- Нет, не отшучивайтесь, я спрашиваю серьезно. Поправилось у вас зрение, что ли?

- Нет, не могу сказать. Вы мне отсоветовали, ну... а я принимаю резонные советы.

- И волос, кажись, не стрижете?

- Как видите. "Волосы - краса женщин", - говорили вы. Я поверила. Вы, я думаю, ужасно рады, что нашли такую послушную прозелитку?

- Рад. А курение бросили?

- Да вы никак в самом деле учиняете допрос?

- Я же предупредил вас. Так что же: вы уже не курите и пива не пьете?

- Не курю и пива не пью. У нас, милосердных, оно к тому же не принято.

- А то бы не отказались от того и другого?

- Какой вы неотвязный! Ну, радуйтесь: и в отношении курения и пива я последовала вашему совету.

- А сына моего вы любите?

- Левеньку? Как жизнь свою!

- Надежда Николаевна! Вы, значит, еще не разлюбили меня?

- Лев Ильич!

- Не обижайтесь, выслушайте меня. Когда скончалась Маша, смерть ее до такой степени потрясла меня, что весь женский пол опостылел, опротивел мне. Вы же, являясь мне мгновениями в бреду, приучили меня к себе так сказать гомеопатическими дозами. Вы - первая, на которую я могу глядеть опять без омерзения. Воспоминание о Маше во мне еще слишком живо, чтобы я мог полюбить другую; сердечные струны мои порваны; я сам в эту минуту не считаю еще возможным когда-либо забыть ее, полюбить так же искренне другую. Но поневоле вспоминается стих Шиллера:

Спящий во гробе, мирно спи!

Жизнью пользуйся живущий!

Против природы ведь не пойдешь. Не один раз влюблялся я уже до Мари и всякий раз был уверен, что никогда не забуду, - а забывал. Я еще молод, я выздоровлю, и может быть... может быть, неблагодарное сердце забьется еще раз сильнее! Досадно даже делается за слабость человеческой природы. Если же кто заставит его забиться - так это вы.

Наденька слушала Ластова с затаенным дыханием. Луч теплой надежды преобразил ее расстроенное тяжелою кручиною лицо... но лишь мгновенно; она печально потупилась.

- Нет, Лев Ильич, вы сами себя обманываете, вам только жаль меня: жалость свою вы приняли за чувство более нежное.

- Может быть! Не спорю все покажет время. Оба мы с вами инвалиды. Дайте зажить сердечным ранам; молодость, быть может, возьмет свое. А покуда удалитесь в свое уединение, исполняйте свой священный долг. Родителей ваших мы всегда умилостивим.

Слезы, но тихие, благотворные, накипали за ресницами девушки. Она смело подняла голову и с решимостью встала.

- Прощайте же, Лев Ильич. Благодарю вас.

- Не падайте духом, надейтесь.

И дверь в последний раз закрылась за нашей героиней - а с нею и последняя страница нашей повести.

1865-1866

Повесть впервые опубликована: Дилогия "Бродящие силы": СПб., 1867.