Особенно странно Ибену было слышать о том, что полиция по всей стране разослала его портрет. Странно это было потому, что он находился тут, совсем рядом от разыскивающих его. Совсем рядом и одновременно так ужасно далеко. В жизни очень часто именно так и случается.

Ибен совершенно не сомневался, что Уиллин и Джадду удастся украсть эту самую картину на торжествах в ресторане Луиса. Все, что они делали, было отлично и тщательно спланировано, а из тех разговоров, которые ему удалось подслушать, он понял, что они являются частью некоей более крупной преступной цепи.

Интересно, это они или нет провернули ту «работу» в Вейле? Все, что там произошло, весьма походило на них, на их почерк, и ведущий телепередач, тряся головой от отвращения, говорил, что в том деле были замешаны мужчина и женщина. «Поэтому они, вероятно, пытаются сейчас вовсю понять, с кем я мог работать в паре. Ха, — думал Ибен, — да у меня даже приличного свидания не было с тех самых пор, как я переехал в Аспен. Да и вся моя жизнь до самой тюрьмы проходила в постоянных бегах».

В передачах новостей по телевизору приводили примеры прошлых преступных подвигов Ибена. Например, то, как он когда-то украл драгоценности семьи Веллингтонов. Одно из украденных тогда ожерелий из удивительной чистоты бриллиантов было на самом деле подменено, видимо, одним из несчастных родственников грязноватыми, в пятнах и плохого качества камнями, представлявшими собой десятую часть стоимости оригинала. Ожерелье не жаль было выбросить в водосточную трубу из окна главной спальни особняка. И, конечно, никто бы не поверил тогда Ибену, если бы он сказал, что бриллианты были украдены задолго до того, как он, в свою очередь, похитил ожерелье.

Когда новости кончились, Ибен повернулся набок и свернулся калачиком, приняв то положение, в котором он обычно любил спать. Может быть, так было потому, что именно в этом положении, в материнской утробе, он был в последний раз в контакте со своей матерью.

Ибен глубоко вздохнул. «Почему они держат меня здесь живым? — задумался он. — Что они еще задумали?». Когда они с Джаддом были вместе в тюрьме, ходили слухи, что Джадд убил пару человек, но это никогда не было доказано. «Что же, в таком случае, мешает ему расправиться со мной, убить меня? Конечно, сейчас им обоим страшно нравится то обстоятельство, что вину за все их похождения взваливают именно на меня».

Вдруг кровь застыла в жилах Ибена. «А что, если они хотят повесить на меня и кражу картины на благотворительных торжествах, а потом уж от меня избавиться? У них точно должна быть причина для того, чтобы держать меня здесь живым. Как же они смогут и новое преступление на меня повесить? И как потом избавятся от меня? Может, они сожгут весь этот дом дотла, и здесь же спалят еще какую-нибудь дешевую картину?»

Ибен услышал, как к дому подъехал автомобиль. Вряд ли ему так повезет, что сюда вдруг возьмет да заглянет какой-нибудь проезжающий и немного заплутавший путешественник, человек, который может вдруг услышать его крики о помощи. Конечно, нет. Не было никакого путешественника, Ибен услышал звучавший немного в нос голос Уиллин.

— Мы приехали, Ибен, чтобы, так сказать, выгулять тебя, — крикнула она, входя в дом.

Она и Джадд появились в дверях его комнаты.

— Сегодня мы познакомились со множеством замечательных людей, — сообщил Джадд, — тебе может стать даже завидно, Ибен. И, таким образом, мы заполучили адреса целой команды богатых людей, которые пригласили нас наведаться к ним, когда мы окажемся проездом в их городе.

Уиллин рассмеялась.

— Пожалуй, мы действительно заедем к ним и сделаем это совершенно неожиданно. И так, чтобы никого из них дома в этот момент не было.

— Да уж, — поддержал подругу Джадд, — мы вообще-то собирались опять отправиться в город и провести там остаток вечера после активного занятия лыжами, как все и делают. Так мы еще тут с кем-нибудь познакомимся. А сюда мы заскочили только потому, что решили, что тебя лучше сводить вовремя в туалет. А то могли бы и вообще не приезжать до позднего вечера.

