— Знаю, — он остановился у входа на парковку, давая ей время принять решение. — Я уже сказал им, что отвезу тебя домой.

— Когда ты это сделал?

— Когда только приехал сюда.

Хоуп посмотрела на затененное лицо Дилана. Сможет ли она сделать это? Сможет ли она провести с ним ночь и чувствовать себя хорошо наутро?

— Ты был так уверен в себе?

Он покачал головой.

— Нет, я надеялся, что ты позволишь мне уговорить тебя раздеться, но не был ни в чем уверен. И все еще не уверен. — Он передвинул руку с ее талии на обнаженное плечо. — Я не собирался приходить сюда сегодня. Я не собирался появляться в городе еще пару недель.

Сможет ли она? Сможет ли она оставить в стороне все эмоции и сделать это так, как делают мужчины? Сможет ли она быть мужчиной?

— Помнишь, когда ты спросила, есть ли у меня неконтролируемое желание? — спросил он, скользя ладонью вниз по руке Хоуп, чтобы сжать ее пальцы. — Так вот, есть. У меня есть неконтролируемое желание тебя.

Да, она сможет. И все остатки ее жалкой сдержанности растаяли прямо там, в самом центре дикой местности Айдахо. Прямо там, в ее фальшивой татушке и пивной шляпе.

— Хорошо, — прошептала Хоуп. — Я хочу поехать домой с тобой.

— Слава Богу, — прошептал он в ответ.

Хоуп подумала, что Дилан поцелует ее. Легкий романтический поцелуй под луной и звездами, но шериф этого не сделал. А чуть не выдернул ее из сандалий. Они шли через ряды машин, автомобилей-универсалов и джипов. Он тащил ее за собой, пока они не добрались до темно-синего грузовика. Открыв дверь, Дилан почти затолкал Хоуп внутрь. И меньше чем через минуту завел мотор, тронул грузовик с места, и они направились прочь от ярмарки. В кабине была полная темнота, и лишь слабый свет от приборной доски освещал нижнюю часть лица Дилана. Хоуп смотрела на его профиль, сидя на пассажирском месте. Шериф уставился прямо перед собой, убийственно серьезный.

Он вцепился в руль, и Хоуп спросила себя, не передумал ли он?

— Дилан, что не так?

— Ничего.

— Тогда почему ты смотришь только вперед.

— Я просто пытаюсь удержать грузовик на дороге, но это чертовски трудно, потому что я все время думаю о том, как запущу руку в твои трусики, — взглянув на нее, он снова сосредоточился на темном шоссе. — Я не хочу съехать на обочину и запрыгнуть на тебя, прежде чем мы доберемся домой. — Хоуп засмеялась, и он покачал головой: — Это не смешно.

— Может, тебе стоит что-нибудь декламировать про себя?

— Пытался. Не работает.

— Я помогу тебе. — Хоуп бросила свою шляпу на пол и подвинулась на сиденье. — Давай попробуем что-нибудь несексуальное. — Она встала на колени рядом с Диланом. — Восемьдесят семь лет назад наши отцы основали на этом континенте новую нацию. — Она бросила потертую ковбойскую шляпу рядом со своей, затем потянула за его рубашку, по одной расстегивая пуговицы, пока та полностью не распахнулась. Скользнула рукой внутрь, и он резко втянул воздух. Его мышцы расслаблялись и сжимались под ее прикосновениями. — Взращенную в условиях свободы и преданную принципу, согласно которому все люди созданы равными.

Она пробежала пальцами по коротким волоскам на его груди. Авраам Линкольн ошибался. Не все люди созданы равными. Некоторые обладают большим, чем другие. Большим шармом и более красивой внешностью, у них есть что-то, что трудно описать словами. Но чем бы это ни было, на долю Дилана выпало более, чем достаточно.

Он взял ее за руку и прижал ладонь к своей груди, так что Хоуп не могла пошевелиться. Она поцеловала его шею, скользя открытым ртом до самой впадинки на горле, пробуя на вкус его лосьон после бритья и теплую кожу.

— Хоуп, я почти ничего не вижу.

— Тебе не нужно видеть. — Она сдвинула руку Дилана со своей, положила его ладонь на свою грудь и выдохнула: — Ты большой мальчик, знаешь что делать, — прямо перед тем, как втянуть в рот кожу на его шее.

— Иисусе, — сильные пальцы сомкнулись на ее ладони, и он с шумом выдохнул весь воздух, который был у него в легких.

