§ 42. Талисманы Константинополя
Площади византийской столицы были украшены обелисками и изваяниями, привезенными в город в течение тысячи лет. При основании Константинополя в нем освятили статую Судьбы города. Она имела тайное жреческое имя и была призвана была охранять город{127}. Позже христианский писатель Георгий Амартол полагал, что при возведении статуи император Константин принес благочестивую строительную жертву: он «поставил столп цельнокаменный, багряный, весьма до-стохвальный, который был привезен из Рима. И установил на нем кумир с семью лучами на голове, доставленный из Солнечного града Фригийской страны. Столп же тот везли по морю три года, так как был очень велик и тяжел. От моря же до торжища несли его год; и царь часто приходил и золото без счета раздавал людям. Потом он положил в основание 12 корзин, которые благословил Христос, и деревья ценные, и мощи святых — для укрепления и сохранения удивительного цельнокаменного столпа» (Временник. Х.42.5). Величественные древние скульптуры воспринимались жителями города и сторонними наблюдателями как талисманы. Перекодировка языческих охранных символов в христианские сути не меняет.
По иронии судьбы в апреле 1204 г. город был захвачен и разграблен собратьями по вере: венецианцами и воинством Четвертого крестового похода. Талисманы не спасли Константинополь. Более того, в небесах не было ни одного знака, предвещавшего беду. Некоторым наблюдателям это обстоятельство показалось удивительным.
Византийский историк, свидетель бедствий, Никита Хониат пишет:
«Прекрасный город Константина, предмет всеобщих похвал и повсюдных разговоров, был истреблен огнем, унижен, разграблен и лишен всего имущества, как общественного, так и принадлежавшего частным лицам и посвященного Богу, бродяжническими западными племенами, большей частью мелкими и безвестными, соединившимися между собой для разбойнических морских наездов… О всех этих событиях с царственным городом не было предуказано никакими знамением, ни небесным, ни земным, какие прежде во множестве являлись, предвещая людям бедствия и смертоносные наваждения зол. Ни кровавый дождь не шел с неба, ни солнце не обагрялось кровью, ни огненные камни не падали из воздуха, ни другого чего-либо необыкновенного в каком-нибудь отношении не было заметно»
Презрение греческого историка к западным рыцарям, забывшим истинные цели крестового похода, сочетается со списком так и не случившихся знамений. Ни небеса, ни талисманы не спасли город. Рискну предположить, что сообщения хроник, где катастрофам предшествуют знамения, написаны после событий. В реальности бедствия приходят внезапно и неотвратимо.
Спустя восемьдесят лет итальянский хронист Салимбене, никогда не видевший красот Константинополя, пишет, что по взятии города латинянами «греки наконец поняли, что свершилось наконец то пророчество, что запечатлено на вратах (ибо много там изображено пророчеств и на самих вратах, и на привратных столбах, и смысл их понять можно не раньше, чем они исполнятся)». Видимо, такова судьба всех пророчеств, ибо неисполнившиеся пророчества подлежат забвению. «В городе Константинополе в храме Святой Софии есть некая колонна и некие врата, украшенные барельефами на исторический сюжет, смысл которых нельзя постичь, если разглядывать каждый в отдельности. Сказано о мудрости, что она “знает давно прошедшее и угадывает будущее”, Прем. 8,8. В Послании же апостола Павла к Евреям, 4,13, говорится о премудрости Божией, что “все обнажено и открыто перед очами Его”» (Салимбене де Адам. Хроника, с. 595, 667).
Пикардийский рыцарь Робер де Клари был вовлечен в круговорот событий 1204 г. На его глазах пророчество, о котором пишет Салимбене, было признано свершившимся. Дело происходило так:
«А еще в другом месте в городе было величайшее чудо: ибо там были два столпа, и в высоту каждый имел с добрых 50 туаз; и на каждом из этих столпов, наверху, в маленьком укрытии пребывал какой-нибудь отшельник; а внутри столпов была лестница, по которой они туда взбирались. Снаружи этих столпов были нарисованы и вещим образом записаны все происшествия и все завоевания, которые случились в Константинополе или которым суждено было случиться в будущем. А ведь никому не дано было знать о происшествии до того, как оно произошло; когда же оно происходило, то народ шел туда из ротозейства, и потом они разглядывали, словно в зеркальце, и подмечали первые признаки происшествия; даже это завоевание, которое произвели французы, было там записано и изображено, и корабли, с которых вели приступ, благодаря чему город и был взят; а греки ведь не могли знать заранее, что это произойдет. И когда это случилось, они отправились поглазеть на столпы и там обнаружили, что письмена, которые были начертаны на нарисованных кораблях, гласили, что с Запада придет народ с коротко остриженными головами, в железных кольчугах, который завоюет Константинополь»
Колонны, украшенные великолепной резьбой, представляли свободное поле символов, позволяющих читать знаки Судьбы. Настаивая на предопределении событий, латиняне находили оправдание своим кощунствам. Существует точка зрения, что никаких кощунств и не было.
«Воспоминания самих участников этого целенаправленного опустошения Константинополя показывают, что они вовсе не считали свое поведение преступным, — при том условии, что добыча не утаивалась, а поступала в распоряжение руководству»{128}. Прежде чем добыча стала достоянием руководителей крестового похода, нужно было отнять ее у прежних владельцев. Взятие и разграбление чужого города — это всегда время эксцесса, насилия, нарушения запретов, причем эксцессам предавались обе стороны. В таких случаях все предписания, систематически преступаются. Однако такие нарушения по-прежнему представляют собой оскорбление святынь. В них заключено посягательство на законы, которые были вчера и вновь станут завтра самыми святыми и нерушимыми законами на свете. Не стоит сомневаться в разграблении крестоносцами алтаря Св. Софии. Отмена порядка на несколько дней сродни архаическому празднику смены времен года. Так, в 1258 г. взяв приступом Багдад, монголы неделю предавались грабежу; затем «вышел указ, чтобы впредь резню и грабеж приостановили, потому-де, что Багдадское царство наше»
Косвенным свидетельством, указывающим на стремление венецианцев оправдать свои кощунства при разграблении Константинополя, являются пророчества, которые сочинялись по мере удаления события. Так, в польской хронике XV в. Изложено очень странное пророчество:
«Греческий город Константинополь, в котором тогда правил Аскарий, захватывают венецианцы и франки. Долгое время в его захват не верили, потому что существовало пророчество, что его не сможет взять никто, кроме ангела; но когда враги вошли в город через стену, на которой был изображен ангел — тогда только обнаружились истинный смысл предсказания и сходство [с ним] заблуждения»
Перейдем к талисманам. В Константинополе XIII в. было несколько старинных памятников, с судьбой которых жители связывали судьбу самого города и даже всей империи. Памятники обрели мистическое значение талисманов, которые будто бы при самом основании города поставлены были по указаниям сивилл во охранение его от варварских нашествий и действительно оберегали надежнее всех стен и рвов. Жители были убеждены, что пока эти памятники целы, до тех пор торжество их над врагами будет несомненно, и что все изображенное на барельефах памятников с течением времени должно непременно исполниться. Поэтому эти памятники считались не только оборонительными, но и пророчественными талисманами города.