- Гм, гм... Да если я и подам теперь прошение, разрешение выйдет не ранее, как через год, через два.

- Но тогда все узнают... Так же можно будет как-нибудь стушевать.

- И то правда. Вы, m-lle Marie, как я вижу, девушка с весьма здравым взглядом. Нужно будет еще обдумать...

Когда затем Куницын стал уходить, то со всею галантностью молодого рыцаря расшаркался перед швейцаркой.

X

Еще работы в жизни много,

Работы честной и святой.

Н. Добролюбов

Второе посещение, которого удостоился Ластов, удивило его еще более первого. Анна Никитишна с таинственностью вызвала его в переднюю. Он вышел туда в домашней визитке, без галстука.

Перед ним стояли Наденька и Бреднева.

- Ба, кого я вижу? - озадачился он. - Чему я обязан...

- Проходя мимо, - колко отвечала Наденька, - мы воспользовались случаем предупредить вас, чтобы вы не трудились более вон в ней.

Она указала на спутницу.

- Как? Вы, Авдотья Петровна, решились бросить свои занятия?

- Решилась бросить свои занятия, - повторила сухо Бреднева. - Я пришла к заключению, что поучилась у вас более, чем достаточно, и справлюсь на будущее время и без вас.

- Жаль, очень жаль. За что ж такая немилость?

- Да хоть за вашу любезность, - сказала опять Наденька, - приходят к вам две молодые гостьи, а вы не пускаете их далее передней.

Тень облака пробежала по лицу учителя.

- Гм... - замялся он. - У меня там не убрано. Сейчас приведу в некоторый порядок и тогда милости просим...

Он проворно прошмыгнул в кабинетную дверь.

- Знаем мы, что у вас там не убрано, - сказала во след ему по-французски Наденька, - принцесса ваша не убрана. Можно бы в щель полюбопытствовать, да эта чучело-старушонка с места не сходит. - Вы, кажется, боитесь, что мы что стянем? - отнеслась она с усмешкой к Анне Никитишне.

Та не знала что и ответить.

- Да ты, Наденька, вполне уверена, что Куницын не солгал? - спросила Бреднева. - Хотя он и городской справочный листок, да ведь никто так и не привирает, как эти листки.

- Нет, он приводил такие подробности, каких не сочинишь.

Воротился Ластов.

- Прошу покорно, - сказал он, растворяя обе половины двери.

- Ну, что, убрали? - входя в кабинет и оглядываясь в нем, говорила Наденька. - Кажется, не совсем-то, - прибавила она, беря со стола женское рукоделье и рассматривая его со всех сторон. - Ничего, работа чистая. Вы сами этим упражняться изволите?

Учитель прикусил язык.

- Н-нет, хозяйка, видно, забыла.

- Хозяйка? Ха! Верю, верю.

- Да, хозяйка. Садитесь, пожалуйста.

Подруги чинно поместились на диване. Ластов взял с письменного стола ящик с сигарами, другой с папиросами и предложил их барышням. Бреднева отказалась, Наденька закурила папиросу.

- Так чем же я восстановил вас против себя, Авдотья Петровна? - начал молодой хозяин, усаживаясь поблизости на стул.

- Ничем, - холодно отвечала ученица. - Кому лучше, как не вам, знать, какие делала я у вас успехи? Не перебивайте! Вас я в этом ничуть не виню; вы были даже примерно снисходительны; но ведь и вы выходили подчас из себя. "Да что это, мол, с вами, Авдотья Петровна? Вы совсем невнимательны". Я невнимательна! Господи! Да слушая вас, я вопьюсь в вас глазами, точно проглотить хочу. Но что толку? Хоть убейте, ни словечка не пойму. Особенно теперь, как принялись за химию; словно туман какой нашел. Помните, например, самое первое - добывание кислорода из перекиси марганца?

- Да чего же проще?

- Вот то-то же! Для вас оно просто, а для меня непроходимые Фермопилы. Я очень хорошо знаю, что при нагревании из трех паев перекиси получается один пай закиси, один окиси и два кислорода. Но как знаю? Как попугай свое: "Попочка, почеши головку. Как собаки лают? Bay, вау!" Я не в состоянии дать себе отчета, почему оно так.

- То есть, почему собаки лают? - сострила Наденька.

