Но у Мишеля получилось во стократ лучше, ибо, там, где есть гнев – нет места страху! Самой большой его ошибкой было то, что он всерьёз вознамерился пройти мимо, не снизойдя даже до элементарного приветствия. Нет, не остановиться, дабы любезно спросить, как она поживает или, чего доброго, поцеловать ей руку или поклониться учтиво! Никто от него этого и не ждал. Мог бы и не останавливаться, раз уж он так куда-то резко заторопился, но хотя бы кивнуть, или удостоить её своим царственным взглядом - что угодно, но только не делать вид, что она пустое место, не подавать такой отвратительный пример остальным. Это было некрасиво!

Что тут скажешь? Мы никогда не утверждали, что Мишель был идеальным и всюду поступал правильно. А вот Александру такое поведение просто взбесило. Как ярая поборница справедливости, она была убеждена - это нечестно, неправильно, и он, по её уразумению, не имел ни малейшего права так себя вести! Он же князь, дворянин, мужчина, чёрт возьми!

Ну, а если уж и "его величество" позволяло себе пренебрегать правилами приличий на людях, что говорить о провинциальной простушке? Это было всего лишь одно мимолётное движение, настолько неуловимое, что Мишель, с его-то блестящей реакцией, и не сумел заметить, когда она ухитрилась сделать этот едва заметный шаг в сторону - так, чтобы оказаться чётко на его пути. Он не успел остановиться, и, как следствие, получил сильнейший толчок в плечо, заставивший его коротко выругаться, в очередной раз нарушив священный этикет.

На удивление Мишеля, после такого жёсткого столкновения эта хрупкая девушка, осталась стоять недвижимо, точно каменная скала, хотя, по всем законам физики, должна была улететь куда-нибудь в сторону, с неизменным переломом ключицы. Но нет, она, казалось бы, и вовсе не заметила данного инцидента, лишь еле заметно поморщившись на его грязное сквернословие.

И, даже не повернувшись к нему, сказала, нахалка:

- Осторожнее надо быть, ваше величество! Смотрите, куда идёте, так и шею сломать недолго!

И, шелестя юбками, направилась в залу, к своему дорогому Авдееву, той самой королевской походкой, высоко подняв подбородок, и, как обычно, оставив последнее слово за собой. Мишель лишь долю секунды посмотрел ей вслед, но затем решил, что выяснять отношения ниже его достоинства, а разбираться, кто кого толкнул, и вовсе мальчишество. Неужели неясно, что она сделала это нарочно? Подобное поведение с её стороны, как ни странно, вызвало у него усмешку.

Которая, впрочем, тотчас же пропала, ибо следом за дочерью в залу вышла Алёна, в сопровождении графини Авдеевой. Мишель решил воспользоваться советом Сашеньки, и пропустил их вперёд, прежде чем выйти. Алёна-то, ясное дело, на конфликт идти не будет, вон как глазами стреляет! Но Мишелю не хотелось лишний раз сталкиваться с ними – нигде, никак, никогда.

- Уже уходите, Мишенька? - Заботливая, как всегда, спросила Софья Владимировна.

Он и ей не ответил. Перехватил взгляд Алёны, которая прямо-таки раздевала его глазами, и, нервно усмехнувшись, демонстративно поклонился обеим женщинам, и вышел в освободившейся за ними проход, так ни слова и не проронив.

- Это из-за нас, - тихонько сказала Алёна, оглядываясь назад - туда, где скрылся молодой князь. - Никак не может смириться, бедный мальчик!

- Дай ему время, дорогая! - Посоветовала Софья Владимировна. - Этот ребёнок сильно избалован. Трудно понять, трудно принять. И такое горе, к тому же! Он очень любил покойную княгиню.

В то же самое время, Ксения Митрофанова, подхватившись со своего места, стремительно направилась к Сергею Авдееву, чтобы сказать ему пару слов, а потом, как верная жена декабриста, неизменно последовать за любимым в добровольное изгнание. Надо сказать, отказываться от столь прекрасного вечера ей категорически не хотелось, поэтому на Серёжу она была зла вдвойне. Но о том, чтобы оставаться здесь без Мишеля, и речи не шло, это было бы некрасиво.

