Когда Теофраст лежал при смерти в своем доме на площади Плацль в Зальцбурге и почувствовал, что конец уже близок, то подозвал своего слугу, отдал ему пузырек с жидкостью золотистого цвета и приказал вылить его содержимое в реку Зальцах. Слуга же решил, что в пузырьке — волшебный эликсир, при помощи которого его господин столь чудесным образом исцелял людей. «Дураком же я буду, — подумал слуга, — если выполню это приказание моего господина. Вылить содержимое пузырька? Да ни за что на свете! Это же наивернейший способ стать в скором времени богатым и уважаемым человеком».

Он отправился к реке, побродил по берегу, пузырек же оставил надежно спрятанным в кармане своего кафтана. Когда через некоторое время он возвратился к своему хозяину, то сказал: «Господин мой, я сделал все, как вы мне приказывали».

«А когда жидкость влилась в воды, — спросил Теофраст, — ты ничего не увидел?»

«Ничего», — отвечал удивленный слуга.

Поднялся тогда Парацельс в гневе со своего ложа и воскликнул: «Ах ты негодник! Так-то ты выполняешь мои поручения! Ты меня обмануть хотел! Сей же час ступай и действительно вылей эту жидкость в Зальцах, а не то, видит Бог, ты об этом пожалеешь!»

В страхе убежал слуга, кинулся к реке и вылил содержимое пузырька в воду. А как только раствор смешался с водами Зальцах, засверкала река, словно чистое золото. С тех пор и находят на дне Зальцах золотой песок.

Что же касается Теофраста Парацельса, то по прошествии нескольких дней он умер в своем доме на площади Плацль в Зальцбурге.

Подледный луг

Слыхали вы когда-нибудь, отчего вершина Хохкенига сплошь покрыта глетчером, который блистает и искрится в солнечных лучах тысячами ледяных кристаллов? Нет? Тогда слушайте!

Когда-то давно там простирались выгоны и пастбища с травами по колено, и стада коров мирно паслись на тучных лугах. Пастушьи хижины были ухожены, коровницы-хуторянки хороши собой и охочи не только до работы, но и до песен. А работы у них было хоть отбавляй, ибо нигде больше в округе коровы не давали столько молока. Причиной тому, верно, были нежное сено и сочные душистые травы, которые росли там в изобилии. Наконец пришел день, когда масло, и сыр, и молоко некуда стало девать, столь велико было благословение над этим краем.

Хуторянки разбогатели, в кошельках у них зазвенело золото. Не диво, что привольная жизнь в достатке быстро научила их высокомерию и чванству, и они уже не знали, что делать со своим богатством. Хотите верьте, хотите нет — бубенчикам на шеях у коров полагалось быть из чистого серебра. И до того они чудесно звенели, эти серебряные бубенцы, что хуторянок взяла обида за своих быков — чем те хуже? Сказано — сделано: быки отныне щеголяли вызолоченными рогами, которые так и сверкали на солнце. Но и этого хуторянкам было мало. Они ели и пили, сколько душе угодно, а на прозрачную воду из горных источников и смотреть больше не хотели: вместо нее им доставляли бочками лучшее вино из погребов епископа Зальцбургского. На свои развеселые праздники они сзывали самых бедовых охотников со всей округи и распевали и отплясывали с ними ночи напролет.

Когда-то прежде они славились своим благочестием, ныне же совсем позабыли чтить Господа и обходились с его дарами так, словно те даются человеку не во благо его жизни, а только удовольствия ради. Девицы желали, чтобы их руки и лица были нежные и холеные, как у графинь; они купались в молоке, а искупавшись, так и выплескивали его целыми лоханками. Дорожки между домами эти гордячки мостили сырными головами, а на замазку пускали свежее масло и шутили, будто все это на тот случай, чтобы нечистому было чем полакомиться, если он со своей братией как-нибудь заявится к ним ночью. Из золотистого масла они скатывали шары и играли ими — словом, вконец избаловались с жиру.

Но вот однажды к ним на пастбище забрел бедный странник, который падал с ног от усталости, только вместо привета он услышал громкую брань. «Черт тебя принес, у черта и ищи себе приют! — ругались хуторянки. — Нам непрошеных гостей не надо!» У бедняги не достало проворства поскорее унести ноги, и женщины в ярости погнали его метлами прочь.

