Выехали из Любани мы ровно в 21 час, — еще совершенно светло. А холод такой, что, кажется, выпадет снег.

21 час 10 минут

Березовый молодой лесок на болоте, почти кустарник, свежий, веселый, и — никаких следов войны, даже воронок нет. Дальше — крупный лес, стройные, высокие тонкие березы. Но стоит попасться железнодорожной постройке — только голый фундамент да груда кирпичей, а до и после нее — обязательно воронки от авиабомб, полные воды. Слева одна постройка сохранилась: красное кирпичное здание, на нем цифры «88» (километров), а вокруг него — огороды, серые пока грядки.

Вдали, налево, деревенька в березовых кустах, а ближе — остатки сгоревшего военного склада какой-то базы и часть уцелевшего имущества: бочки, ящики, проволока кругами, — сложены в стороне.

Вдоль насыпей — рельсы узкоколейки, и они же, кругами, на эстакадах, выведенных над болотом, — это поворотные петли, с ажурным дощатым перронцем вдоль всего круга. И опять — лес, лес, не тронутый войною, зеленеющий травой, сочный, свежий. В бескрайности берез — купы сосен.

Пасмурное небо почти очистилось. Остатки туч, перья их чуть подсвечены багрянцем. Где-то далеко на западе садится солнце.

Новые телеграфные столбы тянутся вдоль поверженных немцами столбов прежней линии.

А вторая колея — только шпалы, шпалы, черные, вынутые из насыпи, но лежащие как надо, со следами накладок и костылей. Рельсов и в помине нет.

Поезд идет медленно. Снова целое красно-кирпичное здание справа («93»), клочки огородов возле него и три землянки да несколько старых грядок. Одинокий старик в картузе, копающий землю на огороде. Безлюдье, безлюдье вокруг. Поселившихся здесь, в этом очищенном от немцев краю, так мало, что какой-нибудь человек, увиденный мною, только подчеркивает, своей одинокой фигурой бескрайнюю пустынность этих мест.

Перед Чудовом большая часть будок путевых сторожей сохранилась, но все насыпи, кроме одной, по которой медленно идет «Красная стрела», оголены, рельсы и шпалы увезены.

Темнеет. Кое-где воронки от авиабомб. Есть старые, заросшие травой, есть «молодые», с землей по краям.

— Разрешите маскировку сделать! — говорит молоденькая проводница.

— Шелковые занавески даже! — говорю я.

— Бедно живем, что ли?

— Небось!.. В сорок втором, наверное, и не мечтали?

И проводница отвечает гордо:

— Сейчас «Стрела» оборудована лучше, чем в мирное время!

…По расписанию «Красная стрела» теперь (из-за того, что движение однопутно) идет до Москвы девятнадцать часов вместо девяти с половиной, как ходила до войны. Но идет! Идет! Время блокады Ленинграда осталось уже только в воспоминаниях.

Я вернулся в Ленинград вместе с отцом моим и Натальей Ивановной 13 июня. Рано утром на следующий день выехал в части наступающих на Карельском перешейке наших войск и затем прошел с ними весь путь до Выборга…

28 июня

Сегодня по Невскому прошли троллейбусы.

30 июня. Ленинград

Вчера освобожден Петрозаводск. Еще 21 июня было сообщение о форсировании реки Свири, и вот уже большая часть Карелии очищена от врага!

Сегодня — день жаркий. Впервые за войну я оделся в штатское, прогуливался по городу с ощущением, что Ленинград становится совсем мирным городом.

Наблюдаю разборку руин на Невском, у площади Восстания. Работают сотни полторы девушек — служащих телефонной станции, треста столовых и других городских учреждений. Ходят с носилками, носят кирпич, грузят его на платформы трамвайных вагонов, которые увозят свой груз к Охтинскому мосту, — там возводится насыпь. Наблюдает за работами девушка-инженер. На полторы сотни работающих женщин и девушек всего два-три юноши. Жарко. Девушки — в коротких юбках, в майках, почти полураздеты, но ничуть не стесняются, им весело, одна, поднимая носилки, поет: «Та-тарарамта, таратина-там-там!», другая, заметив, что я обратил внимание на ее калоши, надетые на босу ногу, смеется: «Модельные порвала!..»

