Невесть откуда вынырнул немецкий самолет и низко пролетел над нами. Неистово дымя моторами, он быстро устремился прочь от берега, но вскоре изменил курс и стал летать вдоль побережья. По-видимому, он искал наши подводные лодки.

К вечеру, отойдя от берега мористее, мы всплыли в надводное положение и по радио доложили первые результаты нашей разведки в штаб флота.[196]

Так повторялось несколько раз: в течение нескольких дней мы непрерывно вели наблюдение за Двухъякорной бухтой, подходя к ее берегам до 30 кабельтовых, а вечерами докладывали новые данные начальнику штаба флота.

Наконец мы получили сигнал о начале операции. Произведя днем еще раз обстоятельную разведку Двухъякорной бухты и убедившись в том, что никаких изменений не произошло, мы отошли мористее и ночью всплыли в позиционное положение.

Ночь была очень тихая. Ярко светили звезды. Подводная лодка стояла без хода. На мостике, кроме меня и комиссара, находились вахтенный командир, лейтенант Егоров, боцман Емельяненко и два наблюдателя. В боевой рубке стоял Голев, готовый в любой момент вынести на мостик прожектор.

Наступило время свечения. Я развернул подводную лодку кормой к предполагаемому ходу катеров, Голев вынес на мостик прожектор и щелкнул выключателем. Яркий белый луч мигом рассек тьму горизонта. Медленно потянулись томительные минуты ожидания.

- Справа по корме силуэты шести катеров! - доложил Емельяненко.

Через несколько секунд я тоже их увидел. Но почему шесть, а не пять, как было указано в боевой директиве? И почему они не дают нам своих позывных, как было оговорено с капитаном 3-го ранга А.П. Ивановым?

- Головной сторожевой катер повернул на нас! - доложил боцман, оторвавшись от бинокля.

Поворот сторожевого катера не остался никем не замеченным: все с тревогой наблюдали за подозрительными силуэтами. Никакого сторожевого катера боевой директивой предусмотрено не было… Сердце почти выпрыгивало из груди от волнения. Что делать? А вдруг это немецкие катера, которые патрулируют этот район? Я решил уклониться от сторожевого катера погружением и приказал всем срочно спуститься вниз.

Весь находящийся на мостике личный состав быстро скатился в центральный пост, вахтенный командир хлопнул бронзовым рубочным люком и заскрежетал тугой кремальерой. [197]

Подводная лодка мучительно медленно уходила под воду. Я, оставшись в боевой рубке вместе с вахтенным командиром, на корпус услышал, как над нами сомкнулись бурлящие волны, и сразу за этим - шум винтов проходящего над головой сторожевого катера. Вибрация от его винтов, казалось, проникала до самых костей. Покружившись над подводной лодкой, катер ушел в сторону берега. Я спустился в центральный пост, где мы еще раз сверились с данными боевой директивы - никакого сторожевого катер не должно было быть.

Выждав немного, я решил всплыть.

Зашипел воздух высокого давления, вытесняя воду из цистерн, подводная лодка, неспешно покачиваясь из стороны в сторону, всплыла в позиционное положение. Мы с боцманом первыми выскочили на мостик. Вокруг не было видно ничего, кроме яркого мерцания звезд в небе. Осмотревшись еще раз, я скомандовал:

- Прожектор на мостик!

Мы снова приступили к свечению.

- Время вышло! - доложил штурман Шепатковский.

Выключив и убрав прожектор, продув цистерны главного балласта, мы под двумя дизелями полным ходом пошли к Ялте.

Все пребывали в полном недоумении. Было совершенно непонятно, что это были за катера, почему они не сигналили, а если над нами прошел противник, то почему не бомбил и куда запропастились наши торпедоносцы? Сплошные вопросы… Неизвестность изводила: дошли наши моряки или нет?

Как выяснилось позже, из-за недостатка топлива часть пути от Новороссийска до Двухъякорной бухты торпедные катера буксировал сторожевой катер, который потом ждал их у берега. Уточнив по нашему прожектору свое место, они выполнили боевую задачу и вместе с катером вернулись на базу…

Когда Двухъякорная бухта осталась позади, холодный луч мощного прожектора внезапно врезался в черное небо, разом погасившее все звезды под напором рукотворного светила. С первым лучом скрестился второй, третий… Потом все они начали метаться по небосводу, догоняя и [198] перекрещивая друг друга. Десятки трассирующих нитей от зенитных автоматов цветасто вплелись в эту отнюдь не праздничную иллюминацию. Зачастили зенитные орудия; ослепительные салютики разрывающихся зенитных снарядов быстро превращались в облачка дыма, подсвечиваемые соседними разрывами и красочными фонариками повисших над бухтой САБ{24}. Вслед за ними звучно и ярко обозначились последовательные разрывы авиационных бомб на побережье и в акватории бухты.

