Генерал- майору Петрову.

Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя, красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли и наносящих удары немецким захватчикам и их румынским прихвостням.

Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для Красной армии и советского народа. Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполняют свой священный долг перед Родиной.

И. Сталин».

Весть об этом облетела все отсеки и вселила в нас новые силы. [145]

Было раннее утро. Легкий туман плыл над еще не проснувшимся морем. Мы приближались к крымскому побережью. В рассветной дымке показались очертания горы Ай-Петри. Прямо по курсу перед нашими глазами все четче и четче открывалась величественная панорама Ялты - лучшего курорта Крыма. Белые дворцы санаториев и домов отдыха каскадом спускались к морю. Между ними виднелись причудливые парки. Но на этот раз Ялта не ласкала взгляд красотой, все мысли были заняты другим. Нам было известно, что в ее порту базируются противолодочные силы фашистского флота.

Определив по береговым ориентирам свое место, мы погрузились, вошли в фарватер и вдоль побережья направились в Севастополь. Учитывая большую протяженность берегового фарватера, мы выбирали наиболее оптимальную скорость подводного хода, максимально экономя заряд аккумуляторной батареи.

По одну сторону, с правого борта тянулось крымское побережье, занятое врагом, по другую сторону, с левого борта, - минное поле.

Мы прошли мыс Айтодор. Перед нами открылась, вся в зелени, Алупка. Война с ее разрушительной силой долетела и сюда. Город был пуст и мрачен, правда, роскошный Воронцовский дворец не пострадал. На отдельных участках Ялтинского шоссе было заметно передвижение фашистских войск и танков. Они спешили к Балаклаве и Севастополю, где шли жаркие, кровопролитные бои.

Пройдя Сарыч и Айю, мы увидели мыс Фиолент, невдалеке от которого находилась Балаклава, а перед ней населенный пункт Форос, ставший центром итальянских штурмовых средств, в состав которых входили пять торпедных катеров (MTSM), пять взрывающихся катеров (МТМ){22} и сверхмалые подводные лодки типа «СВ». Эти [146] штурмовые средства были перебазированы из Италии на Черное море сухопутным путем для постоянного патрулирования подступов к осажденному Севастополю и путей наших морских перевозок в Крыму. Прибыв в Форос 22 мая, они стали ежедневно совершать ночные вылазки группами по два-три катера.

Сверхмалые, или карманные, подводные лодки типа «СА» появились на вооружении итальянского флота еще в период Первой мировой войны и использовались в качестве штурмовых средств. Они имели водоизмещение 12 тонн, были вооружены торпедами и имели экипаж из двух человек (один офицер и один матрос). Предусматривалось использовать такую подводную лодку для того, чтобы проникнуть в подводном положении в порт противника и высадить пловцов-диверсантов с целью минирования стоящих в порту кораблей. Надо отдать этим подводным лодкам должное - их боевая деятельность имела некоторый успех.

К началу Второй мировой войны подводные лодки получили дальнейшее развитие, и на вооружение итальянского флота поступили сверхмалые подводные лодки «СВ». Они были более мореходны и обладали значительно большей автономностью. Эти подводные лодки перебазировали в Черное море, видимо, по Дунаю и использовали индивидуально, а не в составе штурмовых средств…

Благополучно пройдя Форос, мы стали подходить к Балаклаве, которую геройски защищали наши пограничники. [147] Справа от входа в Балаклаву на высокой скалистой горе возвышались развалины стен и башен величественной Генуэзской крепости. Балаклава (в переводе на русский язык - «гнездо рыб») расположена в глубокой и закрытой одноименной бухте, поэтому со стороны моря мы ее увидеть не могли, но зато видели, как ее бомбят фашистские самолеты и обстреливает с ближайших высот артиллерия.

