При отходе из Александрии пограничная проверка пассажиров «Асунсьона II» производилась довольно поверхностно и небрежно: портом отправления судна был Стокгольм, и в Александрию оно заходило всего лишь транзитом. Правда, немецкий паспорт Хильды, разукрашенный французскими печатями, заставил английского майора насторожиться: его страна, как и Франция, была уже в состоянии войны с Германией. Хильда, однако, заявила, что она беженка от нацизма и через Францию пробирается в Шанхай — что было чистой правдой. Жизнь — загадка, и правда частенько оказывается в ней самым неубедительным доводом. Но на этот раз ей поверили: война еще не разгорелась в полную силу, даже немцы, оккупировавшие страны Европы, пока что позволяли их покидать обладателям английских паспортов, а англичане не препятствовали передвижениям немецких дипломатов, и даже советские эмиссары без проблем разъезжали по планете. Но очень скоро все иностранцы окажутся под подозрением, особенно те, чья страна входила в лагерь противника: за ними будут следить пристально и враждебно. Охота на ведьм, шпиономания, репрессии по отношению к гражданским лицам станут чем-то обыденным по обе стороны линии фронта. Кое-какие основания для этого, конечно, имелись: когда прожектора и сирены воздушной тревоги еженощно стали раздирать небо над Лондоном, Гамбургом или Ленинградом, люди быстро поняли, что это не кратковременный, банальный военный конфликт, а кровавая схватка не на жизнь, а на смерть, подобной которой еще не было в истории человечества.

Внизу под палубой, в машинном отделении, стоял мощный, монотонный гул, отдававшийся легкой вибрацией на всем судне. Хильда рассеянно, без всякого интереса поглядывала через открытый иллюминатор. Пейзаж почти не менялся, да и вряд ли можно было ожидать существенных изменений. Разве что красное африканское солнце разрасталось до невиданных размеров: оно катилось на запад, к горизонту, как огромный кровавый диск.

«Асунсьон II» все еще полз на юг по Суэцкому каналу — по левому борту Азия, по правому Африка, причем оба берега погружались в предвечернюю дремоту и были одинаково скучны. И там, и там унылый полупустынный пейзаж изредка оживляли рощицы финиковых пальм, а усталые феллахи гнали верблюдов, коз и длиннорогих, горбатых волов к глинобитным хижинам своих поселений.

Из задумчивости Хильду вывели звонок и деликатный стук в дверь. За дверью стоял какой-то смуглый тип в летнем морском кителе с золотыми аксельбантами, достойными контрадмирала. У него были тонкие мексиканские усики и влажные, чуть навыкате глаза. Он отвесил Хильде такой торжественно-ритуальный поклон, будто перед ним и впрямь стояла божественная Нефертити.

— Мое имя Пако Рамирес, я — помощник капитана. Позвольте вручить Вам, мисс Браун, приглашение капитана да Сильвы. Если Вам или мистеру Келети что-нибудь понадобится, я круглосуточно к вашим услугам. Стюард знает, как меня найти. Благодарю Вас и извините за беспокойство.

Влажный взгляд скользнул по светловолосой пассажирке, посланец еще раз поклонился и исчез. Этот помощник капитана больше смахивал на сутенера или контрабандиста наркотиков.

Верхний правый угол конверта украшали геральдический знак пароходной компании и имя судна. Внутри было приглашение, написанное каллиграфическим почерком на таком же фирменном бланке. Его витиеватый старомодный стиль вполне отвечал почерку. Капитан да Сильва по-французски заверял ее, что почтет за высокую честь, если она и мсье Келети согласятся отужинать за почетным капитанским столом. Позвольте выразить вам свои самые искренние… и пр. Истинный латиноамериканец и кабальеро, капитан очевидно питал типичную для представителей его культуры слабость к элегантному церемониалу. Хильда улыбнулась архаичности его французского, но самому приглашению особого значения не придала. Она не знала, что этот претенциозный конверт с морской геральдикой кардинально преобразит ее будущее.

