В древности Поти был турецкой крепостью. После Русско-турецкой войны 1828-1829 годов он вошел в состав Российской империи.
До 22 июня 1941 года этот небольшой морской порт использовался главным образом для вывоза марганца. Через месяц после начала Великой Отечественной войны в нем была сформирована Потийская военно-морская база. В ее состав входили подводные лодки, торпедные катера, сторожевые катера и базовые тральщики. С октября 1941 года из-за потери западных баз и блокады Севастополя в Поти стали базироваться боевые корабли эскадры Черноморского флота…
Места вокруг Поти низменные, заболоченные. Климат очень влажный, более двухсот дней в году идут обильные дожди. Морская вода при подходе к Поти, от Кобулети до устья реки Кодор (в Абхазии), почти всегда желтого цвета оттого, что река Рион, в устье которой стоит город, сносит ил и глину с гор в море.
Колхидская долина, окружающая город, начинается от уреза воды Черного моря и простирается на несколько километров в глубь суши, до самого подножия Гурийских гор. Не случайно в городе бытовала поговорка: «Вдали от гор и на болоте какой-то черт построил Поти».
Как будто подтверждая эту поговорку, по мере нашего приближения к Поти погода стала резко ухудшаться. Небо на северо-востоке потемнело от широкой полосы проливного тропического дождя, а едва заметную часть горизонта заволокли грозовые тучи. Воздух стал чересчур влажным и каким-то вязким, тяжелым.
- Ох и сильный ливень сейчас будет, - заметил штурман Шепатковский.
Не успели мы оглянуться, как сплошной стеной хлынул дождь. Рассмотреть что-нибудь через эту стену было невозможно, ветер дул с чудовищной силой. Вмиг мы промокли [76] с ног до головы. Вода хлестала, казалось, со всех сторон. Проемы дубовых рыбин на палубе ходового мостика быстро наполнились водой, которая ручьями стекала по шахте рубочного люка в центральный пост.
- Ну и ну! Вот это дождик! - прокричал вахтенный командир сквозь грохот ливня.
Лицо его выражало то ли восхищение, то ли недоумение. Перед собой он видел лишь тумбу перископа и теснившихся около нее наблюдателей Беспалого и Шепеля в насквозь промокшей одежде…
Счисление подводной лодки оказалось более верным, чем можно было ожидать, подтвердив тем самым глубокие знания и точность расчета нашего штурмана Шепатковского. Когда мы уточнили свое место у входа в порт Поти, наша невязка оказалась незначительной.
Итак, солнечная Грузия, как мы ее назвали, встретила нас неприветливо. Дул сильный ветер, шел проливной дождь.
Мы вошли в порт. Вся его небольшая акватория была буквально забита боевыми кораблями эскадры, бригады подводных лодок, вспомогательными судами и транспортами, покинувшими Севастополь, а также корпусами недостроенных кораблей и судов, прибывших из Николаева и Херсона.
В конце большого ковша торгового порта, правым бортом к причальной стенке, стоял большой и высокий грузопассажирский транспорт. Прямоугольные гражданские окна на его верхней надстройке вместо привычных для глаз круглых иллюминаторов выглядели очень необычно. В прошлом этот испанский теплоход под названием «Juan Sebastian Elcano» обслуживал международную пассажирскую трансатлантическую линию. После окончания испанских событий он перешел в Черное море и стал использоваться как плавучая база для подводных лодок. Транспорту дали новое имя - «Волга».
Подводная лодка, волнуя акваторию, сплошь покрытую рябью от дождя, плавно подошла к левому борту плавучей базы. С палубы плавбазы сбросили плетеные груши корабельных кранцев, чтобы не повредить обшивку цистерн главного балласта, расположенных вдоль [77] бортов подводной лодки. После этого боцманская команда завела стальные швартовы и обычно полный энергии боцман Емельяненко лениво перепрыгнул на плавучую базу, чтобы проверить и поправить поданную на борт деревянную сходню. Боцман хмурился и, надвинув фуражку пониже, безуспешно пытался отвернуться от дождя, хлеставшего, казалось, со всех сторон. За ним, скользя на мокрой палубе и кое-как прикрываясь от дождя, стали переходить на плавбазу и мы, постепенно размещаясь на палубе и в трюмах.
