Уже само осознание может помочь тебе умерить “яканье” и снизить его воздействие. Потом обрати внимание на непостоянство этого “я”. За что бы имеющее отношение к тебе самому ни пытался ты уцепиться, оно все равно ускользнет от тебя. И удержать его невозможно, ибо оно непрестанно меняется, распадается и вновь воссоздается, всегда несколько по-иному, в зависимости от обстоятельств данного момента. Это дает понимание “я”, которое в теории хаоса называют “посторонним привлечением” — схемой, воплощающей порядок, но остающейся непредсказуемо беспорядочной. Повторить ее невозможно. Как ни посмотришь — она уже в чем-то изменилась.
Зыбкость природы конкретного, постоянного, неизменного “я” вполне очевидна. А значит, перестань так чертовски серьезно относиться к себе самому и прекрати мучиться мыслью, что подробности твоей личной жизни — центр мироздания. Распознавая и отпуская “собственнические” устремления, мы предоставляем вселенной возможность вместить в себя большее количество событий. Ведь мы — частичка вселенной, мы причастны ее цветению, а оно не состоится перед лицом нашей излишней самовлюбленности, эгоистичности, самокритичности, незащищенности, обеспокоенности собственной персоной, и призрачный мир нашего эгоцентрического мышления будет казаться реальным только нам.
Гнев
Раннее воскресное утро; я выскакиваю из машины у дома дочкиной подружки и, конечно же, по личику моей одиннадцатилетней Ношен вижу, что она в отчаянии и умоляет: “Папа, не сердись!” Но я не в состоянии справиться с раздражением и гневом, они кипят во мне и грозят обернуться скандалом. Дочка в смущении. Слишком много инерции в моих чувствах, я не могу остановиться, хотя потом пожалею об этом. Ах, если бы ее взгляд окончательно остановил меня в тот момент, коснулся меня, повернул лицом к истинно важному. Ей нужна была уверенность, что на меня можно положиться, мне можно доверять, не бояться, что я предам ее и растопчу еще не окрепшие дружеские чувства. Но я слишком зол в этот момент, чтобы понять ее беду: ведь это ее подружка подвела нас. Она должна была выйти к определенному часу, но не вышла.
Меня обуял вихрь справедливого гнева. Мое “я” не желало, чтобы его заставляли ждать и злоупотребляли им. Я обещал дочке не скандалить, но не удержался и высказался в своей правоте, полагая, что со мной плохо обошлись. И вот ни свет ни заря звоню в дверь чужого дома, дрожу от негодования при виде заспанной мамаши, жду и внутренне закипаю, хотя на деле ждать приходится на удивление недолго.
Вопрос исчерпан. Но не для меня. В памяти отпечаталось — надеюсь, навеки — выражение лица моей дочери. Я не смог уловить его и полностью прочувствовать, иначе бы обуздал свой гнев в тот момент и на том самом месте.
Мы дорого платим за крайнюю ограниченность своей “правоты”. Мимолетное настроение куда как менее важно для меня, чем доверие дочери. А в тот миг ее вера в меня пошатнулась. Невнимание, неосознанность и мелочный настрой то и дело охватывают нас, мы причиняем страдания себе и другим, и общая боль бередит наши души. Хоть нелегко признаваться, особенно самому себе, но слишком уж часто предаемся мы надуманному гневу, не в силах устоять перед ним.
Урок из кошачьей миски
Ненавижу, когда миска с присохшей кошачьей едой отмокает в раковине вместе с нашими тарелками. Уж не знаю, почему я так завожусь… Может, оттого, что в детстве у меня не было домашних животных. Или мне кажется, будто это составляет угрозу общественному здравоохранению (ну, знаете ли, вирусы и все прочее). Когда я решаюсь вымыть кошачьи миски, я прежде отмываю все наши тарелки. Терпеть не могу, когда вижу в раковине грязные кошачьи миски, а если обнаружу, то реагирую бурно.
Сначала я злюсь. Злость приобретает все более личный характер, и я вдруг обнаруживаю, что ищу виновника, причем виновной обычно оказывается моя жена Майла. Я оскорблен ее неуважением к моим чувствам. Я не устаю повторять ей, что мне это не нравится, что это просто отвратительно. Я максимально вежливо просил ее не делать этого, но она все равно делает. Она считает, что я пристаю к ней с глупостями, и поэтому, когда время поджимает, просто бросает кошачьи миски отмокать в раковину.
