— О, нѣтъ, мой милый Мюнхгаузенъ, я не шучу, а говорю тебѣ серьезно, что радъ выслушать твои совѣты и даже готовъ тебѣ сообщить то, чего никому изъ иностранцевъ не рѣшился бы сказать, и не всякій мой сановникъ пользуется у меня такимъ вниманіемъ, какъ ты, Мюнхгауенъ!

Я низко поклонился султану въ знакъ своей глубокой благодарности и отъ радости не могъ проговорить ни слова, а султанъ подошелъ ко мнѣ и потрепалъ меня по плечу со словами:

— Дружище, мы, вѣдь, понимаемъ другъ друга! Я хочу тебѣ сообщить важную государственную тайну и надѣюсь, конечно, что она останется между нами, а чтобы никто насъ не подслушалъ, то я предлагаю взобраться на мою, самую высокую башню; тамъ нѣтъ никого, и мы можемъ посовѣтоваться.

На башню вела винтообразная лѣстница, въ которой было около пятисотъ ступенекъ. Я быстро взобрался на нее и сталъ любоваться чудными видами Константинополя и Босфора, тогда какъ толстый султанъ еще не доползъ и до середины; раскраснѣвшись онъ такъ громко дышалъ, что стѣны башни трещали. Да, господа, очень ужъ высокая башня! Жаль только, что черезъ нѣсколько дней послѣ того на нее упалъ съ неба метеоръ, и она сгорѣла до основанія, даже розвалинъ не осталось.

А какъ же тайна? Хотите вы спросить.

— Тайна, господа, сгорѣла вмѣстѣ съ башней, такъ видно хотѣлъ Магометъ, изъ боязни, чтобы стѣны башни кому-нибудь не выдали тайны: вы знаете, что теперь и стѣны слушаютъ и разсказываютъ. А я, какъ честный человѣкъ, обязанъ такъ же смолчать, тѣмъ болѣе, что государственной тайны нельзя разсказывать даже друзьямъ и самымъ близкимъ людямъ. Тайна имѣла нѣкоторое отношеніе къ общеевропейской войнѣ…

Боже мой! Я немного уже проговорился, но, довольно! Достаточно вамъ сообщить, что это касалось отчасти и трансвальской республики, а потому я выразилъ соглашеніе помочь султану и выполнилъ его порученіе вполнѣ добросовѣстно. Переговоры о дѣлахъ сблизили меня съ султаномъ. Мы часто уединялись на берегъ моря и долго бесѣдовали, любуясь чуднымъ морскимъ видомъ. Бесѣды по поводу порученія, которое давалъ мнѣ султанъ, чередовались съ моими разсказами о различныхъ приключеніяхъ со мною. Султану мои разсказы очень нравились. Онъ очень хвалилъ меня и не уставалъ меня слушать. Между прочимъ, я разсказалъ ему о томъ, какъ я летѣлъ на бомбѣ. Султанъ неудержимо смѣялся во время моего разсказа объ этомъ происшествіи.

— Вотъ бы мнѣ хотѣлось посмотрѣть, какъ это ты летѣлъ на бомбѣ! Ну, молодецъ, Мюнхгаузенъ, молодецъ! Вѣдь, правда, трудное было путешествіе?!

— Да, Ваше Величество, очень трудно было удержать равновѣсіе на круглой, гладкой бомбѣ! Но что дѣлать? Во всемъ нужна удача и рѣшительность, особено для молодого военнаго человѣка, только начинающаго свою карьеру.

Султанъ вспомнилъ еще со смѣхомъ, какъ я во время своего плѣна завлекъ на оглоблю медвѣдя, и долго еще мы съ удовольствіемъ вспоминали о долекомъ прошломъ.

Закончивъ свои дѣла въ Константинополѣ, я отправился въ Каиръ въ качествѣ турецкаго посланника. Самъ султанъ, со всей своей свитой, пріѣхалъ провожать меня, еще разъ напомнилъ мнѣ о важности моей миссіи и трогательно простился со мной.

Вниманіе султана такъ тронуло меня, что я не могъ найти отвѣта, скрестилъ только на груди руки и низко ему поклонился. Нашъ корабль отчалилъ при звукахъ военной музыки. Султанъ еще долго стоялъ на берегу и провожалъ насъ глазами, пока корабль не скрылся изъ глазъ. Во время переправы на берегъ Азіи ничего особеннаго съ нами не произошло, и путь былъ, сравнительно, недалекій. На противоположномъ берегу насъ ждалъ уже караванъ верблюдовъ, и мы безъ передышки пустились въ путь по азіатскимъ пустынямъ.

Каждый себѣ представляетъ Азію страной дикой и страшной, но какъ бы вы были довольны, если бы вамъ удалось познакомиться хоть немного съ этой страной. Я много ѣздилъ по Европѣ, былъ въ Америкѣ, служилъ въ Африкѣ и много ужъ видѣлъ на своемъ вѣку всякихъ всячинъ, но такихъ чудесъ, какъ въ Азіи, мнѣ еще не приходилось встрѣчать. Какіе тамъ удивительные люди! Какая чудная природа! У меня была многочисленная свита, какъ это подобаетъ посланнику, но я не могъ отказать себѣ въ удовольствіи пополнить ее еще нѣсколькими встрѣтившимися мнѣ тамъ субъектами. Они настолько интересны, что мнѣ хочется вамъ кое что разсказать о нихъ.

