Последние дни пребывания в больнице тянулись исключительно медленно. Ни длинные разговоры с Парижем, ни последние уроки французского с Петей, ни свободные рассуждения «за жизнь» с Андреем Генриховичем, и прочее, и прочее не ускоряли размеренного движения часовой стрелки.

Наконец наступило долгожданное завтра: в палате мама-Леночка устроила короткий прием – прощание а-ля фуршет. Заходили все, кто лечил Алешу, и для каждого он находил теплые слова благодарности, женщинам целовал руку, обнимался с мужчинами и для каждого находился небольшой сувенир, присланный Наташей. И в свой адрес он услышал много хороших слов: что он собранный, дисциплинированный, выполнял четко все врачебные предписания, что он стоически превозмогал боль, оставаясь доброжелательным, приветливым и веселым. Он сумел многим передать свою увлеченность в изучении языков, а среди медперсонала у него появились ученики, с которыми и после выхода из больницы он не намерен прекращать общение.

Во второй половине дня в клинику прибыл французский консул с официальным письмом от посла, в котором от имени Президента Франции выражалась благодарность за исцеление французского подданного Алеши Седова от тяжелой болезни, а также состоялся акт передачи НИИ дорогостоящей медицинской аппаратуры и приглашения для лечивших Алешу врачей посетить Францию. В присутствии советских и иностранных корреспондентов Александр Александрович рассказал об операции, о ее сложностях, которые были предвидены заранее, а затем показали кинокадры о состоянии Алеши до операции. И после этого попросили выйти Алешу. Он вышел на сцену на костылях, потом отложил их в сторону, сел на стул, встал со стула, прошел по сцене и, с подстраховкой Андрея Генриховича, спустился в зрительный зал по крутой лестнице. Зал встал и зааплодировал, и Алеша попросил слова.

– Господа, дорогие товарищи! На свете нет человека счастливее меня. Более четырех лет я был прикован к инвалидной коляске или к больничной койке. А мне так хотелось жить, как все здоровые люди! Я хочу работать с полной отдачей моих сил и знаний, заниматься своим любимым делом, лингвистикой. И эту возможность мне дали замечательные врачи клиники во главе с Александром Александровичем! Большое вам спасибо, каждого из вас я буду помнить всегда! Вы замечательные люди, я вас люблю! Месяца через полтора я отброшу костыли и поеду домой, в Париж. Только не знаю, надолго ли. Теперь я буду разрываться между Парижем и Москвой, буду вместе с моей мамой делать все возможное для сближения Франции с моей исторической родиной – Россией! Спасибо за все!

Когда кончилась демонстрация Алешиных успехов, Таня спросила:

– А почему ты ничего не рассказал о своей маме?

– Она мне запретила. У нее свои соображения на сей счет, мне не понятные.

Возвращались в машине Дана.

– Танюшка, я тебя люблю, обожаю и преклоняюсь! Да здравствует красота моей сестры, умение работать и терпимое отношение ко мне, ура! Насчет «терпимого отношения» – это шутка. Теперь я знаю, что ты любишь меня, как и я тебя, на всю жизнь, и ничто нас не разъединит – ни границы, ни идеология. Ура няне Груше, тете Светочке и дяде Дану! Ура всем хорошим людям на свете! А плохих я не видел: то ли не успел, то ли они не существуют. Мне хочется побродить по свету, поговорить с людьми, живущими в очагах древнейших цивилизаций. Но для этого надо иметь много физических сил, потому что ответ на мои вопросы можно найти на Востоке в Кумранских пещерах или еще дальше – в Месопотамии. И все же скорее всего я не буду заниматься археологией. Я буду работать над документами в библиотеках мира, буду собирать по крупицам историю языков. Надеюсь на интуицию как предчувствие открытий. Дядя Дан, когда окончательно брошу костыли, начнем играть с вами в футбол, чтобы укреплять ноги. Все! Вы слышали монолог счастливого человека.

– Вот, дурачок! Когда ты повзрослеешь, дорогой братишка? Вылезай, приехали.