По сути, в нем было не тривиальное приглашение к ужину, а билет на тот самый экспресс, с забронированным для нее — еврейки с немецким именем и немецким паспортом — купе первого класса, о котором говорил главнокомандующий кинодевочками Ален Конти!

Пассажиры первого класса и офицеры лайнера вкушали пищу в кают-компании на верхней палубе. Легкий пустынный ветерок проникал через широко распахнутые квадратные иллюминаторы, шевеля атласные занавески. Два ряда вентиляторов на потолке чуть облегчали тяжелую духоту тропической ночи, но победить ее окончательно не могли.

Играл небольшой женский струнный оркестр и, несмотря на ранний час, за столами не было ни одного незанятого места. Люди с опытом дальних морских путешествий знают, что это вернейший признак скуки: самой распространенной и трудно поддающейся лечению болезни на судах этого типа.

Когда Пако Рамирес придержал дверь для входивших в помещение Хильды и Мадьяра, из-за стола поднялся, чтобы приветствовать их, капитан да Сильва. Он с блеском совершил церемониальное представление новых пассажиров. За его столом уже сидели финская семейная пара, которая направлялась в торговое представительство своей страны в Виктории — английской колонии, которую китайцы называли Гонконгом, и два шведских инженера, которых «Асунсьон II» должен был доставить в Шанхай, откуда ходили регулярные рейсы в Кобе. Они не делали секрета из своей миссии в Японии: как представителям шведских оружейных заводов «Бофор», им предстояло внедрить в производство новые типы легких гаубиц, незаменимых для ведения войны в горах. Неискушенному наблюдателю могло бы показаться странным, что нейтральная Швеция участвует в процессе внедрения воюющими странами новых видов вооружений, но во время этой недавно вспыхнувшей войны, пока еще не превратившейся в мировую, будет происходить множество гораздо более странных вещей.

Спустя пару минут все тот же Рамирес подвел к столу полноватую, обильно напудренную даму среднего возраста. Когда она улыбалась, на щеках у нее появлялись ямочки, которые ей очень шли. Она производила впечатление открытого, непосредственного и приятного в общении человека. Маленькое общество за капитанским столом уже было с ней знакомо, более того, очевидно, она была его центром. Даму приветствовали стоя.

Капитан да Сильва представил ей новых знакомцев:

— Хильда Браун, ваша соотечественница. А маэстро Келети — пианист из Венгрии.

Услышав, каким титулом его наградили, «маэстро» поклонился и поцеловал новой гостье руку, что в его парижской среде вовсе не было принято. Но, как говорят французы, «noblesse oblige»[36]…

Капитан да Сильва, продолжая ритуал взаимного представления, с пафосом провозгласил:

— Наш милый друг, баронесса Гертруда фон Дамбах!

Она вела себя по-свойски, эта фон Дамбах, мило и дружелюбно улыбнулась Хильде: такая вот баронесса — пушистая, домашняя и сладкая, как пончик.

Так все и началось.

Водка под русскую черную икру, гусиное фуа-гра под густое, но не сладкое красное вино, трюфеля, ледяное «шардоне» со скандинавской копченой семгой — меню, достойное самого изысканного парижского ресторана. Блюда и напитки подавались под зорким оком помощника капитана Рамиреса, который, стоя за спиной своего босса, с педантичной дотошностью исполнял функции главного церемониймейстера.

Никто не обратил внимания на быстрые взгляды, которыми обменялись Пако Рамирес и Мадьяр — гости были заняты собой и цыпленком под соусом «мадейра». Точно так же от их внимания ускользнули и зверские взгляды, которыми Хильда буравила Мадьяра, когда тот всасывал алкоголь в неподобающем для рафинированного общества темпе.

Кстати, Хильда с первого взгляда пришлась по душе дружелюбной и непосредственной баронессе, которая тут же потребовала перетасовать гостей так, чтобы они с Хильдой могли сидеть рядом. Это вызвало за столом легкую суматоху.

— Рада встретить соотечественницу… Вы из какой части Германии, моя милая?