. Редко выходит он из укрытия и только, может, раз в сто лет попадается на глаза кому-нибудь из смертных.

Вот как-то раз пас бедный мальчишка-подпасок свое стадо у подножья Унтерсберга. Сидит он себе на поросшем мхом валуне и, довольный такой, дудочку вырезывает. Тут откуда ни возьмись, как из-под земли, карлик перед ним вырос и говорит:

— Эй, сынок, не хочешь ли ты императора Карла из Унтерсберга повидать?

— Как же не хотеть, еще как хочу! — ответил ему пастушок недолго думая.

В стародавние времена, когда все было не так, как нынче, унтерсбергские карлики частенько людям на пути попадались, и потому наш пастушок маленького человечка нисколечко не испугался.

— Ну, тогда пошли! — сказал карлик, махнул рукой и посеменил вперед. Мальчик же безо всякого страха последовал за ним. Шли они шли, через кусты, по осыпям, по ущельям и расселинам, забрались уже в самое сердце гор, и там-то наконец остановились перед какой-то железной дверью, которая как будто была заперта крепко-накрепко.

Нигде не видно было ни замка, ни запора. Пастушок стоит себе, ждет, что же дальше будет. А карлик только руку поднял, тут дверь с жутким грохотом и отворилась сама по себе. Не успел пастушок опомниться, как очутились они в большом-пребольшом роскошном зале. Своды того зала отливали серебром, и все вокруг усеяно было драгоценными каменьями. Удивился пастух, огляделся по сторонам и видит: вокруг полным-полно рыцарей да великанов, только все они сидят, застывшие, словно каменные изваяния.

А посередине огромного зала сидел сам старый император на золотом троне. Перед ним стоял здоровенный стол с тяжелой мраморной столешницей. Уставился паренек на драгоценную корону и ни вздохнуть, ни слова вымолвить не может. Император же сидел с закрытыми глазами, будто спал. Его серебристая борода два раза вокруг того мраморного стола обернулась. И было тут множество людей благородного звания: графы, князья, прелаты да священники. Все как один в дорогих одеждах или в сверкающих доспехах, сидят, головы повесили, молчат недвижимые, погруженные, как и сам император, в глубочайший сон.

А пастушок все стоит, смотрит на всю эту красоту как завороженный, глаз оторвать не может. Но тут подумал он, что нехорошо это — стоять перед такой важной персоной и пялиться. Преклонил он тогда колена перед императором и поприветствовал его так вежливо, как только умел. В тот же миг поднял император голову, приоткрыл глаза и, как будто еще не вполне очнувшись, посмотрел на мальчика.

— Дитя мое, — заговорил он, — скажи-ка мне, летают ли еще вороны над горой?

— Да, господин мой, летают, — ответил пастушок.

Поник император головой и жалобно так сказал:

— Значит, мне еще сто лет спать придется!

Тут закрылись у него глаза и погрузился он снова в глубокий сон, а вместе с ним заснули опять все рыцари и придворные, которые вместе с императором ото сна пробудились.

Карлик подал мальчику знак и молча повел его из зала через горы к пастбищу, где по-прежнему мирно паслось его стадо, поджидавшее своего пастуха. Там карлик щедро наградил паренька и в тот же миг исчез, так же неожиданно, как и появился.

Мать-сова из деревни Целль и ее дети

Жил-был однажды в деревне Целль, что стоит на берегу озера, богатый крестьянин, которого за трудолюбие и порядочность почитали и односельчане, и жители всей округи. Только вот о его жене люди отзывались совсем иначе. Она была нерадивой, ленивой и расточительной и даже о детях почти не заботилась. Но случилось так, что крестьянин тяжело заболел и вскоре умер.

Хозяйство досталось его жене, а она и обрадовалась, что теперь то уж может ни перед кем не отчитываться.

Вдова легкомысленно сорила деньгами направо и налево и вскоре осталась ни с чем. Нисколько не задумываясь, она, где могла, назанимала столько денег, что вскоре подворье за долги пошло с молотка, а хозяйке оставалось только идти на поклон к добрым людям — авось, дадут ей на бедность. Но она отправляла за милостыней детей, а подаяние, которое малыши приносили домой, снова быстро проматывала. Если дети за день собирали меньше денег, чем ей хотелось, она не давала им есть, колотила и бранилась.

Однажды, когда детишки пришли домой с пустыми руками, мать устроила им голодный пост. Малыши, которые и накануне почти ничего не ели, стали плакать и просить хоть кусочек хлеба. Их плач так надоел крестьянке, что она со злостью закричала:

— Перестаньте, наконец, вопить! Чтоб вы окаменели, тогда у меня хоть будет покой!

Не успела она произнести эти слова, как небо внезапно заволокли густыми черными тучами. Разразилась сильная гроза, какой в этих краях еще никто не видел. Когда небо прояснилось и стих ветер, на том месте, где только что стояли малыши, вместо них остались два больших камня, чем-то похожие на пропавших детей. Мать закричала от ужаса.

Теперь, когда уже было слишком поздно, в ней внезапно проснулась материнская любовь: она бросилась на каменные глыбы, стала обнимать их, причитать и плакать. Но ее дети превратились в холодные камни, как она сама того пожелала.

С того дня женщина исчезла и больше не появлялась в деревне. Через несколько дней крестьяне увидели сову, которая с жалобным криком кружила над каменными изваяниями. Это была мать несчастных детей. Днем она совой кружила над ними, ночью в прежнем обличьи, не знал покоя, бродила вокруг. В былые времена не один путник, должно быть, видел, как она ночью плача ходила вокруг камней.

Пропавшее свадебное шествие

Солнечным майским днем жених с невестой и приглашенными на свадьбу гостями по пути из Гредига в Санкт-Леонхард проходили мимо Унтерсберга.

Впереди шагали музыканты со скрипками и флейтами и наигрывали веселые напевы, за ними, болтая и смеясь, остальная компания; всем было весело, и никого не смущало, если кто-то из музыкантов вдруг сбивался с тона.

Нарядная невеста в свадебном венце на уложенных короной косах была чудо как хороша, и глаза ее сияли от счастья.

Шляпы мужчин были украшены веточками розмарина и гвоздики, шелковые ленты на женских передниках трепетали на ветру, а серебряные украшения сверкали в солнечных лучах.

— Слыхали вы, что здесь неподалеку когда-то исчез император со всем своим войском? — спросил один из гостей.