Возле Авдеева она оказалась одновременно с Александрой - та шла медленно, фланируя сквозь собравшихся гостей, как каравелла, и отблеск света играл с её длинными тёмно-синими, как сама ночь юбками. Достойно, вне всяких сомнений. А вот Ксения, как какая-то простолюдинка, едва ли не бегом бежала, и, остановившись возле Авдеева с Голицыным, вынуждена была перевести дух, набирая в грудь побольше воздуха перед своей гневной тирадой. Присутствие потенциальной соперницы за спиной, которая сегодня была на высоте, не в пример позавчерашнему дню, Ксения ощущала всеми фибрами души.

"Духи, чёрт возьми! Пармская фиалка! Откуда у неё такие дорогие духи?!", пронеслось в голове то самое, женское, противное, завистливое. А уже в следующую секунду находчивая Ксения придумала, как уязвить неотёсанную деревенщину, и на чистейшем французском сказала Авдееву:

- Serge, il faut de reflechir a deux fois avant envoyer les invitations a qui a obtenu! Voyez,que a fait! Il est tres difficile pour moi a convaincre Michel d'ariver eat maintanant il est parti! Il est tres mal de ton part![1] - Добавила она, уже на выдохе, и посмотрела на Голицына, в поисках поддержки.

Увы, Антон не отреагировал. Между ними с Ксенией всегда теплились очень нежные чувства, но в данный момент он её бессовестно предал, во все глаза рассматривая новенькую, подошедшую так близко. Казалось, вот только руку протяни, и сможешь ощутить мягкость её удивительно ярких медно-рыжих волос! Ксения нахмурила соболиные брови, и требовательно посмотрела теперь уже на Авдеева, в надежде, что он хотя бы извинится. Это бы ситуацию не исправило, но потешило бы уязвлённое Ксюшино самолюбие, но, увы.

Чистый, без малейшего намёка на акцент, французский зазвучал прямо у неё за спиной прежде, чем Сергей Авдеев успел ответить.

- Il est tres doux et delicat pour l'officier, Ксения Андреевна! Je savais, qu'il reagit fortement sur mon presence. Je me suis pas venu. Transferez s'il vous plait mes excuses![2]

Ксения резко обернулась, волосы из причёски больно хлестнули её по лицу. Тёмные глаза с яростью уставились на Александру, но та стояла, как ни в чём не бывало, и мило улыбалась своей побеждённой сопернице.

"Откуда?", прямо-таки читалось на лице униженной Митрофановой. В её-то понимании нищей медсестре из захудалой провинции совершенно неоткуда было знать французский, да ещё и говорить на нём так великолепно! И её гневное недоумение прямо-таки проливало бальзам на Сашину душу, изъеденную несправедливыми обидами. Но и этого ей показалось недостаточным.

- М-м, кажется, я поставила вас в неловкое положение, простите! Я, клянусь вам, не знала, что в высшем обществе принято говорить на французском. Как-то это... неожиданно! Русские люди, всё-таки! Ну да ладно. - Александра в очередной раз улыбнулась, работая на публику, и Антон Голицын едва ли не растаял под чарами её нежной улыбки, что уж говорить о Серёже, который и без того был давно и безнадёжно влюблён. Вновь вернув взгляд Ксении, чьё лицо начало постепенно покрываться красными пятнами, Александра доверительным шёпотом сообщила: - Мой вам совет, Ксения Андреева, в следующий раз для начала узнайте, с кем имеете дело, а уж потом умничайте с чистой совестью! Иначе опять попадёте в глупое положение.

Вообще-то это был совет от Ивана Кирилловича, правда, немного перефразированный, но Саша решила не уточнять. Её монолог и так уже произвёл неизгладимое впечатление, Ксения вспыхнула, аки маков цвет, и, подобрав юбки, быстрым шагом направилась в сторону выхода. Сергей зашёлся весёлым смехом, а Антон, пару секунд поглядевший вслед Митрофановой с тоской, впрочем, тотчас же последовал примеру своего товарища.

- Боже, мой дебют провалился! - Резюмировала Александра, понаблюдав за тем, как Ксения вихрем проносится мимо Алёны и графини Авдеевой, не удостоив ни ту, ни другую своим вниманием, и ни единой фразы на прощанье не сказав.