Мужественные пограничники и войска, охранявшие город, выстояли и успешно отразили все атаки врага, решившего любой ценой отрезать Балаклаву от Севастополя. Ни одного рубежа не сдали его защитники…

Между тем кислорода в отсеках подводной лодки становилось все меньше. Мы слишком долго находились под водой не всплывая, и судовая вентиляция больше не справлялась со своей задачей из-за перегруженности отсеков, перешивание воздуха в отсеках было неполным. Дышать становилось все тяжелее и тяжелее.

Всплыть вблизи вражеского берега для вентиляции лодки было невозможно. До безопасного района было далеко, а идти быстрее мы не могли - снизился заряд аккумуляторной батареи. Из-за недостаточной мощности батареи в отсеках постепенно померк свет, и наступила пора переключаться на аварийное освещение.

Летом нам нередко приходилось подолгу оставаться под водой, ведь светлое время суток длилось до 19 часов, однако хоть изредка удавалось всплыть и провентилировать отсеки. А сегодня мы, что называется, били все рекорды: весь день провели под водой, ни разу не всплыв на поверхность. Положение усугублялось высокой температурой забортной воды, в результате чего в отсеках стало невыносимо душно. Термометр внутри прочного корпуса показывал сорок градусов выше нуля, а влажность достигала 100 процентов. Средства регенерации пришлось экономить: никто не знал, что нас ждет впереди, - поэтому патроны регенерации мы включали очень редко. Из-за этого резко увеличилось количество водорода и углекислого газа, а содержание кислорода снизилось ниже допустимых норм.

Люди задыхались, у них нарастали слабость и сонливость, свободные от вахты члены команды ложились на [148] койки, а некоторые даже пытались сдерживать дыхание. От невероятно высокой влажности мокрым было все: постельное белье, подушки, простыни, одежда и головные уборы. Такие условия предрасполагали к возникновению кожных заболеваний, которые часто мучили личный состав.

Жара и духота быстро изнуряли и выматывали людей. У вахтенных матросов и офицеров от духоты замедлялись движения, снижалось внимание и терялась сосредоточенность. Постепенно начинало подводить зрение: глаза слезились, картинка становилась нечеткой, расплывалась, мутная пелена заволакивала взор.

Кто- то в носовом отсеке потерял сознание, но, невзирая на очевидную опасность, команда мужественно переносила кислородное голодание, приободряя и воодушевляя друг друга. Мне подумалось, что нехорошо было бы задохнуться в подводной лодке на полпути, да еще с грузом для Севастополя. Пришлось включить средства регенерации воздуха. Я очень надеялся, что скоро нам удастся всплыть…

Трудный многочасовой переход прибрежным фарватером близился к концу. После Балаклавы картина побережья резко поменялась: началось пустынное высокогорное плато, на котором была расположена героическая 35-я батарея. Это была стационарная крупнокалиберная башенная батарея калибра 305 миллиметров. Она с первых и до последних дней обороны Севастополя верно служила ему, ведя огонь из своих орудий по наступающим войскам противника. Героическая батарея. Враг хотел стереть ее с лица земли, и в течение многих дней фашистские стервятники по нескольку раз в день сбрасывали сотни бомб. Огромные столбы земли вырастали над ее башнями, но проходило немного времени, и батарея вновь оживала…

Вахтенным командиром в эту смену был штурман Шепатковский. Он периодически поднимался в боевую рубку, поднимал перископ, тщательно осматривал горизонт и небо. Когда мы подошли к 35-й батарее, лицо вахтенного командира лейтенанта Шепатковского помрачнело, он оторвался от окуляров перископа и произнес:

- Опять фашисты бомбят батарею. [149]

Я поднялся в боевую рубку и через перископ стал наблюдать за происходящим на берегу: 35-я батарея вела из двухорудийных башен огонь по переднему краю врага, как вдруг со стороны города начали появляться девятки «Юнкерсов» и одна за другой пикировать на нее. Там, где только что были видны вспышки 305-миллиметровых орудий, поднялись султаны огня и пыли. Батарея замолчала. Вновь и вновь появлялись самолеты: сбросив смертоносный груз, они проходили над нами и исчезали над морем…