Мы поняли, что не напрасна была наша работа: в строго назначенное время флотская авиация ударила по обнаруженному нами скоплению кораблей и судов в Двухъякорной бухте.

Две первые боевые задачи мы выполнили, теперь курс на Ялту!

К Ялте мы подошли в утренних сумерках. По-прежнему стоял полный штиль, и только от форштевня подводной лодки, шедшей полным ходом, по морской равнине расходились пенящиеся усы.

Вот она, Ялта, - источник радости и здоровья, край благоухающих садов и золотых пляжей, сокровищница неповторимых памятников древней культуры разных времен и многих народов. К счастью, война не сильно сказалась на ее красоте. На ярком фоне субтропической зелени сказочно белели корпуса уцелевших санаториев и домов отдыха. Да и на пляже, как в мирное время, расположилось много людей. Но кто это? Неужели фашисты, посчитав себя находящимися в глубоком тылу, без страха загорали на берегу нашей, нашей здравницы?… Горькая обида захлестнула сердце. Как же так? Но ничего, они обязательно поплатятся за свою бесцеремонность.

К порту мы подошли под водой, за высокой стенкой мола виднелись лишь мачты вспомогательных судов, быстроходных десантных барж и буксиров. Видимо, в порту их собралось порядочно, но полностью классифицировать все не удавалось. Использовать перископ нужно было весьма осторожно: на зеркальной поверхности спокойного [199] моря пенный бурлящий след виден издалека, поэтому каждый раз перед поднятием перископа приходилось замедлять ход. И погода - вот незадача! - стояла на удивление тихая, ясная, совершенно не соответствующая нашим планам.

Мы отошли мористее и в 60 кабельтовых от головы мола легли на грунт. Таким образом я решил точно удержать место подводной лодки перед стрельбой. Вместе с комиссаром, штурманом и минером мы еще раз проверили наши расчеты на стрельбу. Все как будто в порядке. Экипажу тем временем я дал возможность как следует отдохнуть.

Когда опустились вечерние сумерки, мы снялись с грунта и медленно подвсплыли на перископную глубину. Я поднял перископ и быстро осмотрел Ялтинскую бухту с портом, которые медленно накрывала ночь. Все было спокойно, мы могли всплыть в надводное положение.

- Артиллерийская тревога! - передал мой приказ по переговорным трубам командир отделения трюмных Быков.

Личный состав стремительно разбежался по боевым постам и командным пунктам. Артиллерийский расчет вместе с лейтенантом Егоровым собрался в боевой рубке, куда из центрального поста поднялся и я. Подводная лодка стремительно всплывала в позиционное положение.

Я сам отдраил рубочный люк и выскочил на ходовой мостик. Вслед за мной пулей вылетели лейтенант Егоров и сигнальщик Голев. Командир отделения артиллеристов Шепель и старший артиллерист Отченашенко вместе с другими матросами артиллерийского расчета опрометью кинулись к 100-миллиметровой пушке и выверенными движениями расчехлили орудие. Быстрота и четкость движений наших комендоров заслуживали всяческой похвалы.

Орудийные номера Котов и Перебойкин отдали походные талрепы, крепящие пушку к палубе, заряжающий Гунин открыл орудийный замок и вынул из казенника герметизирующую ствол орудия пробку. Наводчик Федор Мамцев и установщик прицела Беспалый развернули пушку [200] в сторону Ялтинского порта. Лейтенант Егоров уточнил свои расчеты и еще раз проверил дистанцию до порта. За это время артрасчет закончил подготовку орудия, подносчики патронов Григорий Федорченко и Михаил Антропцев подали первый снаряд, и Семен Гунин ловко зарядил его в казенник. Командир орудия Иван Шепель, заняв позицию первого номера, взялся за спусковой шнур, а первый наводчик Мамцев приник к прицелу. В прозрачном окуляре на скрещении нитей Мамцев отчетливо видел мол Ялтинского порта и возвышающиеся над ним мачты малых кораблей и вспомогательных судов. Мамцев тронул штурвал, и нить прицела плавно опустилась на основание мола, где, скорее всего, и было скопление вражеских кораблей. От точности этой наводки зависел успех всей стрельбы. И Мамцев с этой ответственной задачей справился блестяще. Грянул первый выстрел…