В Сингапуре не существовало расовых барьеров, характерных для Индии и большинства других колоний. В отеле Рэфлс, где выступали Лисаневичи, свободно общались между собой представители западных стран и элита Востока. В бальной зале можно было видеть миниатюрные фигурки таиландок и бирманок, желтолицых аннамок, камбоджиек, яванок и китаянок. Все они были одеты в самые роскошные наряды из парчи и весело танцевали под современную европейскую музыку.
Из Сингапура наша пара вернулась в Калькутту, где Борис приобрел обратные билеты в Европу через Коломбо. Накануне выхода в море на лайнере компании Ллойд Триестино они оба оказались жертвами сильнейшего приступа лихорадки денге. И, тем не менее, они заставили себя встать с постели и отплыть на Цейлон, куда поспели как раз по графику, чтобы исполнить на сцене свои партии, дрожа от лихорадочного озноба. Как только представление окончилось, они поспешили отправиться на летний курорт Ньюаралия, находившийся в горах у подножия пика Адамс. Там, в обстановке, напоминавшей европейские курорты, они устроились отдохнуть на несколько дней перед возвращением в Коломбо, откуда должны были отплыть в Европу.
В одно прекрасное утро они завтракали, когда в дверь их номера постучал посыльный. Тихонько войдя, он вручил им конверт, в котором была телеграмма от театрального агентства, предлагавшего им гастроли в Китае.
Недолго думая, Борис охотно дал согласие. Они отложили возвращение в Европу, решив использовать неожиданно представившийся случай поближе познакомиться с регионом Дальнего Востока. Агент предложил им двухмесячный контракт на выступления в роскошном шанхайском отеле Кэтэй. Этот легендарный отель был непременным атрибутом всех романов и фильмов о потрясающей воображение обстановке в Китае периода между двумя мировыми войнами. Роскошный отель принадлежал британскому миллионеру Виктору Сассуну.
Полностью оправившись от приступа лихорадки, Борис и Кира упаковали багаж, в котором, помимо прочего, были большие ящики с их театральными костюмами, и выехали в Коломбо, где сели на лайнер «Конте Россо» компании Ллойд Триестино. После краткой остановки в оживленном порту Гонконга лайнер двинулся на северо-восток вдоль побережья Китая, вошел в широкий грязный эстуарий реки Янцзы, затем в мятежные воды реки Вангпу и пристал к пирсу огромного шанхайского порта.
Немногие города мира могли бы сравниться с Шанхаем по царившей в нем атмосфере. Служа воротами в Китай, Шанхай был крупнейшим и богатейшим городом Поднебесной империи. Во многих отношениях он был скорее похож на европейский, чем на китайский город. С учреждением так называемых договорных портов, в которых иностранные державы имели привилегию подчиняться своим собственным законам, а не драконовским, часто зараженным коррупцией порядкам Китая, Шанхай был разделен на ряд концессионных участков. Во французской концессии получила убежище б?льшая часть русской колонии города, состоявшей из бывших белогвардейцев. Значительный сектор занимала Международная концессия, а Япония, военные суда которой заходили в реку Вангпу вместе с судами Великих держав Запада, владела концессией на другом берегу реки Сучоу.
Вокруг кварталов европейского типа располагались китайские районы. Во всем городе, включая территории концессий, процветал китайский и иностранный бизнес. Торговые конторы китайских купцов размещались как в солидных, богато убранных помещениях, так и в огромных рядах мелких лавчонок, ютившихся в жалких темных переулках.
От Шанхая начинались огромные просторы Китая. Атмосферу города хорошо уловил Андре Мальро, назвавший Шанхай городом мятежей и интриг, над которым вечно нависала угроза со стороны непредсказуемого Китая, готового проглотить жидкие иностранные поселения. И сами концессионные территории Шанхая всегда были средоточием соперничества и интриг. Здесь, на Дальнем Востоке, решались проблемы, корни которых уходили в европейские столицы. Единственное, что было общим для всех иностранцев в Китае, так это стремление к роскошной жизни.
Для европейцев этот город был богатым раем. На широких проспектах города возвышались представительные здания офисов, отелей, клубов, банков, издательств и жилых кварталов, а их архитектура соответствовала самым изысканным европейским вкусам.
