Вот так обычно катастрофы и начинаются. Рано утром. На рассвете. Когда все спят, когда ни сном, ни духом не ведают, что подбирается беда. А потом, когда проснутся, когда спохватятся – поздно просыпаться, поздно спохвачиваться, спохватываться, спохва… уже всё случилось.
Так и бывает… я ещё тоже сначала ничего не заметил, не обратил внимания, ну мало ли что мелькает внизу на склонах, в прошлом, всякое случается… Потом присмотрелся: м-мать моя женщина…
Об этом писали в самых диких пророчествах, в самых дешёвых газетных сенсациях, об этом снимали блокбастеры-однодневки, про которые забывают быстрее, чем выходят из кинозала. Об этом… Ну да, пугали друг друга от нечего делать, во-от, случится, во-от, придёт…
Но чтобы вот так…
Всерьёз…
Помню, как бежал до полицейского участка, ещё думал, куда бежать, в участок, или куда повыше, в минобороны, в…
Участковый измученно смотрит на меня, уже готовится записывать, как у такого-то, Имярек, спёрли телефон, а такого-то, Имярек, избили в подворотне…
– Там… там…
Говорю, что там.
– Парень, ты ужастиков обсмотрелся, или как?
Повторяю. Несколько раз. Пока не дойдёт, что не придуриваюсь я, не прикидываюсь, не при… Что так оно и есть. На том склоне. Где прошлое.
Это уже потом было. Рёв сирены над городом, чрезвычайное положение, превентивный удар…
Это уже потом…
А через пару дней…
Вот опять же без лишней скромности. Если бы не я, не знаю, что и было бы. Вот так же, ехал на работу, с утра пораньше, чтобы не стоять в пробках, не сбиваться в кучи металла, не орать – ква, ква-а-а!
Вот тогда и увидел.
Там.
На том склоне, где будущее.
Мне ещё показалось… что показалось. Мало ли. Померещилось. Какие-то манёвры. Бои. Склоки. Бывает.
Какое там…
Мне даже странно стало: как никто не догадался до этого раньше…
Не помню, как бежал к полицейскому участку. Помню только, что бежал, напрочь забыл про машину, про всё напрочь забыл, помчался со всех ног, тормошил прохожих, где тут полиция, где полиция, люди хлопали глазами: а что случилось, а что такое, ограбили, что ли, да житья от этих воров нет…
Участковый уставился на меня, уже готов был заполнять протокол, как у такого-то, Имярек, украли телефон, а такого-то, Имярек, избили в подворотне…
– Там, там…
Я сказал, что там. Мне не поверили. Опять началось: парень, ты чего, боевиков обсмотрелся, тебе делать нечего, иди, играй…
– Я серьёзно.
– Вы хоть понимаете, что за дачу ложных показаний полагается…
– Понимаю.
– Здесь распишитесь… что с ваших слов записано верно…
Хочу сказать, что пока с моих слов записывать будут, от плато рожки да ножки останутся. Не говорю. И так понятно.
А что понятно…
Даже странно, как они до этого раньше не додумались…
Они…
Кто…
Все… там. На склонах. Голодные, сирые, обездоленные, истерзанные войнами, революциями, переворотами, недоворотами… люди там, на склонах, которые все века смотрели на плато…
На наш лучший из миров…
Так и представляю себе каких-нибудь отчаянных мечтателей, которые смотрят на плато, шепчутся между собой в бессонные ночи, полные вдохновения: когда-нибудь мы поднимемся на плато, когда-нибудь… ну не мы… наши дети… внуки…
И там тоже, в будущем, в тёмных веках, измученные войнами смотрели на плато, мечтали: вот, было же когда-то, жили же когда-то, там, в мире, в лучшем из миров…
Тогда ещё ничего не произошло.
Произошло пару дней спустя, когда объявили комендантский час: под страхом смерти не выходить на улицы, сидите по домам, запаситесь продуктами, х-ха, легко сказать, запаситесь продуктами, если из дома выходить нельзя.
Через пару дней.
