Во время войны и революций было не до издания, но как только ситуация несколько стабилизировалась, в 1918 году, Чертков начал искать пути для осуществления необходимого, по его мнению, Полного научного издания сочинений Толстого, куда бы вошло абсолютно все, написанное им с подробными научными комментариями. Это издание он хотел приурочить к предстоявшему через десять лет столетию со дня рождения великого русского писателя. При этом должно было быть выполнено обязательное условие, поставленное Толстым: никто не должен получить монополию на печатание любых его произведений и документов. Первое предложение Чертков получил от Московского совета потребительских обществ. Однако оно предполагало как раз исключительное право издания и потому было отвергнуто. В ходе этих переговоров Чертков познакомился с Николаем Сергеевичем Родионовым — активным участником кооперативного движения в деревне и горячим сторонником нравственного учения Толстого.
Между тем контакт с большевистской властью (через посредничество наркома Луначарского) оказался как будто более продуктивным. 16 декабря 1918 года коллегия Наркомпроса утвердила проект договора с Чертковым. Была согласована и сумма затрат на издание в размере 10 миллионов рублей (дореформенных). Чертков немедленно начал работу по подготовке Издания, собрав сильную команду литературоведов — более тридцати человек. Их труд, в ожидании государственного финансирования, оплачивали он сам и Александра Львовна Толстая из своих личных средств.
Предполагалось, что подготовку к печати рукописей каждого из намеченных 90 томов возьмет на себя Редакционный комитет под руководством Черткова, а само издание будет осуществлять Государственное издательство (Госиздат). Для идеологического контроля за изданием была назначена Государственная редакционная комиссия (Госредкомиссия). Первоначально в ее состав вошли А. В. Луначарский, М. Н. Покровский и В. Д. Бонч-Бруевич. Комиссия одобрила проект договора с Госиздатом, предложенный Чертковым.
Однако договор с ним был подписан лишь в апреле 1928 года. Дело в том, что в июле 1919 года Совнарком РСФСР издал Декрет о национализации всех рукописей русских писателей, находящихся в государственных библиотеках (а следовательно, и архива Толстого). На очереди был Декрет СНК о монополии государства на издание произведений русских классиков, что в случае Толстого было несовместимо с его завещанием. На разрешение этого противоречия ушло десять лет. Так что к 100-летнему юбилею писателя не вышло ни одного тома «Юбилейного издания». В конце концов дело разрешилось тем, что Госиздат обязался на титульном листе каждого выходящего тома помещать уведомление о разрешении его свободной перепечатки. В ходе этих длительных переговоров Чертков встречался и с Лениным. В ежедневной «Хронике» деятельности Владимира Ильича после революции, составленной сотрудниками Института Маркса — Энгельса — Ленина, есть такая запись:
«8/IX 1920 г. Ленин принимает (10 час. 45 мин.) В. Г. Черткова...
...Беседует с ним об издании полного собрания сочинений Л. Н. Толстого, в которое предлагает включить все написанное Толстым и снабдить произведения, дневники, письма исчерпывающими комментариями. И чтобы было полностью соблюдено принципиальное отношение Толстого к своим писаниям: отказ его от авторских прав и свободная перепечатка текста».
В середине 1928 года, когда был, наконец, подписан договор об издании, вместе с НЭПом прекратила свое существование и свободная кооперация, в которой все эти годы активно работал Николай Сергеевич. При этом он не терял связи с Чертковым, как в силу своей приверженности учению Толстого, так и благодаря возникшей между ним и Владимиром Григорьевичем взаимной симпатии. Поэтому вполне естественно, что как только Николай Сергеевич оказался свободен от дел кооперативных, Чертков предложил ему войти в состав Редакционного комитета. Спустя два года, убедившись в успешности его редакторской деятельности и ценя совершенную преданность Толстому, Чертков, которому уже было 76 лет, назначил Николая Сергеевича своим (неофициальным) преемником в деле руководства Изданием. Последующие шесть лет Владимир Григорьевич тяжело болел.
