— Если не хочешь участвовать в последней завершающей операции — можешь оставаться здесь. А я сейчас улетаю как раз туда. — И он стал со всеми прощаться, потом в сопровождении Т. Т. Хрюкина вышел к машине. Мне командующий приказал подождать его на КП. Вскоре он вернулся и сказал:

— Ваша дивизия воевала хорошо, у меня никаких претензий к ней нет. Желаю успехов. До свидания.

Я немедленно выехал в дивизию, предварительно отдав распоряжение командирам полков прибыть в штаб дивизии. Когда я там появился, начальник штаба полковник Тараканов доложил, что получена телеграмма следующего содержания:

«Командиру 240 иад

Во исполнение решения Ставки и телеграммы командующего ВВС КА Главного маршала авиации тов. Новикова от 14.4.45 г. командующий приказал:

240 иад в полном составе к исходу 14.4.45 г. перебазировать на территорию 1-го Белорусского фронта на аэродром Бедиары 24 км северо-восточнее Познань или [396] 8 км северо-западнее Пудевну (карта 200.000) в оперативное подчинение 16 ВА».

Прибывшие командиры полков вместе с руководящим составом дивизии ожидали моих указаний. Сильно беспокоила погода.

Во исполнение данного решения я приказал немедленно приступить к подготовке летного состава к перелету в сложных метеоусловиях и вероятнее всего на малых высотах. Маршрут перелета был определен. Его планировалось производить по эскадрильям в колонне звеньев, звено в правом пеленге. Запасные аэродромы по маршруту указывались.

Учитывая крайне сложные метеоусловия, для повышения безопасности перелета на следующий день с рассветом вылетел руководящий состав полков (командиры полков и эскадрилий) на изучение маршрута, рекогносцировки аэродромов и условий ориентировки по маршруту на малых высотах. Боевой порядок на маршруте — колонна звеньев, звено в правом пеленге, очередность звеньев: 86-й и 133-й гвардейские, потом 900-й, во главе колонны — командир дивизии. Сбор в общую колонну над аэродромом Шиненбайль. Посадка в Беднарах, с последующим перелетом на свои полевые аэродромы. Возвращение после изучения полевых аэродромов на Одере самостоятельно каждого полка с целью лучшего изучения местности, строго по тому же маршруту. Перебазирование частей дивизии намечалось закончить к исходу 15 апреля.

По возвращении на свои аэродромы следовало провести окончательную подготовку всего летного состава и изучить особенности маршрута и ориентировки на малых высотах, указав на опорные ориентиры и особенности на аэродроме посадки.

Радиопереговоры на маршруте исключались, следовало только слушать команды ведущего. По маршруту звено должно идти с увеличенными интервалами, чтобы дать возможность ориентировки каждому летчику. Дистанции и интервалы должны были обеспечить надежную зрительную связь между машинами и звеньями % эскадрилье. При ухудшении погоды, особенно видимости, интервалы и дистанции уменьшались. В уплотненных порядках ориентировку проводят ведущие — командиры звеньев и эскадрилий.

Было предусмотрено, что на маршруте и особенно в прифронтовой зоне все соблюдают максимальную осмотрительность [397] и находятся в готовности к отражению внезапных атак истребителей противника. При посадке на фронтовых аэродромах было предусмотрено прикрытие и безопасность.

Ответственным за выпуск в перелет каждого полка был назначен мой заместитель полковник А. П. Николаев.

Таким образом, наша боевая работа в Восточной Пруссии завершилась. Для летчиков 240-й авиадивизии первая половина апреля оказалась периодом наиболее интенсивной работы. За две недели мы произвели 1290 боевых вылетов, сопроводили 1005 штурмовиков и 334 бомбардировщика. Кроме этого, было совершено 662 штурмовки с весьма высокими для истребителей результатами.

