- Я умру, наверное, Николай… - тихо говорит он. - Напиши обо мне родным…
Коклюхин пытается успокоить друга, но тот отрицательно качает головой и закрывает глаза.
В кают- компанию возвращается фельдшер Терещенко и, увидев Коклюхина, просит не беспокоить раненого. Коклюхин, бледный, с непокрытой головой, выходит на верхнюю палубу. Мимо него на мостик медленно поднимается главный старшина Лаушкин. Лицо и руки его перемазаны тавотом и исцарапаны до крови. Китель в нескольких местах разорван и обгорел, но держится Лаушкин бодро. Он просит у командира разрешения легководолазу Заворотинскому спуститься за борт и осмотреть пробоину.
- Только как можно быстрей, а то «юнкерсы» снова могут налететь, - отвечает Стешенко.
Захватив с собой инструменты и обвязавшись тросом, Заворотинский спускается за борт. На корабле слышны удары по стальным листам корпуса, скрежет металла. Время тянется медленно. Транспорт и тральщик «Гарпун» уже еле видны на горизонте.
«Успеем ли?» - думает Стешенко. Он чувствует, что снова могут налететь самолеты противника, а наших истребителей нет: они прикрывают транспорт.
- Скоро ли? - спрашивают друг друга матросы, и каждый из них хочет хоть чем-нибудь помочь работающему за бортом.
Как всегда неожиданно, в небе появляются черные точки. Сигнальщик старшина Кравченко докладывает:
- Самолеты!
- Вижу! - отвечает Стешенко и звонками дает сигнал боевой тревоги.
Комендоры быстро занимают свои места у пушек. Боцман, свесившись за борт, торопит водолаза.
Самолеты с ревом приближаются к кораблю. В это время из воды показывается голова в шлеме. Матросы помогают водолазу подняться на палубу. Обессиленный, он опускается на прогретую солнцем железную палубу. Лужи поблескивая соляром, расплываются вокруг него.
Самолеты уже близко. Но теперь все видят, что это истребители прикрытия. Быстрые как молнии, они проносятся над кораблем.
- Свои! - докладывает сигнальщик. [102]
- Хорошо, - весело отвечает Стешенко. Он выслушивает доклад водолаза и отдает приказание укрепить переборки в отсеках, соседних с тем, в котором пробоина.
Бегом, не держась за поручни, на мостик поднимается дежурный радист. Он вручает командиру корабля радиограмму.
«Для усиления конвоя, - читает Стешенко, - выходят из базы сторожевые корабли «Шторм» и «Шквал», морской буксир «Петраш». Сообщите, сколько человек спасли со сторожевого катера 041. Начштаба базы».
«Вот так дела, - думает Стешенко, - был катер - и нет катера, потопили».
В переговорной трубе раздается свисток. Лаушкин докладывает из машинного отделения, что на разбитом щите сделаны сростки электропроводки, и просит разрешения запустить дизель.
- Добро, давайте! - громко отвечает Стешенко.
- На-ка, почитай, - говорит он, протягивая бланк радиограммы появившемуся на мостике Воронцову, а сам в это время переводит рукоятки телеграфа до отказа вперед и назад. - В штабе базы уже беспокоятся о нас, - вполголоса говорит он замполиту.
- Да, досталось сегодня, - тихо отвечает Воронцов. - Корниенко очень плох. Сокол уже умер. Раненых у нас 24 человека. Дай-ка я отвечу на радиограмму и попрошу заодно, чтобы медики в базе были на «товсь».
Стешенко утвердительно кивает ему. Все мысли его заняты сейчас тем, как будет вести себя корабль на ходу.
Наконец он слышит знакомый шум дизеля и переводит рукоятки телеграфа на «малый вперед». Корабль вздрагивает и медленно набирает ход. Стешенко доволен: корабль, послушный его руке, снова обретает жизнь, снова движется вперед.
Стешенко смотрит на изуродованный мостик. Уцелела тумба компаса, и в котелке, как прежде, колышется магнитная стрелка. Гудят дизели, и их энергия передается винтам и динамомашине. Железный корпус корабля снова ожил и вздрагивает, как человек.
Оторвавшись от дымовой завесы и описав кривую, корабль выходит на чистую воду. В воздухе еще держится горький запах дымовых шашек и сгоревшего пороха. Отчетливо видны пулевые выбоины и вмятины на мостике и на железной палубе, следы потеков грязной воды и рыжие [103] пятна обгоревшей краски на корабельных надстройках.