Издательство переживало очень трудное время. К 1930 году вышло только два тома из девяноста; к концу 1934-го — еще 6 томов. Предусмотренные для оплаты труда составителей томов (по договорам) деньги не поступали. Собственные средства Черткова и А. Л. Толстой были исчерпаны. Чертков не раз писал об этом председателю совнаркома Молотову, потом дважды обращался с письмом к Сталину. Однако бюрократическая машина по-прежнему игнорировала Издание вплоть до августа 1934 года, когда состоялось специальное постановление Совнаркома и необходимые средства были, наконец, выделены. В изнурительной войне с советскими чиновниками больной Чертков истратил свои последние силы. Его могучий организм сопротивлялся еще два года. 9 сентября 1936 года Чертков умер.
Функции главного редактора Издания, согласно положению о нем, перешли безлично к редакционному комитету, а фактически к Николаю Сергеевичу Родионову. Первое его действие на руководящем посту — не совсем обычное. 16 февраля 1937 года скоропостижно умер один из ведущих редакторов Издания К. С. Шохар-Троцкий. 15 марта того же года Николай Сергеевич записывает в дневнике:
«...все на меня напали за мой план с томом Шохар-Троцкого, что хочу работать по нему бесплатно... помогать его детям надо, а у меня в июне кончается моя литературная работа. Это не благотворительность, а общественный подход к делу. В. Г. поступил бы на моем месте так же».
Но главные неприятности только начинаются. В середине 38-го года начальником Гослитиздата (ГЛИ), выделившимся из Госиздата, назначают бывшего генерального секретаря Профинтерна А. Лозовского. Это — существенное понижение, и у него «камень на шее»: в 1917 году Лозовский был за оппозиционные настроения исключен из партии. В 1919 году его приняли обратно, но, конечно, не забыли. Сталин таких вещей не забывает. Это означает, что Лозовский «висит на волоске» и должен на новой работе проявить особое рвение, а главное — ни в чем не ошибиться.
Первое, с чем разбирается этот прожженный аппаратчик, толстовское издание. Из намеченных 90 томов за десять лет вышло только 36, хотя редакционный комитет подготовил к печати и передал ГЛИ рукописи 80 томов. В чем здесь дело? Лозовский быстро ориентируется. В задержанных томах среди писем и дневниковых записей Толстого он находит резко отрицательные суждения о социалистах и революционерах. Печатать это никак нельзя. «Такое» обязательно попадет в ЦК, а то и на стол к самому Сталину. Тот спросит: «Кто это издал?» О последующем «перемещении» директора ГЛИ гадать не приходится.
Но и отказываться печатать или требовать цензурных изъятий, даже докладывать об этом «наверх» тоже нельзя. Ведь Ленин распорядился печатать все! Единственный выход — саботаж. Не отказываться печатать, но и... не печатать! Можно подвергнуть критике комментарии, сослаться на финансовые трудности, найти другие зацепки, но не допускать опасные рукописи до типографии.
Голитиздат прекращает финансирование Издания и объявляет о намерении ликвидировать независимую «Главную редакцию». (Так именуется созданный Чертковым небольшой редакционно-технический аппарат, осуществляющий организационные функции по Изданию). Маститые коллеги Николая Сергеевича прекрасно понимают, в чем дело, и отказываются от опасной борьбы (на календаре 1938 год). А он не сдается! Организует письмо Редакционного комитета Молотову, обращается за поддержкой к Алексею Толстому, уговаривает составителей томов подписать коллективный протест, адресованный Жданову. Ни от Молотова, ни от Жданова нет ответа. Николай Сергеевич штурмует по телефону их референтов, напоминает об указании Ленина. Референты «тянут резину», потом скидывают неприятное дело на члена ЦК и редактора «Правды» Поспелова.
Николай Сергеевич добивается личной встречи с ним. С 1 по 20 апреля 38-го года длится марафон ежедневных переговоров с секретарями Поспелова. Каждый день встреча откладывается на завтра. Но упрямый редактор не хочет угомониться. Наконец разговор с Поспеловым состоится. Николай Сергеевич подробно записывает его в дневник. Хозяин большого кабинета раздраженно укоряет собеседника в том, что комментарии слишком обширны — их надо сильно сократить; что недостаточно используются цитаты из статей Ленина о Толстом, но... вынужден подтвердить: