Отъ бесѣды съ нами онъ такъ усталъ, что попросилъ не безпокоить его, пока онъ не отдѣлается окончательно отъ смущенія. Это было вполнѣ понятно, потому что быстрота паденія воздушнаго шара была такъ велика, что у него захватило дыханіе, и онъ нѣкоторое время совсѣмъ не могъ произнести ни одного слова. Кромѣ того, онъ думалъ, что пропадетъ безъ слѣда въ морскихъ волнахъ, такъ какъ близко береговъ не видно было. Черезъ нѣкоторое время онъ оправился и разсказалъ намъ слѣдующее:

— «Я самъ родомъ французъ. У меня нѣтъ въ достаточномъ количествѣ ни знаній, ни фантазіи, ни умѣлости чтобы выдумать такого рода путешествіе. Я сознаюсь въ этомъ чистосердечно и себя не расхваливаю, но меня сильно раздражала заносчивость и спѣсь семи обыкновеннныхъ клоуновъ и танцовщиковъ по канату. И, вотъ, чтобы сбавить эту спѣсь у нихъ, мнѣ какъ-то случайно пришла мысль воспользоватся услугами воздуха, чтобы подняться еще выше ихъ. И теперь я, конечно, считаю себя родоначальникомъ будущей авіаціи.

„Дней, приблизительно, шесть или семь тому назадъ, къ сожалѣнію точно не знаю, потому что потерялъ счетъ времени, — я поднялся на своемъ шарѣ въ Англіи, съ мыса Принца Велійскаго, взявъ съ собою барана, чтобы потомъ его сбросить, для потѣхи любопытныхъ зрителей. Черезъ нѣсколько минутъ я поднялся довольно высоко, и люди, которыхъ я оставилъ на землѣ казались очень ничтожными пылинками; меня же несло все выше и выше. Къ моему несчасью, черезъ минутъ десять послѣ того, какъ я поднялся, вѣтеръ перемѣнилъ свое направленіе и вмѣсто того, чтобы отнести меня къ Экзетеру, гдѣ я хотѣлъ спуститься, онъ понесъ меня къ морю. Мнѣ стало такъ страшно, что я потерялъ сознаніе и полумертвымъ лежалъ въ корзинѣ вмѣстѣ съ бараномъ. Когда я оглянулся, то увидалъ, что вѣтеръ гонитъ меня надъ моремъ, надъ которымъ я долго носился на чрезвычайной высотѣ. Густыя облака, мѣшали мнѣ разсматривать оставленную внизу подъ собой землю.

„Какое счастье, что я не выбросилъ барана для потѣхи публики. На третій день сильный голодъ принудилъ меня убить барана и этимъ спасти себя отъ голода. Какъ это ни противно и совершенно чуждо для меня, но я вынужденъ былъ совершить такое, своего рода преступленіе, т. к. былъ поставленъ въ критическое положеніе. Пока я лишалъ жизни бѣднаго моего спутника, мой шаръ уже успѣлъ подняться выше луны. Я вспомнилъ одну интересную сказку, будто луна сдѣлана изъ самаго чистаго серебра. Ея пріятный свѣтъ меня ласкалъ и съ большимъ наслажденіемъ я всматривался въ ея лицо, но не успѣлъ я хорошенько насмотрѣться на нее, какъ почувствовалъ, что меня что-то сильно грѣетъ. Шаръ на столько приблизился къ солнцу, что оно безпощадно жгло мою спину и сожгло совершенно мои усы, рѣсницы и бороду.

«Кстати, я воспользовался лучами солнца, положилъ убитаго барана съ той стороны, гдѣ оно особенно сильно грѣло, — и черезъ какихъ нибудь три четверти часа баранъ зажарился. Не знаю чѣмъ объяснить, что мясо барана оказалось очень вкуснымъ; должно быть это оттого, что оно изжарилось солнечными лучами. Этимъ то мясомъ я питался все время своего воздушнаго путешествія.

„Кто знаетъ, до какихъ поръ мнѣ пришлось бы еще летать. Я, чего добраго, посѣтилъ бы всѣ планеты небесныя. Залетѣлъ бы въ гости къ прекрасной Венерѣ, пожелалъ бы всего хорошаго жителямъ Марса, и много кое чего еще увидѣлъ бы“…

— А зачѣмъ вы такъ долго летали, господинъ? — спросилъ француза одинъ изъ матросовъ нашего судна.

„Эхъ, дорогой мой, я хотѣлъ давно слетѣть на землю, но веревка, которая соединена съ клапаномъ на нижней сторонѣ шара, предназначеннымъ для выпусканія газа, оборвалась, не выпустивши ни одной струйки газа. А безъ этого спускатся никакимъ образомъ нельзя было. Если бы вы, уважаемый баронъ, — обратился онъ ко мнѣ, - не выстрѣлили въ мой шаръ и не разорвали бы его, и тѣмъ не выпустили изъ него газа, то я могъ бы носиться на немъ между небомъ и землей, какъ Магометъ, до самаго дня страшнаго суда.“

Окончивши свой разсказъ, онъ крѣпко пожалъ мою руку и горячо благодарилъ меня за свое спасеніе. Мы устроили пирушку, въ честь его спасенія. Французъ подарилъ свою золотую корзину моему лоцману, а остатокъ барана выбросилъ въ море. Шаръ сильно пострадалъ отъ моей пули, а при паденіи настолько разорвался, что починить его не было никакой возможности, и потому его выбросили также въ море.