На море штиль, горячо греет солнце, а тральщик «Мина», теперь грузный и неуклюжий, чуть кренясь на правый борт, с залитой водою кормой, продолжает идти малым ходом, держась ближе к берегу.
Стешенко не отходит от компаса и передает команды матросу, стоящему возле открытого люка румпельного отделения. Тот репетует приказания командира рулевому Стасюну. Старшина стоит у ручного штурвала в полузатопленном отсеке по грудь в воде. А штурман Хомяков, помогая командиру, ведет прокладку.
Вечером, когда яркие краски на море меркнут и предметы приобретают мягкие и расплывчатые очертания, тральщик «Мина» входит в знакомую гавань Туапсе. Обогнув узкий волнолом с башенкой маяка, корабль направляется к причальной стенке. Ее очистили от других судов, чтобы дать место тральщику.
На берегу Стешенко видит группу офицеров, врачей и санитарную машину из госпиталя.
«Скорей бы ошвартоваться!» - думает он, машинально переводя рукоятку телеграфа на «стоп».
Швартовы поданы, еще раз звякнул телеграф, и корабль замер у стенки.
Стешенко медленно спускается с мостика на палубу, подходит к носилкам и целует Корниенко.
На корабле приспущен флаг. Колышутся по узким сходням накрытые белой простыней носилки с телом Григория Корниенко.
Только сейчас Стешенко чувствует, как устал.
Но на этом злоключения не заканчиваются. Как только затихают дизели, корма тральщика потихоньку начинает погружаться. Тральщик приходится выводить носом на берег, вызывать портовую аварийную команду, откачивать воду и подводить кессоны.
В наступающих вечерних сумерках на причале появляется начальник конвойной службы капитан 2 ранга Нестеров, он сообщает Стешенко, что транспорт «Интернационал» с грузом доставлен в Геленджик вовремя и благополучно.
Темная южная ночь опускается на пирсы и причалы порта, а в воздухе все еще гудят истребители, прикрывая стоянку кораблей. [104]
Глава восьмая.
Перед штормом
Ночь светлая, лунная, река кажется неподвижной и застывшей. Тихо. Изредка булькнет вода - это у подмытого правого берега осыпались комочки земли или свалилась сонная лягушка. Где-то недалеко, наверное в ближайшем селении, лениво лают собаки да порою доносится одинокая песня.
Медленно плывут лунные блики по реке, чудится, плывет и наша плавбаза, плывут бледные, как кувшинки, звезды, и кажется, перегнувшись через борт, их можно достать рукой. Мягкие тени окутывают деревья на берегу, и белые пятна лунного света лежат на траве, словно она облита молоком.
Ночь уже на исходе. И вдруг в бледное небо вонзается холодный луч прожектора, с ним скрещивается другой, потом они мечутся, догоняя друг друга, а по реке сначала еле слышно, потом все нарастая, приближается рокот моторов. С рассветом набегает предутренний свежий ветерок. Он шевелит кроны деревьев, сгоняя с них тихую дремоту, и становятся отчетливо видны корпуса военных кораблей, приткнувшихся у берега. А рокот моторов все приближается. Из ходовой рубки на палубу выходит оперативный дежурный флагманский связист капитан-лейтенант Сесин. Это немолодой моряк, бывший подводник, награжденный еще до войны орденом Ленина. Ему уже известно, что это с моря возвращаются наши сторожевые катера, [105] Сесин терпеливо ожидает, пока они ошвартуются, а командиры явятся на плавбазу с докладами. Человек, остающийся на берегу, всегда с нетерпением ждет возвращения с моря своих товарищей. С чем они пришли: с победой над врагом или с приспущенным флагом и пробоинами в борту?
Ведь редко выдается такая спокойная ночь даже на затерянной среди лесов своенравной реке.
На корабле, несмотря на раннее утро, постепенно все приходит в движение. Уже беспокоятся с приходом катеров флагманский врач Гелеква и флагманский механик инженер-капитан 2 ранга Самарин. В каюте начальника штаба Студеничникова горит свет и все время хлопает входная дверь. Начальник штаба, как всегда, много и энергично работает и держит в боевом напряжении весь штаб.