— Одна моя подруга работает в министерстве культуры. Она мне рассказывала, что к ним приехал какой-то афонский монах и так возмутился, увидев статую античного божества при входе, что попытался сбросить ее на землю! Охранникам еле удалось его удержать. Прежде чем они его скрутили, он все-таки успел плюнуть богине в лицо.

Я снова подумал о Пресвятой Деве, о ее посещении горы Афон. В византийской иконографии выражение лица у нее, скорее, скорбное. «Должно быть, увидев эти статуи, она залилась слезами».

— А что тому монаху понадобилось в министерстве культуры?

— Наверное, собирался о чем-нибудь просить. Монахи вечно что-то клянчат и, как правило, получают свое.

Он говорил со мной без обычной снисходительности, которую напускает на себя во время лекций. Даже показался мне немного печальным. Я решил, что какая-то неприятность вынудила его пересмотреть высокое мнение о собственной особе.

— Некоторые афонские монастыри, скорее всего, были построены на месте античных храмов. Не забывай, однако, что христианству было нелегко искоренить прежние верования. Лет десять назад близ Верии, в захоронении IV века по Рождестве Христовом, нашли письмо одной женщины, которая обращалась к подземным божествам с просьбой направить ее мужа-гуляку на путь истинный. Могила, которой она воспользовалась как почтовым ящиком, принадлежала какому-то убитому мужчине. У тех, кто желал связаться с духами подземного мира, жертвы насильственной смерти считались особенно надежными посредниками. Верия к тому времени уже четыреста лет как была приобщена к христианству апостолом Павлом.

Меня слишком утомила лекция Феано, чтобы я был в состоянии вытерпеть еще одну. Везирцис, похоже, это заметил, потому что вдруг перестал вещать. Развернул какой-то билет, который крутил в руках уже довольно давно, и уставился на него. На стенах вокруг нас еще красовались афиши университетских выборов, только что выигранных студентами от правой партии «Новая Демократия». Их лозунг «Мы думаем свободно» был проиллюстрирован фотографией дельфина. Греческая компартия позаимствовала для своего плаката кадр из «Астерикса» с галлами, атакующими римлян. Что касается леваков, то они слепили коллаж, озаглавленный «Опрокинем равновесие», где слон, сидя на одном конце скамейки, подбрасывал в воздух даму, сидящую на другом (я, правда, не понял, олицетворяла ли эта несчастная правых или все греческое общество в целом). Еще я приметил две афишки, которые предлагали по выгодной цене экскурсии на Миконос и Санторин. Везирцис тем временем положил билет на стол и достал бумажник. Билет оказался на междугородный автобус Афины — Патрас. Я хотел было заплатить за себя но он не согласился.

Уходя, мы снова прошли мимо выставки слепков.

— Один досократический философ по имени Клиний на вопрос: «Когда мы должны влюбляться?» ответил: «Когда захотим страдать».

Он заговорил со мной снова, только когда мы вышли из здания.

— Есть работа одного немецкого археолога о Халкидике, там много говорится и об Афоне. Может, ты ее найдешь в библиотеке Геннадиоса. Если пойдешь туда, спроси Георгию, она моя подруга.

«У него повсюду подруги». Он все еще держал в руке свой билет. Потом направился к автостоянке, а я — на конечную остановку автобуса. Дождь прекратился. В пути я задремал. Вдруг мне показалось, что уже пора сходить; я резко открыл глаза, но было еще рано. И тут мне пришло в голову: интересно, почему это Везирцис поехал в Патрас автобусом, а не на своей машине?

2.

Монахи не думают, они молятся. Их ремесло — мольба. Во всяком случае, это их главное занятие. Иногда они молятся даже ночью, особенно когда бесы одолевают. И не два-три беса, а целые легионы. Их вид ужасен: они лысые, покрыты свиной щетиной и жутко воняют. Вы и опомниться не успеете, как они схватят вас за половые органы. Предполагаю также, что они маленькие.

