Также ни в коем случае не следует отождествлять реку Каялу с эпитетами «окаянная» или «злосчастная», верить, что она якобы имеет метафорическое значение. Своё название она получила задолго до той трагической битвы. Один из видных русских просветителей XVIII века Н. И. Болтин писал: «При всяком… шаге историка, не имеющего в руках географии, встречается притыкание» и «неоспоримо есть, что история и география взаимное друг другу делают пособие, то есть одна другой неясности и недостатки уясняет и пополняет». Эта мысль для политической истории является аксиомой! Ему вторит Л. Н. Гумилёв: «Для того чтобы уяснить ход той или иной битвы, в ряде случаев следует учитывать такие, на первый взгляд второстепенные подробности, как, например, рельеф местности и время года; отсутствие источников воды, заставлявшее менять позиции; наличие холмов или оврагов, препятствующих построению войск. Ещё важнее представлять себе всю область, через которую наступают или отступают войска. Знание карты местности слишком мало. Если это пустыня или залитая водой речная долина, то по карте не определить её истинного характера, а на местности, рассматриваемой под определённым интересующим нас углом зрения, все детали бросаются в глаза»[75].

«СЕ ВЕТРИ, СТРИБОЖИ ВНУЦИ, ВЕЮТЪ СЪ МОРЯ СТРЕЛАМИ НА ХРАБРЫЯ ПЛЪКЫ ИГОРЕВЫ!»

В этой строчке Автор ещё раз подчеркивает языческую сущность половцев, сравнивая их с «внуками Стрибога». Отсюда напрашивается вывод об общих религиозных корнях половцев и русичей, в прошлом также поклонявшихся Стрибогу – богу ветра в древнерусской мифологии. Бог на протяжении всей битвы помогает половцам, которые по ветру пускают свои стрелы, при этом они остаются недосягаемыми для наших лучников. Этот ветер с древности был хорошо известен людям во всём Средиземноморье как сирокко. Своё название он получил от арабского слова «шарк» – восток – знойный, сильный, сухой южный или юго-восточный ветер, который дует на протяжении довольно длительного времени и приносит с собой большое количество песка и пыли из пустынь Северной Африки и Аравии.

«ЗЕМЛЯ ТУТНЕТЪ, РЕКЫ МУТНО ТЕКУТЬ; ПОРОСИ[76] ПОЛЯ ПРИКРЫВАЮТЪ; СТЯЗИ ГЛАГОЛЮТЪ, ПОЛОВЦИ ИДУТЬ ОТЪ ДОНА, И ОТЪ МОРЯ, И ОТЪ ВСЕХЪ СТРАНЪ»

В этом отрывке мусин-пушкинские переводчики, исходя из ими же предложенной неверной теоретической концепции, не поняв и не уяснив для себя смысл фразы, не в тех местах расставили знаки препинания, при этом неправильно разбили сплошную строчку на нужные слова. Вследствие этого полностью изменился смысл данного отрывка, и это место в «Слове» в дальнейшем стало считаться тёмным, т. к. появились новые и необъяснимые слова «тутнетъ» и «пороси». Впоследствии у исследователей закрепился традиционный перевод: «Земля тутнетъ, реки мутно текут, пороси поля покрывают» и т. д. Поводом для такой трактовки этого места послужила, скорее всего, аналогия из другого места в «Слове» с похожими словами и примерно в такой же ситуации, где речь идёт об аллегорическом описании начала похода Святослава на Кобяку. Там говорится: «Взмутил поля и реки, иссушил потоки и болота…». Раз Святослав мутит реки, значит, по аналогии то же самое делает Игорь. Отсюда и перевод, ставший впоследствии каноническим. Поэтому одна нелепость стала накладываться на другую: откуда-то взялась пыль (кругом же степь), она почему-то стала называться «порось», каким-то образом были одухотворены флаги, которые вдруг заговорили. О чём? О том, что половцы идут. (?) Всё это явная несуразица и полный абсурд.