Город жил интенсивной жизнью. Матросы разных национальностей шатались по барам и притонам, коих было великое множество в районе набережной. Вдоль запруженной судами реки Вангпу простирался проспект Бунд, постоянно заполненный иностранцами, торопившимися в свои конторы, размещавшиеся в высоких зданиях, или в китайские магазины. Грязные воды реки кишели джонками, сампанами и тысячами других судов от традиционных китайских парусников до современных боевых кораблей, сновавших вверх и вниз по течению.
Вдоль улиц Нанкин и Баблин-уэлл располагались самые роскошные отели, рестораны и ювелирные магазины, в которых продавались разнообразные предметы искусства из нефрита и слоновой кости, лакированные шкатулки и другие изделия. Там же была масса выставочных залов с антиквариатом, представленным тончайшими вазами из фарфора, статуэтками, изображающими Будду, мебелью. Контрастом этому великолепию служил многочисленный уличный транспорт. В основном это были тысячи рикш, которые, обливаясь потом, развозили по магазинам богатых европейских женщин или мужчин, направлявшихся в свои банки и клубы.
В течение четырех месяцев Борис и Кира выступали перед восприимчивой публикой в отеле Кэтэй. Еще до окончания этого контракта им предложили новый, сроком еще на четыре месяца, согласно которому им предстояло выступать в Пэрэмаунт дансинг холле. Это был большой, элегантный ночной клуб, обладавший репутацией одного из лучших в Шанхае. Управляющим там был венецианец Джо Фаррен, который после многочисленных приключений, случавшихся с ним в разных странах Дальнего Востока, осел в Шанхае. Джо, ставшему большим другом Бориса, была уготовлена трагическая судьба: после Пирл Харбора он был захвачен японцами в плен, замучен и, в конце концов, расстрелян.
В Пэрэмаунте наша пара играла в мюзикле в основном сатирического плана. Один из их номеров, к примеру, назывался «Веселые 1900-е». По-видимому, в то время публикой ценились только бурлески именно подобного типа. Борис скучал по классическому балету, но, в то же время, ему было приятно, что они пользуются популярностью и регулярно получают заманчивые предложения от театральных агентств.
Несомненно, что за весь период гастролей Бориса и Киры в этой части света наибольший успех на их долю выпал в Шанхае. Поэтому вместо двух месяцев они оставались там целый год и обзавелись массой друзей. Оркестр в Пэрэмаунт состоял из русских музыкантов, с которыми Борис имел возможность делиться воспоминаниями о России.
Каждый вечер в Пэрэмаунте собирались сливки шанхайского общества, и Борис подружился с рядом влиятельных иностранцев.
Наряду с нашей парой в Пэрэмаунте выступали и другие танцевальные и драматические труппы, цыганские танцоры из Испании, американские комедианты и т. д. Среди них было два американца по имени Коуэн и Бейли, исполнявшие короткое шоу «Черная магия», в котором пели и шутили под маской зулусов, выкрашенных в черный цвет.
В задних комнатах дансинг холла, сдававшихся состоятельным китайцам, часто курили опиум. Однажды вечером в одной из этих комнат разместился клиент-китаец. Вскоре он почувствовал ужасную жажду, характерную для курильщиков опиума. Не добившись вызова посыльного, чтобы тот принес ему чаю, голый наркоман с полотенцем, обмотанным вокруг талии, рискнул выйти в коридор, чтобы поискать кого-нибудь. Там он наткнулся на Коуэна и Бейли, наряженных зулусами. Бедняга китаец, решив, что попал в ад, и что его галлюцинации стали реальностью, завопил, бросился от американцев по коридору, увидел какую-то дверь и открыл ее. К изумлению патронов Пэрэмаунта он ворвался на сцену практически голым и вопящим от ужаса, пока не свалился в оркестровую яму.
Лишь день в день, ровно через год, посетив на короткое время другие города Китая, Борис и Кира уехали из Шанхая во Французский Индокитай. Теперь они всерьез намеревались вернуться в Европу, лишь на одни сутки задержавшись в Сайгоне, где у них был ангажемент, согласно которому им предстояло станцевать на ежегодном празднике лучшего клуба города Серкль Спортиф. Однако с характерной для Бориса беспечностью он с легким сердцем воспринял неожиданное уведомление о том, что их ангажемент продлевается еще на три месяца.