Едва путешественник скрылся из виду, как черные грозные тучи заклубились над пиком Чертов Рог и наползли на пастбище. Разыгралась буря, град и снег посыпались из туч на испуганных до смерти женщин. Напрасно пытались они укрыться в долине. Снежная буря погребла их под собой вместе с домами и стадами, и вечный лед навсегда сковал некогда цветущие луга.

До сего дня лежат они подо льдом, и глетчер вдали у самой вершины Хохкенига зовется у людей с тех пор «Подледный луг».

Вайтмозеры из Гаштайнской долины

Тому, кто хочет поведать о бесчисленных горных богатствах Гаштайнской долины и Рауриса, нельзя не упомянуть имя Вайтмозеров. Это семейство теснейшим образом связано как с расцветом, так и с упадком горного дела в этом крае.

Эразмус Вайтмозер был простым крестьянином, работавшим в Гаштайнской долине. Он пахал неплодоносную землю здешних полей — тем и кормилась его семья. Жизнь крестьянина была тяжелой, а урожай — скудным. Но Эразмус был не лыком шит, он не хотел идти по стопам своих предков, которые оставляли детям в наследство лишь нищету и тяжкий труд. Во время работы на полях он видел горы, и таящиеся в их глубине сокровища не выходили у него из головы. И вот в один прекрасный день он сменил холстину крестьянина на горняцкую куртку и принялся искать золото.

Эразмус был твердо убежден, что золото где-то близко, и не останавливался ни перед какими трудностями. Он сам копал днем и ночью, нанимал рабочих, и в конце концов докопался до золотоносной руды. Но настоящие золотые жилы проходили глубже, и прежде чем он наткнулся на них, у него кончились деньги. Не нашлось ни одного человека, который хотел бы вложить свои деньги в это ненадежное дело. Кредиторы — а таких набралось множество, ведь без долгов ему было не обойтись — испугались и не переставали торопить его с отдачей долга. Напрасно упрашивал он их еще немного подождать и потерпеть. Но однажды эта история дошла до ушей самого Зальцбургского архиепископа, Леонарда фон Койчаха. Объятый любопытством, архиепископ приказал вызвать Вайтмозера в свою резиденцию. Вайтмозер произвел на него впечатление честного, порядочного человека, и уж никак не похож был на пустого болтуна. Одним словом, он завоевал доверие архиепископа, и тот выдал ему приличную сумму денег и поручил продолжать работы. Эразмусу не нужно было повторять, и он принялся за работу с удвоенной силой. Его упорство не осталось без награды. Еще задолго до того, как занятые деньги кончились, Вайтмозер добыл на-гора богатую золотом руду. Радостные работники то и дело приносили ему золотые и серебряные слитки.

Земля все охотнее отдавала свои богатства. Кучки золота росли, и вскоре Эразмус стал самым богатым человеком в долине. Всю его жизнь изобилие не прекращалось, и даже лежа на смертном одре, он услышал от своих помощников, что открыта новая, необыкновенно богатая жила.

Горняцкое счастье не изменило и его сыну Кристофу. Люди считали, что он владеет несметными богатствами; тайком они рассказывали друг другу, что Кристоф закопал на опушке леса невероятных размеров клад, а в его доме лежит такая груда золота, что в ней можно зарыть целую лошадь вместе со всадником.

Кристоф Вайтмозер арендовал шахты и заводы, покупал великолепные замки и огромные имения. Он стал таким богатым, что к его дочерям сватались графы и князья, ведь каждой он мог дать в приданое тысячи золотых гульденов. Сыновьям же он завещал целый миллион золотых. Его везде знали и почитали, и даже графы входили в круг его друзей. Жена Кристофа была красивой и гордой, но уж очень жесткосердной. Богатство вскружило ей голову, и вместо того чтобы благодарить судьбу за счастье своей семьи, она презрительно относилась к простолюдинам, жила в роскоши, разбазаривала деньги и высмеивала обедневших крестьян и нищих. Тщеславная женщина расхаживала повсюду в дорогих одеждах и обвешивалась огромными бриллиантами — на зависть всякой княгине. Ее заносчивость и кичливость были известны всей округе, и в скором времени о ней повсюду пошла слава самой жестокой женщины.