Главная мечеть Дамаска поражала воображение паломников не только красотой золотых мозаик и совершенством построек. По словам паломника Ибн Джубайра, «одно из чудесных явлений, там наблюдаемых, — то, что паук не ткёт там [своей паутины], а птица ласточка не проникает туда и не вьет гнезда» (Ион Джубайр, с. 186). Чудо дамасской мечети вызывает в памяти историю о том, как в древности жители Пергама[75] защитили городской храм от пауков и птиц с помощью шкуры сверхъядовитой змеи. В книге римского писателя Солина (III в.) говорится: «Мертвый василиск остается ядовитым. Поэтому жители Пергама покупали их за большие деньги, чтобы в храм, украшенный славным Апеллесом[76], не проникали ни пауки, ни птицы» (Солин. 27. 53). Царство пресвитера Иоанна, где «никакой яд не вредит, не квакает крикливая лягушка; здесь нет скорпиона и змей не пресмыкается в траве, и ядовитые животные не могут здесь обитать или причинять кому-либо вред», видимо, защищено талисманом необыкновенной силы.

В арабских космографиях сохранились сведения о каменных или медных изваяниях, которые воспринимались арабами как обереги. Согласно сведениям Закарийи ал-Казвини, в Риме имелся удивительный талисман. «К одной из церквей подходит река с внешней стороны города, в которой в изобилии водятся лягушки, черепахи и прочие твари. У самого входа воды в эту церковь стоит фигура каменного идола, в руках которого старый железный черпак, которым он будто хочет выловить что-то из воды. Как только эти твари подходят близко к идолу, сразу же поворачивают вспять и не проникают в церковь»^{131}.

С древних времен жители городов и селений Востока против скорпионов, а также комаров, мух и саранчи использовали талисманы в виде медных изображений этих пауков и насекомых. Сила талисмана была такова, что он защищал окружность города или селения до определенной границы: скорпион, вынесенный за пределы действия талисмана, вновь обретал способность убивать. Обряд изгнания пауков выглядел следующим образом: медного скорпиона зарывали в землю на границе города, над ним ставили столп (либо это была часть городской стены), затем люди, вооружившись палками, обходили город по кругу, выкрикивая заклинания. Считалось, что до тех пор. пока талисман останется непотревоженным, вреда от пауков и насекомых не будет. Закапывание талисмана в землю связано с тем, что вредоносные насекомые соотносились в мифах с нижним миром.

Аполлоний Тианский, греческий философ пифагорейской школы I в., при жизни не занимался ни изгнанием скорпионов и змей из городов, ни предсказаниями землетрясений. Подобные функции были под силу лишь магам. В христианской же традиции языческому философу и мудрецу была придана роль чародея, творившего бесовские чудеса^{132}. Осуждая проведение магических обрядов, обвинитель допускает любопытную оговорку, мол, чудеса Аполлонию следовало творить словом, но не действием. Получается, что чудеса не отрицаются, отвергается техника исполнения. Во «Временнике» Георгия Амартола эти события относятся ко времени правления римского императора Домициана (81–96 гг. н.э.).

«При нем, во-первых, Тимофей апостол и Онисим мучены были, и Иоанн Богословец евангелист на остров Патмос (ок. 95 г.) изгнан был, и известен был Аполлоний Тианский, ходящий по городам и странам и творящий повсюду бесовские чудеса. Придя из Рима в Византии, упрошенный жителями сделать это, изгнал из города множество змей и скорпионов, чтобы не вредили людям, и ярость конскую обуздал перед собранием бояр. Так же и в Антиохию пришел и упрошен был то же самое сделать, так как антиохийцы страдали от скорпионов и комаров. Он сделал медных скорпионов и, закопав их в землю и поставив сверху маленький мраморный столп, повелел людям ходить по городу, держа трости, и кричать, потрясая тростями: “Без комаров городу!”. И так исчезли из города и скорпионы и комары. Спросили его также об угрожающем городу землетрясении. Вздохнув, он написал на дощечке следующее: “Увы тебе, злополучный город, ибо много будет землетрясений и огнем одержим будешь. И оплачет тебя Оронт[77] на морском берегу”. О нем и великий Анастасий Иерусалимский сказал: “Творимое Аполлонием действует в некоторых местах и доныне; одно установлено для отпугивания четвероногих животных и птиц, могущих вредить людям, другое же — для удержания безмерного разлива, речных потоков; иное — для другого, приносящего погибель и вред. Ибо не только при жизни его творили бесы такое и подобное через него, но и после смерти его, пребывая у гроба его, творили его именем [какие-то] знамения для обмана несчастных людей, которых на таковое легко похищает дьявол”. Что можно сказать о творящих дела волхвования [по Манефону]? Он так горазд был в обмане волхвования, что всегда [открыто] высмеивал Аполлония, как не обладающего в совершенстве философской мудростью и опытностью [в их деле]. Ведь ему подобало бы, говорит он, как и я, словом только совершать то, что он хотел, а не творить это с помощью действий. А все это совершается бесовскими силами попущением Божиим, чтобы таковыми вещами испытать, тверда ли наша православная вера, и пребывает ли подле Господа, и не увлекается ли врагом с помощью призрачных чудес и сатанинских дел, совершаемых рабами и слугами зла» (Временник. 9.12). В христианском универсуме не было места для истинных чудес. Чудеса святых предсказуемы и скучны, все остальные чудеса творятся врагом рода человеческого.