— Это хуже, чем иметь собаку, — сказала Уиллин.

— Заткнись, — вдруг резко оборвал ее Джадд.

Они оба уставились на Ибена, так, как если бы он был призом за победу в некоем соревновании.

«Я чувствую себя как ягненок, которого сейчас забьют на бойне, — подумал Ибен. — Мне надо во что бы то ни стало найти выход из этого положения».

Бесси была страшно рада тому, что могла на несколько дней уехать из города. «Не надо перебарщивать, — думала она. — Я работала не покладая рук в течение последних нескольких дней, при этом пришлось еще готовить вечеринку, рождественские праздники. А завершилось все ужасающим эпизодом с кражей картины. Я — не робот, и нервы мои действительно на пределе.

Черт побери, — возмущалась она. — И как же это этому типу, который надел маску Санта Клауса, персонажа, олицетворяющего саму суть человеческих представлений о доверии и доброте, удалось меня провести? Если бы только я повнимательнее присмотрелась к этому типу, но мне показалось достаточным того, что на этот раз у него оказались чистые сапоги. Да у меня и времени не было им заниматься, была куча других дел. Например, надо было постоянно проверять, не забывают ли эти спящие на ходу официанты обносить гостей горячими закусками».

Сейчас была уже вторая половина дня, и Бесси отдыхала в своей комнате, ожидая, когда наступит время спуститься вниз и идти на остановку автобуса, который должен был отвезти ее в Вейл. По телевизору шла очередная дневная серия «мыльной оперы».

— Не представляю, почему мне нравятся эти передачи? — спросила себя Бесси. — Ведь работая на такую же вот семейку, я прекрасно представляю, как в жизни происходит вся эта гадость.

Бесси работала на семью Грантов уже семь лет, еще с тех пор, как Лестер и Ивонн поклялись любить, уважать и беречь друг друга так долго, как им отмерено жить. Бесси считала, что идиллия в отношениях супругов продлится год, от силы два, но ее удивило и приятно поразило, что семья Грантов сохраняла взаимные чувства до сих пор. Таким образом, Бесси могла спокойно вносить свои взносы в пенсионный фонд. Иногда, конечно, Ивонн вела себя достаточно противно, но если не считать этого, то в принципе работать на эту семью было не так уж сложно. Гавайи, Аспен и Нью-Йорк не были такими уж невыносимыми для жизни, даже если Бесси порой раздражало то, что Гранты никогда не покупали своей горничной авиабилетов первого класса. «Я-то как раз больше всех вас нуждаюсь в билетах первого класса», — считала Бесси.

Зазвучали душещипательные аккорды музыки из фильма «Любить или не любить». Они торжествовали по поводу счастливого воссоединения влюбленных после семи лет разлуки. Дело в том, что муж все это время считался пропавшим где-то в джунглях.

— Вот уж ни за что не захотела бы опять жить вместе с таким идиотом! — пробормотала Бесси. При этом она, однако, смахнула набежавшие на глаза слезы. Когда изображение счастливой пары ушло с экрана, на нем вновь возникла фотография Ибена Бина.

Бесси вскочила и бросилась к телевизору, как если бы вдруг ее движение что-то могло изменить и Ибен вдруг сумел услышать извергаемый ею поток ругательств. Энергичный диктор вновь поведал слушателям историю о том, что Ибен Бин был и в Вейле в тот самый день, когда и там тоже произошло крупное ограбление. Теперь к тому же считалось, что свои кражи он мог совершать при пособничестве воровки-женщины.

Сердце Бесси начало бешено колотиться. «О, Боже мой, Боже мой, — подумала она. — Не могу поверить, что все это вновь со мною происходит. Мне необходимо поскорее выбраться из этого города. Но до автобуса мне просто необходимо пойти в бар и взять себе что-нибудь выпить».

Метаясь по комнате и собирая вещи, она вдруг увидела собственное изображение в зеркале. Плотного сложения женщина с каштановыми волосами и карими глазами, о которой можно было сказать, и что ей около сорока, и что, возможно, перевалило за шестьдесят.