Самая простая молитва сводится к просьбе: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Желательно, хотя бы в первое время послушничества, твердить ее постоянно, задерживая дыхание как можно дольше (между двумя вдохами должно поместиться не меньше пяти молитв). Преимущество этого упражнения в том, что оно освобождает ум от всякой мысли. Бог не любит философию. «Он разгоняет мысли, как легкий ветерок», — отмечает в своих письмах старец Иосиф. Что он еще рассказывает? Часто плотское желание отступает только под ударами: «Возьми палку и с силой бей себя по ляжкам», — советует он. Очищение души дело непростое. Оно требует молитв, побоев и строжайшей диеты.

Иосиф отвергает все жареное, а также мясо, соленую рыбу, соусы, соль и спиртные напитки. Зато одобряет рис и сушеные овощи, сыр, яйца, сардины и оливки, хотя, разумеется, в очень малых количествах. Сам он временами вообще ничего не ел. «Вот уже сорок дней, как я ничего не ем». В томе переписки старца есть и его фотография. Это изнуренный человек с впалыми щеками и следами тяжких испытаний на лице. За его спиной видна лестница, приставленная к большому дереву. Может, он и жил на нем? «Моя жизнь была полна страданием и болезнями». Когда у него обнаружилась болезнь, он отказался вызвать врача, даже когда ему всю левую сторону тела парализовало и стало очевидно, что «смерть близка». За врачом сходили другие монахи, без его ведома. Ему пришлось вытерпеть пятьдесят уколов и пролежать без движения пять месяцев, чтобы поправиться. Медицина ни для кого не хороша: одной монахине, которой была необходима срочная операция, он советует отказаться от нее. «Оставь все в руках Господних», — написал он ей. Болезни — испытания, ниспосланные Богом. В силах ли врачеватель воспротивиться Божьей воле? Нет, конечно. Идем дальше.

Тот, кто принимает решение поселиться на Святой Горе, должен перестать не только думать, но и вспоминать. Надо забыть своих родителей, свою семью. Кровные узы тут отменены. Иосиф с отвращением говорит о материнской крови, которую называет «нечистотой». Избавившись от собственных мнений, соискатель обязан слепо повиноваться своему наставнику, старцу, который обычно и впрямь старик. Чтобы быть принятым на Афоне, нет нужды сдавать экзамен: достаточно уметь подчиняться. Иосиф именует послушников «слугами» или даже «рабами». Старцы с ними не слишком-то церемонятся: оскорбляют, унижают. Так они учат их избавляться от эгоизма, заставляют осознать, что они — ничто. «Мы всего лишь прах и грязь», — пишет Иосиф на стр. 76. На стр. 409 он удивляется, как Богу было не противно месить эту мерзкую грязь, из которой Он нас вылепил. Разумеется, мы должны быть Ему безмерно благодарны.

Неожиданно для себя я обнаружил в посланиях Иосифа заповедь «Познай самого себя», авторство которой приписывают Фалесу. Но в отличие от философии, которая считает, что познать самого себя под силу отнюдь не всякому, для доброго монаха нет ничего проще, поскольку «мы — ничто». Бог дал нам все, Он же все у нас и заберет. Такой вот безжалостный к должникам заимодавец. Его не трогают слезы, которые монахи льют в три ручья. Их подушки вечно мокры. Один из них так плачет при молитве, что земля под его ногами превращается в грязь. Иосиф полагает, что Бог вполне мог бы уничтожить «непокорного дьявола», который «терзает все человечество», правда, избегает задумываться, почему же Он этого не сделал. Старец полагает, что религиозное чувство рождается из страха Божия. Нарисованный им Господь так же неумолим, как ужасный Бог Ветхого Завета.

К счастью, есть милосердная и снисходительная Пресвятая Дева, чье имя Иосиф не может помянуть без умиления. Ее икона притягивает его, как магнит. Он не устает лобызать ее. Порой Богоматерь является ему во сне и целует его в ответ, а Божественное Дитя ласкает ему лицо «своей маленькой пухлой ручкой». Он не только не боится смерти, которая избавит его от тягот монашеской жизни — «все мое тело сплошная рана», — но даже спешит умереть, чтобы встретить, наконец, Деву Марию. Она ждет его, вся в белом, как новобрачная, источая дивное благоухание, лучезарная, как тысяча солнц, окруженная золотыми цветами и птицами в радужном оперении. Ни на одной византийской иконе Пресвятая Дева не изображена в белых одеждах.