- Ну да! Что виновата тут не наша женская умственная слабость, видно уже на Наденьке, которая преодолела же все эти трудности; виновато во всем наше милое воспитание. Я, первая ученица гимназии, не могу понять самых элементарных вещей - хорошо, значит, развивали! Начинать же опять с азов у меня не хватает духу; приходится окончательно отказаться от научного поприща. Ведь вы знаете, что мне и в купеческой конторе дали абшид?

- Вот как?

- Да и формальный, что называется: mit gross Scandal [С большим скандалом (нем.)]. В годовых итогах оказались недочеты в несколько тысяч. Распекли меня, конечно, на чем свет стоит, со стыда и сраму я готова была сквозь пол провалиться. За полмесяца имела еще жалованье получить, да уж ни за что не покажу глаз.

- Что ж вы намерены теперь делать?

- Да предаться практической деятельности. Я займусь английскими переводами, которые вы мне выхлопотали; дают мне по двадцати рублей за печатный лист; считая в неделю по одному листу, в месяц это составит восемьдесят целковых; заживем на славу! Маменька-то моя как довольна!

- А что ж ты не скажешь ничего про свою ассоциацию? - заметила Наденька. - Ведь она пошла в ход, там нечего уже секретничать.

- Как? - спросил Ластов. - Вы участвуете и в ассоциации? Я слышал, что здесь заводится социальная переплетная. Так, может быть, в ней?

- Нет, - отвечала Бреднева, - то предприятие частное, не приносящее очевидной пользы человечеству, да и исключительно механическое. Мое же самое гуманное и притом начатое по моей же альтернативе!

- Инициативе, хотите вы сказать?

- Ну да... Я основываю библиотеку на акциях. Уроками музыки сколотила я рубликов пятьдесят; пять человек товарищей брата также внесли каждый - кто пятнадцать, кто двадцать рублей; Наденька будет ежемесячно отдавать нам половину своих карманных денег - пятнадцать рублей... Мы уже завели два шкафа и целый ворох книг.

- А где она будет у вас, эта библиотека?

- Да в нашем же доме, как раз под нашей квартирой. Отдельная, знаете, большая комната. Мы дали и задаток.

- Но приняли ли вы в расчет, что библиотека будет слишком отдалена от центра города, чтобы привлекать посетителей?

- В том-то и штука, Лев Ильич, что она будет не обыкновенная библиотека, а народная, для бедного рабочего класса, проживающего именно в наших краях. В этом-то и вся польза ее. Пролетарии наши не в состоянии абонироваться у Вольфа, Исакова или выписывать газеты, журналы. А тут, за плату какой-нибудь копейки в день, они будут иметь возможность читать сколько душе угодно. Разве не выгодно?

- Да вам-то будет ли выгодно?

- Ха! Я не гонюсь за выгодой, окупились бы только книги. Переводами я буду зарабатывать сумму, совершенно достаточную для нашего пропитания. Ах, Лев Ильич, если б вы знали, как я довольна! - воскликнула новая социалистка, и апатичные черты ее оживились, зарумянились. - Наконец-то я буду приносить пользу. Целый квартал, более - все окружные кварталы будут просвещаться, благодаря мне! Только и мерещится мне теперь одно: как я весь день свой буду проводить в читальне и в ожидании посетителей заниматься переводами. Дождаться не могу, когда вывеска будет готова!

- Жаль мне вас разочаровывать, - вздохнул Ластов, - но я сильно сомневаюсь в успехе вашего предприятия. Простолюдин наш не ощущает еще настолько потребности в чтении, чтобы ходить в нарочно строенное для того заведение. Я отсоветовал бы вам.

Бреднева не на шутку рассердилась.

- Так, по-вашему, выбросить шкафы да книги за окошко? Вырвать из сердца с корнем любимую мечту, которую я выхолила, вынянчила, как родное детище? Да что ж мне после того останется? Камень на шею да в море, где поглубже?

XI

Ну, Господь с тобой, мой милый друг!

Я за твой обман не сержуся.

Хоть и женишься - раскаешься,

Ко мне, может быть, воротишься.

Л. Кольцов

Наденька, тем временем внимательно осматривавшая кабинет, внезапно встала и, не говоря ни слова, быстро направилась к спальне. Ластов вскочил со стула и загородил ей дорогу.