Ни одна из операций не оставила в моей памяти такого глубокого следа, как Восточно-Прусская. Она оказалась самой длительной и самой тяжелой. И ни в одной другой операции интересы летного состава не были так крепко привязаны ко всему, что происходило на земле. И не было другого периода, когда бы летчики так каждодневно, тщательно и дотошно изучали наземную обстановку. Наши авиационные пушки, пулеметы, бомбы, эрэсы в те долгие недели работали только в интересах наземных войск, только на них. Это была боевая жизнь, которая во многом потребовала перестройки от летного состава чисто психологической. Иначе мы бы не могли выполнять свои задачи. Наши летчики — в пределах, конечно, доступных авиаторам — стали неплохо разбираться в особенностях наземного боя — ведь нам, если можно так выразиться, приходилось участвовать в этих схватках. Прорыв каждой вражеской оборонительной позиции мы воспринимали как собственную победу. Все это, конечно, было новым в практике боевых действий летчиков-истребителей. Опыт поддержки наземных войск мы приобрели колоссальный.

Всего же за три месяца мы сделали 6924 боевых вылета, из них 1637 на штурмовку. Наши пилоты провели 96 воздушных боев, сбили 64 самолета противника. Сами мы потеряли 26 самолетов и 8 летчиков. Основной урон мы потерпели от огня вражеской зенитной артиллерии. За три месяца истребители дивизии провели 6845 штурмовиков и бомбардировщиков, и ни один из них не был сбит авиацией гитлеровцев{23}. Это было самым главным в нашей работе. [398]

...Утром 15 апреля руководящий состав дивизии был готов к вылету для изучения маршрута перелета. Погода была такая, что только хорошо подготовленного летчика можно было выпустить. Десятибалльная облачность на высоте 50–70 метров, видимость не больше 3–4 километров. Я решил час подождать. За это время погода улучшилась не намного, но для меня важной была сама тенденция к улучшению.

Только собрался подать команду на взлет, подбежал ко мне офицер и протянул телеграмму. Вижу, что не из штаба воздушной армии. Сразу приходит настороженность — это безотчетно, в одно мгновенье.

Сообщение послано мне командованием 31-й гвардейской стрелковой дивизии. Медленно читаю. Константин Иванович Макарченков — командир, прошедший с боями всю Белоруссию и Восточную Пруссию, спасший мне жизнь, тяжело ранен разрывной пулей в грудь, состояние — безнадежное.

Все это как-то не сразу до меня доходит. Читаю еще раз: «Состояние — безнадежное». Дальше говорится, что жена Константина Ивановича и три маленькие дочки находятся в эвакуации в городе Андижан Узбекской ССР. Почтового адреса не сообщали.

Разговаривать об этом с К. И. Макарченковым мне не приходилось. При редких встречах мы радовались тому, что увиделись, и тому, что оба живы. А теперь я вдруг почувствовал необычайную душевную горечь и тяжесть. Привыкший в любой ситуации действовать, я, быть может, оттого внутренне и воспротивился полученному известию, что не представлял себе, что я могу сейчас сделать. Что-то должен был и сделал бы в других обстоятельствах... Вокруг меня стояли командиры полков и эскадрилий, ожидавшие от меня команды на взлет. Еще десятки летчиков готовились получить эту команду через несколько часов. С ощущением неясной вины за то, что все складывается таким образом, я подал команду на взлет...

Погода была — предел возможностей хорошо подготовленных летчиков. Командиры полков и эскадрилий в район встречи прибыли в назначенное время, построились в колонну и легли на курс. Впереди должна быть Висла, но мы увидели не реку, а целое море. Был апрель, в устье реки сильный разлив, и многие населенные пункты затопило. Полетные карты старого издания не соответствовали реально увиденной местности. Все реки [399] изменили конфигурацию береговой линии и сам ландшафт. На маршруте были новые шоссейные и железные дороги, появились незнакомые населенные пункты, изменились контуры многих лесных массивов, а иных вовсе не было на карте. Было очевидно, как трудно будет ориентироваться ведущим групп, когда будет перелет всей дивизии. Некоторые командиры эскадрилий, недавно назначенные на эту должность, имеют еще недостаточный опыт перелета в таких условиях и их необходимо подстраховать опытными летчиками из руководства полков, подумалось мне. В конце маршрута, при подходе к аэродрому посадки, погода еще более усложнилась, видимость стала хуже. В дальнейшем погода не улучшилась, но и не ухудшилась, а это было очень важно.