Грудь потяжелела, соски напряглись, и Хоуп вытащила рубашку из джинсов Дилана. Посмотрела на волоски на его груди. Золотой свет от приборной доски высвечивал короткие завитки и сиял на упругой коже. Грузовик ехал по шоссе, а Хоуп вела пальцами вниз по тонкой линии волос до плоского живота Дилана.

— Помогает? — она передвинула руку к молнии на джинсах и сквозь жесткую ткань прижала ладонь к его каменно-твердому члену, чья длина просто впечатляла. — Ты не ответил на мой вопрос, — сказала Хоуп. Ее внутренности плавились.

— Когда ты так трогаешь меня, я не могу вспомнить, о чем он был.

Она проложила дорожку из поцелуев к его ключице:

— У тебя все еще есть проблемы с тем, как удержать грузовик на дороге?

— Черт, да.

У нее появилось странное чувство, будто грузовик перевернулся. Следующее, что Хоуп поняла, — они остановились, и она лежит на спине на сиденье, глядя на темное лицо Дилана. И он поцеловал ее. Долгим и жестким поцелуем. Язык его вторгся в ее рот. Юбка задралась до талии, и Дилан опустился на колени между ее ног. Вжался в пах Хоуп и, возможно, причинил бы ей боль, если бы она так сильно не хотела его. Обхватив его ногами за талию, она положила ладони ему на лицо, целуя так, как он целовал ее… как будто никогда не будет достаточно. Не будет достаточно губ, языков или горячей расплавленной лавы, несущейся по их телам.

Задев ногой клаксон, Дилан отстранился, задыхаясь. Его рубашка была распахнута, а взгляд казался диким в темноте кабины.

— Давай выберемся отсюда, — сказал он, каким-то образом умудрившись вытащить их обоих из грузовика. Прежде чем направиться к задней двери дома, он взял коробку презервативов из бардачка.

Хоуп взглянула через плечо на машину, припаркованную сбоку от дома, как будто ее занесло перед остановкой. И не могла вспомнить, занесло их или нет. Она почти ничего не могла вспомнить после ощущения на своем языке вкуса кожи Дилана.

Когда они зашли на кухню, он нажал выключатель у задней двери, бросив ключи и коробку с презервативами на столешницу. Хоуп прищурилась от света лампы над головой, отбрасывавшей блики на голубые стены, белый пол и кухонную утварь. Мраморную столешницу и деревянный стол в центре комнаты. Хоуп удивили кусочки белого пирога с засахаренными персиками наверху, лежавшего на столе, но потом Дилан снял рубашку, и она забыла об этом пироге. Смяв рубашку в комок, шериф бросил ее на электрическую плиту. Не говоря ни слова притянул Хоуп к себе. Ее ладони прижались к его обнаженной груди, касаясь сосков. Она скользнула взглядом по золотисто-каштановым волоскам, завивавшимся вокруг ее пальцев, вверх до впадинки на его горле. Поцеловав отметину, которую оставила там раньше, Хоуп опустила руки к огромной пряжке на его ремне и сказала:

— Этим можно убить, — расстегивая ремень и вытаскивая его из шлевок. Взглянув на Дилана, она добавила: — В некоторых штатах это посчитали бы смертельным оружием.

Его зеленые глаза смотрели на нее из-под полуприкрытых век. Уголки губ приподнялись в откровенно сексуальной улыбке.

— Ты правильно все поняла, — протянул он, и у Хоуп возникло чувство, что он говорит не о пряжке. Ремень выпал из ее пальцев и ударился о пол с громким стуком.

Обняв ее за талию, Дилан сжал край топа:

— Подними руки, — и медленно потянув вверх.

Мягкий хлопок собрался под ее грудью, и шериф, сжав майку в руке, стянул ее через голову. Прохладные пряди волос упали на плечи Хоуп. Она опустила руки. Дилан бросил топ к своей рубашке, и Хоуп осталась стоять перед ним в черном лифчике и юбке цвета хаки.

Вдруг она поняла, что не знает, сможет ли справиться с этим. Не так. Не в ярком свете кухни, где все ее недостатки будут видны невооруженным глазом. Когда она снимет трусики, Дилан увидит тонкий серебристый шрам внизу ее живота. Он увидит шрам и спросит о нем.

Хоуп посмотрела на стоявшего перед ней мужчину, на совершенство его рельефного живота и широкой груди с завитками волос и твердыми мышцами. На сильную шею и подбородок, и четко-очерченные контуры чувственных губ. Здесь, в ярком свете, одетый лишь в джинсы и сапоги, шериф казался идеальным. Абсолютно идеальным, а у нее был этот старый шрам.