Сам факт наличия миски в раковине грозит перерасти в жаркий диспут, и в основном потому, что я злюсь, я обижен и, кроме всего прочего, “мой” гнев оправдан, ибо мое “я” уверено в своей правоте. Кошачьей миске не место в раковине! И стоит ей там оказаться, как мое “я” быстро набирает силу.
Не так давно я заметил, что этот факт перестал так допекать меня. Я особенно-то и не старался изменить свое отношение. К мискам отношение у меня прежнее, но почему-то к проблеме в целом я стал относиться иначе: с большим пониманием и чувством юмора. В общем, когда это случается, а случается это до раздражения часто, я чувствую, что осознаю собственную реакцию в тот самый момент и присматриваюсь к ней. “Вот оно”, — напоминаю я себе!
Я наблюдаю, как закипает во мне злость. Предшествует ей, как оказывается, чувство легкого отвращения. Потом зреет ощущение, что меня предали, и это чувство уже глубже. Домашние не уважили мою просьбу, и я принимаю этот факт весьма близко к сердцу. В конце-то концов, значат ли хоть что-нибудь в этой семье чувства?
Я принялся экспериментировать со своими реакциями, наблюдая их развитие. Просто стоял в кухне у раковины и ничего со своими реакциями не делал. Могу сказать, что с первоначальным чувством отвращения я справился легко: стоило остаться с ним наедине, подышать, позволить себе полностью прочувствовать его, как через пару секунд оно испарилось. И тут я заметил, что именно чувство обмана, невыполненных ожиданий бесит меня гораздо больше, чем высохшие кошачьи объедки. Значит, выясняется: не сама кошачья миска — объект моей злости, а то, что ко мне не прислушиваются, меня не уважают. Тогда при чем тут миска? Ага!
Жена и дети смотрят на все это иначе. Они считают, что я из ничего делаю проблему. Конечно, они стараются не оскорблять моих чувств, когда ощущают важность момента, но, не ощущая его, кидают миску в раковину, причем обо мне даже не думают в этот момент.
И я перестаю принимать миску на свой счет. Если мне действительно не хочется, чтобы она валялась в раковине, я просто закатываю рукава и тут же мою посуду. Или оставляю все в раковине и ухожу. Битвы на этом поприще закончились. И вообще, я теперь улыбаюсь, если наталкиваюсь в раковине на эти оскорбительные предметы. Они ведь многому меня научили.
Попробуй: Наблюдать собственные реакции в обстоятельствах, вызывающих у тебя гнев или раздражение. Заметь: стоит тебе упомянуть что-то вызывающее твой гнев, как ты становишься уязвимым в глазах окружающих. В такой ситуации неплохо поэкспериментировать с осознанием как с кухонным горшком. Сложи в него свои чувства и постой рядом, пусть себе закипают не спеша. Говори себе о том, что нет нужды разбираться с этими чувствами прямо сейчас, пусть настоятся, тогда их легче будет переварить и понять, не вынимая из горшка — и в полном осознании.
Заметь, что твои чувства — плод рассудочной точки зрения, а она не всегда объективна. А может, оставить все как есть и не искать, прав ты или виноват? Может, нужно набраться терпения и смелости и попробовать вложить в “горшок осознания” побольше эмоций. Пусть полежат там, настоятся. И не следует направлять их вовне в попытке устроить мир так, как тебе того хочется. А может быть, это упражнение откроет перед тобой новые пути самопознания и освободит тебя от устаревших, истасканных, уже тесных для тебя взглядов.
Воспитание детей как практика
Я занялся медитацией, едва мне исполнилось двадцать. В ту пору я располагал временем и мог периодически посещать медитационные ретриты длительностью по десять дней или по две недели. Ретриты организовывали таким образом, чтобы участники посвящали все свое время с раннего утра до поздней ночи лишь осознанной медитации сидя или в движении, изредка в молчании поглощая скудную растительную пищу. В этом духовном подвижничестве нас поддерживали великолепные учителя; вечерами они вели с нами вдохновенные беседы, чем углубляли и расширяли наши занятия, и довольно часто общались с каждым лично, проверяя, как идут дела.