– Ничего не понимаю… – протянула в недоумении Агата. – И как же ты так?..

– Да вот так!.. Да нет, он совсем не страшный, но я могла бы и внимания не обратить, а тут мы с ним ещё столкнулись, в определённых обстоятельствах… Ты бы его видела! – По лицу Кати разлилась глуповатая, как у многих влюблённых, улыбка. – Он такой сильный, мужественный и… сексуальный – Она аж мечтательно прикрыла глаза., чуть покачивая головой.

– Всё, хватит! – прервала её Сахар. – Я очень рада за тебя.

В подтверждение искренности чувств, девушка обняла подругу, которая вдруг отстранилась и стала серьёзной.

– А теперь я должна рассказать тебе всю историю. Слушай, это связано с убийством Кости, – начала Катя.

Она рассказала всё в подробностях о походе в следственный изолятор, о том, как в дело вмешался «красавчик-федерал», и о том, что там где-то рядом был мужчина, подозреваемый, да что там – фактически, обвиняемый в убийстве Кости.

Павел все ещё сидел на стуле с айфоном в руках, когда в столовую вбежал Тагар. Завидев расстроенного Павла Максимовича, он двумя прыжками добрался до него и, плюхнувшись на стул, так что тот аж скрипнул, вопрошающе посмотрел на своего воспитателя. Павлу стало неловко под взглядом этих чёрных глаз, он выпрямился, надел на лицо некачественную маску радости и спросил:

– Ну, как дела на занятиях?

– Да ладно, Павел Максимович, не притворяйтесь! Я же вижу, что у вас будто миллион долларов украли. Так что это вы выкладывайте, что случилось?

Тагар, как обычно, со всей простотой, свойственной подросткам в общении со взрослыми, потребовал правды. Павел тяжело вздохнул. Скрыть боль было сложно, особенно от такого друга, и он выложил всё, что произошло полчаса назад.

Боль его была настолько сильной, что будь он женщиной, то уже плакал бы на чьём-нибудь плече. Но сейчас он лишь сжал кулаки и губы, отвернулся в сторону окна. Яркий свет дневного осеннего солнца позволил глазам быстрее просохнуть – не дай бог, этот мальчуган что-то заподозрит. Мужчины не плачут.

С каждым словом, выказывающим ненависть Павла Максимовича к Агате, Тагар всё сильнее напрягался. С каждым обвинением этой девушки в её порочной жизни, Тагар чувствовал, что это и в его огород камень. Его друг, воспитатель, твердящий о том, что человек по натуре своей хороший, и неважно, что было в его жизни, он всегда может рассчитывать на прощение, вдруг говорит о том, что никогда не позволит Агате даже на метр подойти к нему, ни одной женщине больше не будет доступа к нему. Интересно, а что если Павлу поближе показать порочность Тагара, совсем недавно продающего гашиш? В его детском сердечке, начиная с маленького уголька и разгорающаяся до самого мощного пламени, начала расти обида. Цыганский ребёнок, всю жизнь проживший в Чалне – деревушке под Петрозаводском, в домах, где жило ещё с десяток таких же как и он, еды постоянно недоставало, а на работу его родителей и других взрослых карелы брать брезговали. Может цыгане и сами не хотели работать, но говорили именно так.

Зато представители других народностей, быстро завоевавшие уважение карелов, уже не просто работали, а занимали высокие посты, ездили на крутых тачках, покупали дома и имели небольшое хобби – наркотики. Они бы ни за что не стали марать руки о продажу мелких доз и партий, поэтому и поручали такое дело своим собратьям – цыганам, готовым на всё, лишь бы прокормить детей. Детей, кстати, тоже запрягали продавать, но только гашиш и другую слабую «дурь».

Сейчас Тагару уже не хотелось слушать разгневанного Павла Максимовича – ведь он ведёт себя как принц голубых кровей, обиженный на чернь. Тагару нечего здесь больше делать, вся помощь этого молодого мужчины благополучно спущена в унитаз.

– С вами все ясно. Я пойду в комнату, приберусь, – солгал маленький цыган.

Уходить надо тихо, без шума, как его приучили старшие родственники. Когда крадёшь что-то, самое ужасное, что ты можешь сделать – это поднять шум.