Мария Сергеевна всю свою жизнь проработала медицинской сестрой в хирургическом отделении клиники, хорошо знала всю семью Елены Федоровны. Два года назад похоронила мужа и, оставшись одна, долго не решалась выходить на пенсию. И Леночка предложила Марии Сергеевне переселиться к ним на дачу, содержать дачу и участок в порядке и кормить семью или приезжающих друзей, одним словом, быть хозяйкой дома. Мария Сергеевна с радостью согласилась, так как больше всего боялась одиночества, а тут возникла нежданная перспектива жить рядом с приятными ей людьми.

И в начале мая Алексей Петрович перевез Марию Сергеевну с ее личными вещами на дачу. Она поселилась в комнате на первом этаже, рядом с входом в дом. Комната была просторной, светлой, из окна которой были видны крыльцо дома и калитка на участок. Калитка освещалась малым прожектором. Дача Марии Сергеевне очень понравилась. Вода в дом подавалась от водонапорной башни дачного поселка, отопление обеспечивалось автоматизированной газовой колонкой, в большой кухне установлена газовая плита, на первом этаже просторная ванная комната, душевая – на втором, подведена канализация, включенная в центральную сеть поселка. Но дом еще надо обставить мебелью, приобрести бытовую технику и многое другое. Мария Сергеевна, женщина хозяйственная, самостоятельная, по своей инициативе купила в Звенигороде и в Москве кровати, столы, стулья, платьевые шкафы и договорилась об их доставке. Стиральную машину, холодильник, телевизор и прочее привезли из Москвы накануне приезда семьи.

Как-то в субботний день всем семейством, включая, естественно, хвостатых, отправились на дачу на двух машинах. За руль села Леночка, а Алексей Петрович перебрался на заднее сиденье машины Дана, которую вела Светлана, – коллегам было о чем поговорить. Дуся была уже старенькой и, устроившись на коленях у Алеши-младшего, всю дорогу проспала.

– Поздравляю с первым приездом в собственный дом семьи с друзьями. О, и Алеша приехал – это замечательно! На этом воздухе ты скоро окончательно поправишься, – с улыбкой встретила приехавших Мария Сергеевна.

– Спасибо, я очень рад, что теперь вы будете здесь находиться, – Алеша обнял и расцеловал Марию Сергеевну.

Затем состоялась знакомство с домом, и настроение у всех было радостное. Из Танюшиной комнаты открывался чудесный вид на Москва-реку.

– А теперь, как любимая дщерь, я могу сказать своему дорогому папке и не менее дорогой мамуле, что отсутствие Женевского озера перед окнами моих комнат и в Москве, и здесь я благосклонно прощаю. Молодцы родители, продолжайте и впредь в таком же духе.

– Ну и остер же, девка, у тебя язычок. Накажу когда-нибудь, и папка с мамкой не помогут.

– Нянечка, нянюшенька, миленькая, дорогая, золотая, брильянтовая, это я от радости, от счастья, что они меня родили.

– Уж, я когда-нибудь задам тебе трепку, красна девица…

– По попе, да? Дорогая и любимая, и единственная нянюшка, дай я тебя обниму и поцелую.

– Ладно, ладно, стрекоза, подлизываться. Иди ко мне, моя девонька, никому тебя не отдам.

Потом все вместе вышли в сад. Зита с радостным лаем носилась вокруг любимых людей и вдруг от избытка переполнившего ее счастья, запрокинув голову заголосила – она не знала, как по-иному выразить свое превосходнейшее собачье настроение.

– Зитулька, тебе здесь нравится, и все мы тебе нравимся, и жизнь превосходна, да, моя дорогая собачка, – обнимая ее, прошептала Светлана в висящие как два лопуха уха, – а теперь иди к Алеше, он сидит на крыльце и ждет тебя.

Собака стремглав с радостным лаем кинулась к нему и стала прыгать вокруг Алеши, стараясь лизнуть его в губы, а не в ухо, которое он ей подставлял. Наконец ему удалось успокоить Зиту, притянув к себе и прижав ее мордочку к своему лицу. В такой позе их и сфотографировала Таня.

Потом пошли к реке, протекающей неподалеку, метрах в трехстах от участка. Временами останавливались, чтобы дать отдохнуть Алеше. День был теплый, солнечный, на песчаном пляже загорали и купались дети. И Таня решила искупаться, и тут же изъявили желание присоединиться к ней Алексей Петрович и Дан. И только Леночка и тетя Груша остались с Алешей-младшим.