Когда плато уже штурмовали и с той, и с другой стороны, люди – истерзанные войнами, изголодавшиеся, измёрзшиеся. С теми, из прошлого, ещё можно было как-то справиться, всё-таки у нас оружие помощнее, а вот отражать атаки из будущего оказалось трудновато…
– Чой-то хлипенький вы… не ходил бы ты, Ванёк… во солдаты…
Врач недоверчиво смотрит на меня: где тебе, дохляк, сидел бы дома, а то туда же…
– Ничего, сгожусь…
– Ещё скажите, одной левой всех врагов переколотите…
– Ага, вы всех отфутбольте, кто тогда воевать пойдёт?
– О-ох, все бы так в бой рвались… а то как призыв, так не дозовёшься, все по деревням прячутся…
Настоящий кошмар начался, когда кто-то догадался грохнуть ракетами по войскам из прошлого. Да, теми самыми, которые много лет прятались в подземных шахтах, ждали своего часа. Наутро от одного из мегаполисов Плато остались дымящиеся руины. Сначала грешили на повстанцев из двадцатого века, они тоже ядерным оружием не обделены, потом, когда в тот же день увидели на пепелище двухголовых крыс, спохватились…
…дение войн против прошлого недопустимо, так как любое воздействие на вчерашний день вызывает аналогичное воздействие на день завтрашний, соответственно…
Головорезы из будущего быстро смекнули, что к чему, атаки прекратились как-то сами собой, а вот из прошлого рвались и рвались на плато новые голодные орды. Правые, левые, красные, синие, зелёные, бывшие враги и бывшие друзья, с винтовками, с саблями, с копьями…
Солдатом представлял себя только во сне, никак не думал, что придётся вот так, на самом деле, вживую… прут и прут на нас, куда прёшь, куда прёшь, думаешь, здесь лучше, что ли… Ты в своём времени сделай лучше, в другие-то времена чего лезешь, да тебя в другое время пустишь, ты и там какую-нибудь заварушку устроишь, будешь жить в разрухе и нищете….
Солдат рядом со мной стреляет в толпу нападающих, ай, молодца, попал, подбил… Мучительно сглатывает, бледнеет, чего с тобой…
Во, блин…
…растворяется в воздухе, падает к моим ногам пустая одежда, винтовка бряцает по камням…
– Что за чёрт…
Кто это сказал… я это сказал… слышу свой голос как со стороны…
– Отца своего грохнул… там, в прошлом… – подсказывает сержант.
Ёкает сердце: как мы можем стрелять, так и самого себя хлопнуть недолго, вот здесь я хлопну самого себя окончательно, что там сержант орёт, куда наступать, зачем наступать, пошли вы все, куда они бегут на нас, мы дети ихние, дети…
Дрожит земля.
Падаем все, как подкошенные, плато дрожит, ворочается, мягко оседает вниз…
Кто-то падает на колени, молится непонятно кому, кто-то отступает, ур-ра-а, йес-с-с, знай наших…
Снова дёргается плато. Раскачивается туда-сюда, будто выдернули из-под него опору…
– Пошли вниз, – генерал толкает меня в плечо, – похоже, через низ они на плато полезли…
Хочу сказать, что чёрта с два они через низ полезли, не говорю, мне и самому не терпится узнать, что там…
Осторожно подбираемся к краю плато, к краю нашей оси времён. Думаю, как мы будем заглядывать за плато, и позволит ли нам плато заглянуть за него, и…
Смотрю.
Сначала не понимаю, что вижу.
Чем больше смотрю, тем больше не понимаю.
Пустота, облепленная чем-то чёрным, маслянистым, тягучим. То же самое чёрное и тягучее плещется где-то там, бесконечно далеко внизу, вижу, как в него впиваются буры…
– Во, блин… – шепчет сержант.
Смотрю на него. Ты хоть объясни, что блин, то есть я и сам вижу, что такой блин, что блиннее некуда, а почему…
– Видал, а?
– А что?
– Ты чё, смотришь, не видишь?
– Похоже на то.
– Нефть… видал, нефть всю, с-суки, выкачали, а на нефти вся эта хрень, считай, держалась…
– Плато?
– Ну…
– Так это сказать надо… чтобы не качали…
– Сказа-ать… раньше надо было сказать, а сейчас-то что… доигрались уже…
Плато дёргается. Ещё. Ещё. Оседает. Медленно, но верно. Пусть теперь хоть кто-нибудь вякнет, что солнце у меня поднимается, оно не у меня, оно у всех поднимается, ч-ч-ч-ч-ч-ёр-р-р-р-р-т…