За короткое время французъ подружился съ нашими и подарилъ на память о себѣ всѣмъ намъ золотыя вещи, которыхъ у него было очень много. Мы его отвезли въ Константинополь, и тамъ и представилъ его султану, который наградилъ путешественика и отправилъ его на родину въ цвѣтущую Францію.

XI

Вторая поѣздка барона въ Константинополь

Хочется, друзья мои, разсказать вамъ еще объ одной странной исторіи. Волею судебъ я былъ заброшенъ въ Африку, гдѣ меня приняли съ большими почестями. Меня назначили важнымъ сановникомъ въ Трансваальской республикѣ. Я успѣшно выполнялъ всѣ важныя и тяжелыя государственныя порученія и заслужилъ большое довѣріе у народа и правительства. Однажды нужно было поручить кому-нибудь съѣздить въ Константинополь для личныхъ переговоровъ съ султаномъ по очень серьезнымъ и важнымъ дѣламъ, какъ для Турціи, такъ и для Трансваальской республики. Долго обдумывали, кого бы послать съ этими порученіями къ султану. Отъ переговоровъ зависѣло все дальнѣйшее направленіе дѣла. Послѣ долгихъ размышленій, выборъ палъ на меня. Я былъ выбранъ почти единогласно, благодаря тому, что зналъ хорошо турецкій языкъ и былъ знакомъ съ Константинополемъ и всѣми обычаями турокъ. Съ большой торжественностью и многочисленной свитой отправили меня въ Константинополь съ важнымъ порученіемъ. Признаться, я ѣхалъ съ затаенной радостью въ груди и невольно улыбался про себя, когда сравнивалъ свое настоящее положеніе, уполномоченнаго посла, съ прежнею должностью султанскаго пчеловода. Турки приняли насъ съ большимъ почетомъ. Насъ помѣстили въ прекрасной виллѣ, принадлежащей самому султану и немедленно назначили мнѣ у султана аудіенцію. Русскій, нѣмецкій, итальянскій и французскій послы явились ко мнѣ съ визитомъ и засвидѣтельствовали свое глубокое уваженіе нашей республикѣ, и, кромѣ того, они взяли на себя, какъ это полагается, миссію представить меня султану.

Въ назначенный часъ мы отправились къ султану. Насъ сейчасъ же приняли. Каково было удивленіе сопровождавшихъ меня пословъ, когда султанъ, пристально взглянувъ на меня, не договорилъ даже переводчику привѣтствія и, улыбаясь, дружески протянулъ мнѣ руку со словами:

— Здравствуй, Мюнхгаузенъ! Да, вѣдь, мы съ тобою старые знакомые! Для такихъ старыхъ друзей не нужно переводчика. Семь тысячъ привѣтствій, дружище мой! Какъ поживаешь? Душевно радъ тебя видѣть!..

По просьбѣ султана, я разсказалъ ему подробно о своемъ путешествіи въ Россію изъ турецкаго плѣна и еще о многихъ своихъ приключеніяхъ. Это обстоятельство сразу подняло меня во мнѣніи всѣхъ дипломатовъ, тѣмъ болѣе, что я себя держалъ очень свободно и, не стѣсняясь, разсказывалъ султану о своихъ удивительныхъ приключеніяхъ. Султанъ, повидимому, очень благоволилъ ко мнѣ и часто долго разговаривалъ со мною.

По окончаніи всѣхъ оффиціальныхъ переговоровъ, мнѣ пришлось еще нѣкоторое время оставаться въ Константинополѣ. Я часто встрѣчался и бесѣдовалъ съ султаномъ. Султанъ былъ со мною откровененъ. Однажды онъ сообщилъ мнѣ, что дѣла его въ Египтѣ идутъ очень плохо, и онъ прямо таки не знаетъ, и не имѣетъ такого человѣка, которому можно было бы поручить ихъ распутать. Дѣло же все осложняется и можетъ вызвать очень неблагопріятныя послѣдствія. Я съ глубокимъ сочувствіемъ посмотрѣлъ на султана. Онъ улыбнулся и тихо сказалъ:

— Что ты такъ посматриваешь, Мюнхгаузенъ, будто хочешь сказать мнѣ что-нибудь или посовѣтовать? Я вѣдь знаю, что ты хорошій дипломатъ, только жаль, что не у меня служишь.

Я съ улыбкой посмотрѣлъ на султана; признаться, мнѣ пріятно было выслушать такое лестное мнѣніе о себѣ.

— Ваше Величество изволитъ тѣшиться надъ бывшимъ своимъ пчеловодомъ! Тихо сказалъ я султану.