Не успѣлъ нашъ караванъ удалиться на нѣсколько миль вглубь страны, какъ я замѣтилъ человѣка средняго роста, страшно худого, на видъ совсѣмъ невзрачнаго. Онъ такъ скоро бѣжалъ по пустынѣ, что своимъ бѣгомъ подымалъ цѣлое облако пыли. На каждой его ногѣ было по свинцовой гирѣ, вѣсомъ, по крайней мѣрѣ, въ три пуда каждая. Я былъ сильно изумленъ и окликнулъ его:

— Другъ мой, куда ты такъ спѣшишь, и зачѣмъ ты привязалъ къ ногамъ гири? Вѣдь, такъ гораздо тяжелѣе бѣжать?

— «Я происхожу отъ маленькаго племени скороходовъ. Въ нашемъ роду никто никогда не плакалъ, одной слезинки не проронилъ; кромѣ того, мы не чувствуемъ боли и смотримъ на міръ Божій, какъ на рай, пожертвованный намъ для наслажденія. Гири я привѣсилъ для того, чтобы потише бѣгать: такъ какъ я не нуждаюсь въ данное время въ быстрой ходьбѣ, то умѣряю ее тяжестью гирь, потому что мнѣ некуда торопиться. Всего часъ прошелъ, какъ я вышелъ изъ Алжира, но я не жалѣю о немъ».

— Что ты тамъ дѣлалъ? спросилъ я его.

— Въ Алжирѣ я служилъ у одного знатнаго сановника почталіономъ и разносилъ его письма во всѣ концы свѣта, а такъ какъ мнѣ много приходилось бѣгать, то я еще больше развилъ скорость ногъ моихъ. Мой сановникъ ночью пришелъ съ бала и видно ему вчерашній день очень понравился, потому что сегодня утромъ онъ приказалъ мнѣ догнать вчерашній день. Сколько я ни бѣжалъ, сколько ни трудился, но догнать его не могъ. Господинъ мой такъ разсердился на меня, что немедленно отказалъ мнѣ въ должности и велѣлъ въ два часа покинуть его владѣнія. Я вышелъ, подумалъ немного, взялъ съ собой птицу и отправился въ путь. Черезъ минутъ десять я далеко за собой оставилъ его проклятыя владѣнія и присѣлъ, чтобы привязать гири, такъ какъ мнѣ некуда было торопиться. Теперь хочу направиться въ Китай; говорятъ, что это очень интересное государство; можетъ быть въ Пекинѣ найду себѣ подходящее мѣсто. Черезъ какихъ-нибудь полчаса я буду въ Пекинѣ, для меня это только маленькая прогулка.

Мнѣ этотъ человѣкъ очень понравился: онъ могъ мнѣ быть всегда полезнымъ, такъ какъ посланнику часто приходится посылать гонцовъ съ пакетами въ разныя стороны. Я посмотрѣлъ на скорохода и сказалъ:

— До Пекина все таки далеко, не останешься ли ты у меня? Поступай лучше ко мнѣ на службу я тебѣ очень радъ буду!

Скороходъ очень обрадовался моему предложенію. Я приказалъ дать ему верблюда, но онъ все-же больше бѣжалъ пѣшкомъ для того, чтобы не разучиться быстро бѣгать.

Спустя нѣкоторое время, мы добрались до широкой долины. Голодные верблюды стали щипать зеленую траву, которая красивымъ бархатистымъ ковромъ покрывала долину. Какъ то легче стало дышать, а трава будто кланялась намъ, тихо перешептываясь съ вѣтеркомъ. Кто-то предложилъ сдѣлать здѣсь привалъ, чтобы отдохнуть и подкрѣпиться. Въ это время я замѣтилъ недалеко отъ дороги неподвижно лежавшаго человѣка. Когда мои спутники увидѣли его, то подумали, что онъ убитъ или спитъ. Когда же мы приблизились къ нему, то увидѣли, что онъ весело подмигиваетъ, и такъ близко припалъ ухомъ къ землѣ, точно хотѣлъ подслушать разговоръ подземныхъ обитателей.

— «Что ты тамъ слушаешь, пріятель?» крикнулъ я ему.

— Отъ нечего дѣлать, прислушиваюсь, какъ трава растетъ.

— Что ты шутишь? Развѣ ты можешь это подслушать?

— Ничего нѣтъ легче, отвѣтилъ незнакомецъ…. Я могу услышать еще и не то…

— Ну, такъ поступай ко мнѣ на службу, другъ мой! Имѣя такой слухъ, ты можешь мнѣ быть полезнымъ.

Онъ быстро поднялся на ноги и охотно присоединился къ нашему каравану. Мнѣ было весело, и я шутилъ со своею свитой. Я могъ уже удивить не одного смертнаго такими людьми, которыхъ Богъ мнѣ послалъ, точно манну съ неба.