На самом деле Автор в этом отрывке опять же в форме аллегории, с высоты птичьего полёта показывает общую панораму начала битвы, когда противоборствующие стороны только-только вошли в соприкосновение и один строй с остервенением врезался в другой. Автор обращает внимание слушателя на то, что земли в этом месте уже нет, множество солдатских и конских ног перепахали её своими ногами и копытами, и, смешанная с лошадиным навозом, она превратилась в тёмную жижу. И эта чёрная земля (половцы) мутной рекой, грязным потоком разливается по чистой утренней росе (русичи). Вот в такой короткой фразе Автор «Слова» показал реальность предстоящей угрозы для русских витязей. Поля, куда не брось взгляд, покрывают половецкие стяги, где каждый флаг – это вражеский полк. Идя в боевом строю, половцы гортанно кричат, пытаясь создать видимость ещё большей численности и тем самым устрашить русичей. Этим воинственным криком они стараются поднять свой боевой дух, понимая, что предстоящая схватка будет жестокой и беспощадной. Половцы не понаслышке, а на своей шкуре знают, что русичи – это стойкие и опытные воины, которых одним криком не запугать. Таким образом, эту фразу надо понимать и читать по-другому, а именно: «Земли тут нет! Рекой мутной течет (она) по росе, поля покрывают стяги, глаголют (кричат) половцы. Идут от Дона (со стороны реки По) и от моря (Адриатического) и со всех сторон русские полки обступили, дети бисовы (чёртовы) криком поля перегородили, а храбрые русичи перегородили их красными щитами».

В этом орывке снова упоминается такой тактический приём, как перегораживание поля боя щитами. Сначала о нём упоминалось в первом бою на реке Сюурлий (Комариной): «РУСИЧИ ВЕЛИКАЯ ПОЛЯ ЧРЬЛЕНЫМИ ЩИТЫ ПЕРЕГОРОДИША». И теперь он применяется ими в ходе основной битвы на реке Каяле. Этот тактический приём ведения боя был ещё в прошлом заимствован славянами у викингов и назывался «стена щитов» или «кольцо щитов». К сожалению, в наших летописях о нём нет упоминаний, поэтому воспользуемся иностранными источниками. Английский историк прошлого века Трэвэлиэн в своём сжатом анализе битвы при Гастингсе в 1066 году разбирает способ его применения как основной приём защиты от превосходящего в численности противника.

Трэвэлиэн пишет: «Англодатчане, оставив своих коней в тылу, продолжали драться пешими в кольце щитов длинной датской секирой… Нормандцы же дрались с седла, бросая копьё им, рубя мечом. Но даже ударная тактика их великолепной кавалерии оказалась неспособной сломать стену щитов на макушке холма без помощи другого рода оружия»[77].

В IX веке стена щитов была тактической новинкой викингов, обеспечивающей им успех по всей Западной Европе. В XI веке под Гастингсом стена щитов уже не новинка, но всё ещё непобедима, потому что нет способа пробить брешь в её круговой обороне. Все усилия Вельгельма-завоевателя в ходе этой битвы были направлены к одной цели – расстроить проклятую стену щитов. И ему удаётся это сделать с помощью двух тактических приёмов: притворного бегства после решающего штурма и превосходства в числе лучников. Хаускарлов (варяжскую гвардию) засыпали стрелами и тем самым пробили, наконец, стену щитов. Трэвэлиэн даже сравнивает роль лучников под Гастингсом с решающей ролью английского дальнобойного оружия в битве при Ватерлоо. Вот какова была под Гастингсом роль стены щитов – и роль пробивающих её стрел. Но какое отношение может иметь этот эпизод к битве на Каяле? Самое прямое. На заключительном этапе битвы именно половецкие лучники сыграли решающую роль в разгроме наших полков и пробили своими стрелами многочисленные бреши в нашей обороне. Автор завуалированно говорит об этом в разных местах своей поэмы: упоминается дождь стрел в ходе самой битвы, во сне Святослава говорится об опустевших колчанах поганьих (тьщими тулы поганыхъ). При описании плача Ярославны в обращении к ветру и солнцу в этом контексте упоминаются стрелы и колчаны. Вероятно, в конце XII века в битве на Каяле этот тактический приём последний раз был использован нашими древними полководцами. В недалеком будущем монгольские завоеватели стали использовать совершенно другую стратегию боя, при которой приём возведения щитов на поле боя становился бессмысленным, также было усовершенствовано натяжное оружие, появились арбалеты и самострелы, которые пробивали подобные преграды. Поэтому в дальнейшем в русских летописях мы не встречаем описания данного приёма, он перестал быть актуальным на долгое время. В более поздний период, в XVIII веке похожий прием возведения полевых укреплений возродился под названием «редан» или «флеши».