Потекли учебные будни, которые потом казались самыми счастливыми временами.
Начальником училища был Алексей Николаевич Татаринов, матрос-авроровец, активный участник революции и Гражданской войны, пользовавшийся у курсантов непоколебимым авторитетом. В зале Революции он часто устраивал многочасовые строевые смотры, скрупулезно проверяя нашу строевую выправку. Всегда, пока мы маршировали, играл духовой оркестр. В такие дни подготовки на обед давали не слишком изысканные, но любимые нами блюда: флотский борщ, гречневую кашу с котлетами и традиционный компот.
Впрочем, и в городе нас он не оставлял одних: бдительно следил за формой нашей одежды и нашим поведением из окна своего легкового автомобиля. Мы же, озорники, зная номер его автомашины и внимательно следя за ее передвижением, дружно скрывались за уличными афишами и колоннами зданий…
Справедливости ради надо сказать, что Алексей Николаевич был не только требовательным, но и заботливым учителем, поэтому мы искренне его любили, хотя и по-школярски побаивались. Его отцовская забота и терпение полностью окупали все наши обиды и недовольство. У него мы всегда были одеты с иголочки, сыты и подготовлены к занятиям.
После первого курса меня распределили на подводный сектор в штурманский дивизион. Я не представляю, как описать восторг и гордость, охватившие меня! Оказаться на подводном секторе было очень почетно для каждого курсанта. В первые дни после распределения я часто грезил подводной лодкой, которую впервые увидел еще до поступления в училище. Это была «Л-55», стоявшая на Неве у Горного института. Помню, я, к своему ужасу, [89]увидел, как в прямоугольные отверстия шпигатов{13}, расположенных вдоль бортов чуть выше ватерлинии, свободно заливалась невская вода, которая, казалось, вот-вот затопит корабль. Я не выдержал и подбежал к вахтенному краснофлотцу, чтобы предупредить его о грозящей катастрофе, а он удивленно выслушал меня, затем рассмеялся и дал мне совет:
- Вот когда немного подрастешь, парень, приходи к нам на флот, тогда и разберемся, стоит закрывать шпигаты на подводных лодках или нет.
Его ответ меня тогда не успокоил, и я с замиранием сердца продолжал смотреть на первый в моей жизни подводный корабль, искренне опасаясь за его плавучесть. Вряд ли я мог тогда предположить, что судьба навсегда свяжет меня с подводным флотом…
Теоретические занятия на подводном секторе были исключительно увлекательными, благодаря энтузиазму его командира Д.М. Вавилова. Он внятно объяснял нам, какое огромное значение приобретут в будущей войне подводные лодки; много и увлекательно рассказывал о них, сравнивал с надводными кораблями и неоднократно подчеркивал их преимущества, чем окончательно убедил нас в том, что в современной войне подводные лодки - сильнейший вид оружия на море. Неоднократно Вавилов приводил в пример немецкий подводный флот, который едва не поставил на колени владычицу морей Великобританию в Первую мировую войну.
Вдохновленный примером своего учителя, я с нетерпением ждал практического применения новым знаниям.
Особенно глубоко врезалась в память наша первая морская практика летом 1934 года, которую мы проходили на Севере. Это было испытание наших знаний и воли, которое настолько поразило юношеское воображение, что не забудется никогда. А дело было так…
В Ленинграде нас «погрузили» в товарные железнодорожные вагоны и отправили в Архангельск. Ехали мы медленно, останавливаясь на всех станциях, полустанках [90] и разъездах. Наконец, после бесконечных дорожных приключений мы добрались до места назначения.
Неподалеку от архангельского вокзала, на зеркальной глади полноводной Северной Двины, красовался учебный корабль «Комсомолец». При беглом взгляде он очень напоминал крейсер «Аврору» - такие же, как у него, три высоких трубы и две стройные с длинными реями мачты, которые свечами врезались в северное небо.
У стенки речного порта нас ожидали буксиры с сухогрузными баржами, на которых мы добрались до борта «Комсомольца». Из внутреннего убранства корабля мне особенно запомнились уютные кубрики с весьма оригинальными креплениями спальных коек.