Палуба и трюмы «Волги» были завалены имуществом различных отделов и служб флота. Во многих каютах еще жили недавно эвакуированные из Севастополя семьи военных моряков. Вид у них был изможденный, что неудивительно: они совсем недавно перенесли невероятную тяжесть первого штурма Севастополя. «Волга» выходила из Севастополя под непрерывной бомбежкой авиации и обстрелом дальнобойной немецкой артиллерии. Да и на морском переходе из Севастополя в Поти ее не раз атаковали бомбардировщики и торпедоносцы противника.
Разместив команду в глубоком трюме «Волги», я вошел в отведенную нам с инженером-механиком Шлопаковым двухместную неуютную каюту, снял промокший насквозь кожаный реглан, расстегнул китель, давивший горло, и прилег на голую корабельную койку. Машинально взял со стола одиноко лежавшую книгу в бледно-зеленой обложке, но понял, что читать не хочу. Вспомнил Севастополь, семью, спокойные счастливые мирные дни…
Вот она, «скоротечная война»! Вместо родного Севастополя мы с моря, после боевой позиции возвратились в прежде неведомый порт Поти. Боевые корабли Черноморского флота тоже были вынуждены перебазироваться в кавказские, необорудованные для базирования военных кораблей, порты: Новороссийск, Геленджик, Туапсе, Очамчира, Батуми.
Кроме того, все эти базы обладали вторым серьезным недостатком: они были значительно удалены от районов боевых действий наших подводных лодок, и на переходы морем мы стали затрачивать до семи суток, что значительно [78] сокращало время нашего пребывания на позиции…
Вместе с Григорием Никифоровичей Щлопаковым мы стали собираться в город на почту: в течение нескольких месяцев мы ничего не знали о судьбе наших семей. У меня же была особая причина для беспокойства: я ждал сообщения от Веры Васильевны - она вот-вот должна была родить.
Прежде чем покинуть наше новое пристанище, мы решили познакомиться с некоторыми грузинскими приветствиями. Для этого мы пригласили в каюту моториста Аракельяна. Он явился, как всегда, аккуратно одетый, с добродушной улыбкой и, переминаясь с ноги на ногу, спокойно доложил:
- Прибыл по вашему приказанию.
- Аршак Минасович, вы грузинский язык знаете? - обратился я к нему.
- Знаю, товарищ помощник.
- А скажите, пожалуйста, как по-грузински звучит «здравствуйте»?
- Гомарджоба, - ответил он.
- А как будет звучать «товарищ»?
- Кацо. Мадлобели, кацо, - спасибо, приятель.
- А как обратиться к девушке или женщине?
- Генацвали…
Ну вот, решили мы, теперь не стыдно будет встретиться с жителями загадочного для нас Поти и приветствовать их на родном языке Грузии. Запомнив интересующие нас грузинские слова, мы поблагодарили Аршака Минасови-ча и стали собираться к выходу в город.
Надев кожаные сапоги и регланы, мы спустились по широкому трапу «Волги» на стенку потийского порта.
Картина, представшая нашему взору, была потрясающей. Торговый порт, что называется, кипел: бескрайняя многонациональная толпа суетилась и волновалась. Это был настоящий муравейник, встревоженный чьей-то недоброй рукой. Одни разгружали стоявшие здесь же, у стенки, транспорты, другие перетаскивали какие-то громоздкие ящики, станки, заводское и флотское оборудование или просто житейский скарб. Певучий украинский [79] говор херсонцев и николаевцев сливался со специфическим говором одесситов, но чаще всего, конечно, слышалась русская речь, и лишь изредка ее прерывали громкие грузинские возгласы.
На берегу, у складских помещений торгового порта, на кораблях и судах, стоявших у стенки, раздавались отрывистые команды. Офицеры и матросы, судостроительные рабочие и портовые рабочие-мингрелы разгружали заводское оборудование николаевских судостроительных заводов и бесчисленное имущество флотских отделов и управлений.
Пневматические молоты бойко отбивали ритм в судостроительной мастерской, которую беспорядочно озаряли яркие вспышки электросварки. На железнодорожных путях пронзительно кричали черные от копоти маневровые паровозы и, нещадно дымя, тащили за собой полуразбитые платформы и вагоны. Над этим муравейником неспешно шевелились длинные «руки» портальных кранов.