Павел ничего не ответил, только кивнул молча. А через час, зайдя в комнату к своему маленькому другу, обнаружил пустой шкаф и записку на кровати: «Какой же Вы иногда бываете глупый, Павел Максимович. Она Вас любила. Вы злы на Ольгу, а переносите это на Агату. Если Вы не можете простить Агату, значит, не можете простить никого. Даже меня. Прощайте. Тагар»

– Так ты хочешь сказать, что там был Костин убийца?! – Агата не поверила своим ушам.

Она отставила бокал с почти нетронутым содержимым и кинулась за сигаретами в сумочку. Она вообще практически не курила, а тем более при красивом парне, но всегда носила с собой пачку «Парламента» на случай экстренной необходимости. Сердце заколотилось, как у человека, лежащего на путях и слышащего гудок подъезжающего состава.

– Да, но я его не видела, он где-то там был, в КПЗ. Мой тюлень хотел туда зайти, но нас выпроводил тот фэесбешник, – с сожалением пожала плечами Катя. – Знаю только, что ночью его задержали за вооружённое нападение на молодую девушку где-то в районе твоей общаги, но потом отпустили. – Вдруг Катя осеклась: – Подожди-ка, так и ты ведь…

– Ну да, ты права. Я была там. – Агата тяжело вздохнула и закрыла глаза, судорожно затягиваясь.

– По тебе не видно, чтобы тебя ранили. – недоверчиво спросила Катя.

– Меня и не должны были ранить, я не жертва. Я… – Она замялась, подбирая слова. – Короче меня в тот момент переклинило, и я сыграла в настоящего опера. С криками «Ни с места!» всадила ему зонт между лопаток, а он повёлся, придурок.

На какой-то миг в кухне воцарилась тишина, девочки глядели друг на друга испуганными глазами, но недолго, и взрыв смеха сотряс всю квартиру, наверно даже в соседскую отдалось.

Немного успокоившись, Агата закурила вторую сигарету и продолжила:

– Обидно то, что я его даже не успела разглядеть. Не то, чтобы было совсем темно, просто я стояла со спины, а в тот момент, когда его уводили в машину, меня рвало. – Она снова улыбнулась, а Катя даже хихикнула.

Теперь и хозяйка закурила. В кухне стало совсем ничего не видно от дыма, и они открыли окно. Свежий осенний воздух ворвался в помещение, он приятно освежил разум от лёгкого опьянения из-за пары глотков мартини-россо, выпитого на голодный желудок.

– Кстати, а как же Павел узнал правду? Ему кто-то позвонил? – поинтересовалась Катя.

Сейчас её словно осенило – и почему этот вопрос ей раньше не пришёл в голову? Хотя, наверное, до этого было и так много ошарашивающих новостей, всё не охватишь сразу.

– Не знаю. – Агата не сильно взволновалась вопросом. – Какое это теперь имеет значение?! – меланхолично спросила она, совсем не ожидая ответа.

– А такое! – Катя повернулась к подруге, её глаза горели новым озарением. – Не приходит ли тебе в голову, что у этого есть связь с событием, произошедшим ночью?

– Не понимаю? – Между блондинкой Агатой и глупостью трудно было поставить знак тождества, но просто сейчас ей совсем не хотелось думать, тем боее, что это уже сделали за неё.

– Да это же месть! – пояснила Катя.

Девушка хотела прикинуться, что ничего не поняла, чтобы ей до конца разжевали родившиеся в голове подруги выводы, но скорость мысли перегнала лень.

– О боже! Человек, убивший Костю, напавший на женщину прошлой ночью и тот, кто рассказал Павлу правду – это один и тот же человек! – вскрикнула она, и дым застрял в горле.

Теперь курить не то, чтобы не хотелось, а даже воротило. Наверно, воротило бы от любого, что бы ей сейчас не предложили.

– И при этом он ещё и Павла знает! – Последняя капля осознания закончила картину.

Нужно звонить Тагару, самому близкому человеку для её ненаглядного обиженного мужчины. Тагар точно знает всех его знакомых. А вот обращаться к самому Павлу сейчас конечно же нельзя – он наверняка ещё не остыл.

«Блин, – она прикусила губу, – опять какие-то непонятные действия в обход. Он заслуживает участия в событиях, которые напрямую его касаются. Я уже обещала себе, что не буду больше ему врать и скрывать что-либо».