По Невскому и Лиговке, вокруг — обычное городское движение.

А вечером сижу в саду «Буфф», на Фонтанке, пью пиво. Все будто как прежде, как до войны. Тихо. Мало народу. Сад почти пуст. Против меня на скамейке две интеллигентные девушки воркуют с курсантом военно-морского училища. Обсуждают, когда поехать в парк культуры, чтоб потанцевать, покататься на лодке.

Все ленинградские женщины участвуют в общественной работе по приведению города в порядок. Например, бригада жен писателей работает в ЦПКиО.

7 июля

Сегодня встречал Людмилу Федоровну и ее сына, вернувшихся с Урала, помог им устроиться в ее квартире, на Боровой. Она всем довольна, хотя в уцелевших после падения авиабомбы комнатах развал и запустение, и потребуется много усилий, чтобы привести все в порядок.

8 июля

Вместе с Александром Прокофьевым, Павлом Журбой, Михаилом Дудиным и Ильей Авраменко я выехал на грузовике под Выборг, в 30-й гвардейский корпус генерала Н. П. Симоняка. По заданию Политуправления фронта мы будем писать книгу о действиях этого корпуса. Составляющие его дивизии прошли замечательный боевой путь, участвовали в обороне Ханко, и в обороне Пулкова, и в прорыве блокады, и в снятии ее полностью, в наступлении на Кингисепп и на Нарвский плацдарм, и в освобождении Карельского перешейка. Им предстоит еще многое, — война и наше наступление продолжаются, Ленинградскому фронту еще идти и идти, освобождать Эстонию, всю Прибалтику, путь многих частей его — до Берлина!

Путь этот не короток, но наступление Красной Армии на всех фронтах Великой Отечественной войны развивается так стремительно, так успешно, что уже никакая сила приостановить, задержать его не может. Это понимает, это знает весь мир. Видя воочию близящуюся, несомненную, полную нашу победу над разгромленной, трепещущей фашистской Германией, уже не могут больше «тянуть волынку» и наши медлительные союзники — Англия и США. В первых числах июня (только теперь!) им пришлось наконец открыть второй фронт, высадив свои войска на севере Франции. 8 июня мы узнали о взятии Рима.

Что ж! Как говорится, лучше поздно, чем никогда!

Глава тридцать седьмая

Нарва

(26–27 июля 1944 г.)

13 февраля 1944 года по директиве Ставки Верховного главнокомандования был ликвидирован выполнивший свои задачи Волховский фронт. Через два дня его армии — 8, 54, 59-я — были переданы в состав Ленинградского фронта. Ленинградский фронт во взаимодействии с Краснознаменным Балтийским флотом и при содействии 2-го Прибалтийского фронта (который сковал силы 16-й немецкой армии и перешел 17 февраля в наступление на рубеж Опочка — Идрица) шел вперед.

Еще раньше, к концу января, части правого фланга Ленинградского фронта, и прежде всего 2-я ударная армия, приблизились к реке Нарове.

Тот самый 1074-й стрелковый полк подполковника Н. Г. Арсеньева, который в 1943 году прекрасно дрался у Круглой рощи, совершил новый подвиг. После взятия Веймарна, пройдя за сутки семьдесят три километра, полк захватил деревню Кривые Луки, форсировал реку Плюссу, в 2 часа ночи 2 февраля взял деревню Низы, в десять утра овладел деревнями Сур-Жердянка и Усть-Жердянка, а затем в тот же день, в 15 часов 30 минут, первым из всех частей Ленинградского фронта форсировал реку Нарова, захватил в деревне Вязки план всех «Тодтовских инженерных сооружений» нарвского узла вражеской обороны и создал, пройдя шесть километров за рекой, так называемый нарвский плацдарм. Первым из батальонов, вступивших на вражеский берег, был 2-й батальон полка. Им командовал старший лейтенант Павел Гурьев. Во главе батальона под развернутым, за три минуты простреленным в восемнадцати местах, полковым Знаменем шли по льду его командиры вместе с командиром полка. Вслед за 1074-м колком, в тот же день, в 20 часов на левый берег Наровы вступили другие полки 314-й, получившей название Кингисеппской, стрелковой дивизии генерал-майора И. М. Алиева (1076-й и 1078-й).