Сведения персидской космографии подтверждают существование медных талисманов в виде фигурок различных насекомых: «В Нисибине[78] изготовили талисман, чтобы в городе не было мух, саранчи, комаров и муравьев. За пределами города насекомых было великое множество. И вот однажды упала одна из башен городской стены [Жители] нашли медный котел, в котором было много мух, саранчи, комаров и муравьев, [сделанных] из меди. Когда содержимое вынули из котла, город наводнили муравьи, мухи, саранча и комары. Тогда они поняли, что это и был талисман. [Всех насекомых из меди) вложили в котел, но талисман утратил свою силу и не помогал» (Чудеса мира. 247). Нисибин в течение веков был яблоком раздора между Персидской державой, Арменией и Римом, между Византией и арабами. Сохранилось предание о событиях 337–338 гг., которое, возможно, указывает на действие талисмана. «Великий Иаков, стоявший у кормила епископии, сдержал некогда натиск персов, подошедших к городу с большим войском, — он напустил на них рой мух и комаров, тотчас же обратил их в бегство и таким образом победил врагов» (Лев Диакон. X. 1). Превращение христианского епископа в мага, скорее всего, было защитной реакций на обвинения философов в том, что нечестие людей, одетых в черное (христиан), было причиной всех бед (Евнапий. 476).

По сведениям византийского историка Никиты Хониата (1,1213), Аполлоний Тианский защитил Константинополь от змей. И на этот раз не обошлось без магии. «Был еще на Ипподроме медный орел — создание Аполлония Тианского, великолепный памятник его волшебства. Некогда жители Византия, пользуясь приездом к ним этого волшебника, обратились к нему с просьбой унять змей, от укусов которых они жестоко страдали. Тогда он, совершив разные заклинания, придуманные демонами и нечестивыми служителями их, поставил на столпе изображение орла — восхитительное произведение художественного искусства, любуясь которым нельзя было оторвать глаз, и поневоле приходилось остаться прикованным к месту, подобно тому, кто, начав слушать пение сирен, хотел бы уйти от них прочь. Орел расширил крылья, как будто желая взлететь, между тем под его ногами лежал свившийся в кольца змей, который не давал ему воспарить и, подняв голову, по-видимому, пытался ужалить крылья. Но усилия ядовитого животного были напрасны Стиснутый острыми когтями, змей потерял свою мощь и, казалось, скорее готов был заснуть или испустить дух, чем впиться жалом в крыло победоносной птицы. Таким образом, умирая, он уносил с собою и свой смертоносный яд. Орел же, гордо глядя на него и только что не издавая победного клика, решился поднять его и вместе с ним унестись в воздушное пространство, как это легко было заметить по его торжествующему взгляду. Невольно представлялось затем само собой, что омертвевший в его когтях змей, лишившись сокрушительной силы своих колец и своего губительного жала, словно хотел своим безнадежным положением внушить всем прочим змеям Византия, чтобы они ужаснулись его примера, собрались вместе и скрылись в норах» (Никита Хониат. Книга о статуях. § 11). Разумеется, эта пышная речь лишь попытка выдать желаемое за действительное. Медный орел со змеей в когтях никакого отношения к талисманам не имел.