Сразу по прибытии на корабль каждому из нас выдали кусок двойного брезента, узкий и тонкий пробковый матрац, толстое шерстяное одеяло, две простыни и маленькие подушки с наволочками. Помимо этого мы получили две тоненькие дубовые распорки, которые за шесть коротких шкентросов крепились к металлическим кольцам на подволоке кубрика или кррабельного коридора. При отходе ко сну мы должны были приноровиться и наподобие гамака подвесить койку к подволоку на штатное место. Койки располагались в два яруса. На койку мы укладывали матрац, заправляли его простыней, сверху накрывались другой простыней и одеялом.
Утром, когда звучала своеобразная команда «Команде вставать! Койки вязать!», мы аккуратно скатывали свои койки в ровные цилиндры, шнуровали и выносили на верхнюю палубу, где ставили в специальные коечные ящики, так называемые «сетки». Это делалось для того, чтобы в аварийной ситуации койки могли послужить спасательными средствами - каждый пробковый матрац надежно держал на воде одного человека. Но я отвлекся…
Через несколько дней учебный корабль «Комсомолец» вместе с тремя подводными лодками типа «Декабрист» вышел из Архангельска, спустился по течению Северной Двины, пересек Белое море и пошел на север по Баренцеву морю, к островам Новой Земли. Отряд вышел в поход под флагом командующего Северным флотом К.И. Душенова, находившегося на борту одной из подводных лодок. [91]
В честь этого похода даже заготовили мемориальную доску, с надписью о том, что впервые в истории русского флота советские военные корабли посетили Новую Землю.
По выходе из горла Белого моря «Комсомолец» стало изрядно качать, погода резко портилась, небо почернело от тяжело нависших туч. Мы попали в редкий, даже для этих мест, 12-балльный шторм, волны все чаще и чаще стали перекатываться через высокие борта корабля. Это было первое серьезное испытание.
По мере того как мы медленно продвигались на север, метеорологические условия ухудшались. Суровая Северная Атлантика давала себя знать. Могучие волны с колоссальной силой обрушивались на «Комсомолец». Порой его носовая часть глубоко зарывалась в волны, черпая воду, которая с грохотом перекатывалась по палубе и надстройкам, сметая все на своем пути. Из-за этого нам запретили выходить на верхнюю палубу. Ночью шторм достиг наивысшей степени буйства.
Не доходя нескольких миль до островов Новой Земли, где свирепствовал ураган, наши корабли были вынуждены повернуть на обратный курс и пойти в Мурманск.
Когда на следующий день мы вошли в Кольский залив, перед нашими глазами открылся Мурманск, стоявший на голых гранитных сопках, покрытых в ложбинах стелющимся лишайником и мхом.
А вдали, в самом конце залива, стояла Кола - старинный рыбацкий поселок, в честь которого назвали залив. Кола возникла значительно раньше Мурманска (пять столетий тому назад). Постепенно она обросла новыми домиками рыбаков и мореходов, однако большого развития не получила в силу мелководности залива в этом районе.
В то время Мурманск представлял собой небольшой порт с. одной грузовой стенкой и одиноким портальным краном над ней. Торговые суда стояли на якорях на рейде, ожидая своей очереди для погрузки или разгрузки, здесь же встал на якорь и «Комсомолец».
Сойдя на берег, мы познакомились с городом, застроенным деревянными одно - и двухэтажными домиками и выглядевшим тогда совсем иначе. Все дома смотрелись одинаково уныло. Ветхие, с покосившимися от времени [92] кривыми балкончиками, они встречали нас крайне неприветливо. По тротуарам главной улицы имени Ленина тянулись грязные, побитые деревянные мостки. Над серыми, приземистыми домами, образующими кривую улицу, виднелось единственное кирпичное здание - Дом культуры рыбаков «Арктика». Редкие жители на улицах города, одетые в более чем скромную одежду, сторонились нас и отвечали на наши вопросы крайне неохотно.