- Я уже была готова ему всё рассказать, - прошептала я, - не знаю, что и делать. Я не могу без тебя, - я посмотрела на него полубезумным взглядом, а Дима протянул мне ладони.

Я вложила в них свои, и, наслаждаясь эти ощущением, сжала их, а он сжал мои. У меня сердце билось так, что было готово выпрыгнуть из груди.

- Не надо так сразу делать ему больно, - прошептал Дима, сжимая мои руки, - хотя, думаю, он уже всё понял... Если честно, то я порывался рассказать ему о нашем итальянском договоре. Хорошо, что не ляпнул.

- Да уж, - вздохнула я, - сейчас бы здесь было.

- Слушай, у меня создалось впечатление, что он не хочет тебя отпускать ни под каким видом. И не берёт во внимание тот факт, что ты его не любишь.

- Есть такое дело, - кивнула я, - но только это ничего не значит, пусть ругается, сколько ему вздумается.

Вдруг скрипнула дверь, Дима убрал руки, а вошедший Максим сел на своё место.

- Рассказывайте, - потребовал он, а я покачала головой.

- Макс, отстань от меня, пожалуйста, - чётко сказала я, добавив твёрдости голосу, - мы сами разберёмся в этом деле. Не лезь!

- Да ни за что! – возмущённо вскричал Максим, - что значит – не лезь? Я от тебя ни на шаг не отойду!

- Пошёл к чёрту! – рявкнула я, - не подходи ко мне ближе, чем на километр! Я достаточно внятно выразилась?

- Ты что, меня бросаешь? – спросил он севшим голосом, даже лицо вытянулось.

- Я тебе уже сказала, что поговорим обо всём в Москве, - сухо сказала я, - а сейчас оставь меня в покое. Понятно?

- Понятно, - глухим голосом ответил Макс, залпом выпил полстакана сока, встал и быстро вышел из кухни.

- Резко ты его, - покачал головой Дима.

- Сама не знаю, как так получилось, - вздохнула я, - не хотела его обижать.

- Смотри, уже рассвет, - вдруг сказал Дима, посмотрев в окно, и я проследила за его взглядом.

Из окна был виден океан, но он уже не был таким мрачным и страшным. Наверное, таковым он мне показался во тьме, да ещё и связанный с не менее мрачными событиями.

А сейчас он стал светлее, казался бескрайним, а солнечный диск, яркий, словно апельсиновая долька, завис над переливающимся полотном. Начался отлив, море то отступало, то с оглушительным рёвом «глотало» край суши, и медленно уходило назад. Ветер теребил занавески на открытом окне, и в кухню поступал пряный, морской воздух.

Воздух моря мне всегда казался пряным, сама не знаю, откуда взялась эта ассоциация. Я озвучила её впервые в два года, когда стояла с матерью перед Балтийским морем в Таллинне.

То время мне, пожалуй, не забыть никогда. Ни розовую сирень, ни песочное печенье мадам Лууле, всегда такой милой и улыбчивой, неизменно щипавшей меня за щёчку, но какой-то заторможенной. Маменька объяснила мне, что это эстонское хладнокровие.

- Как красиво, - прошептала я.

- Скажи, для нас всё закончено? – вдруг спросил Дима, - ты теперь моя?

- Последняя тайна, - медленно повернулась я к нему, - расскажешь секрет?

- Расскажу, - кивнул он, вынул телефон, и стал водить пальцем по дисплею, - как я обо всём договорюсь, ты всё узнаешь. Ладно?

- Ладно, - кивнула я, а он вышел с телефоном на балкон.

Балкон на кухне – это эксцентрично! Но, не смотря ни на что, этот дом изумителен.

Дима переговорил с кем-то по телефону, но вернулся мрачный и взбудораженный.

- Что-то случилось? – спросила я, - какие-то проблемы?

- Да, - кивнул он – на нём лица не было, - и весьма серьёзные! Это просто полный трындец!

- Да что такое? – испугалась я.

- Давай потерпим до Москвы? – жалобно попросил он, - ну, с нашим разговором.

- Как хочешь, - улыбнулась я.

- Но об одном я тебе хочу сказать однозначно, - он опёрся о стол ладонями, - я не торговал наркотиками. Остальное узнаешь позже.

- Хорошо, - кивнула я, а Дима нагнулся, и наши губы сомкнулись в нежном поцелуе.

И всё бы ничего, если на кухню в этот момент не вошёл Иван Николаевич. Я, услышав стук двери, отпрянула от Димы, и увидела свёкра, стоявшего в дверях.

- Вика... ты... – он ошеломлённо выдавил слова, но на этом его словарный запас иссяк.

- Иван Николаевич, как спалось? – деловито осведомилась я.

- Прекрасно, - неожиданно чётко ответил он, ошарашенный и растерянный, - Вика, а что происходит?

- Я бросила Макса, - спокойно ответила я.

- Как!? – ахнула Иван Николаевич, - что он опять натворил?

- Ничего, - улыбнулась я, - просто я его окончательно разлюбила.

- В смысле? – Иван Николаевич хлопал глазами.

- Просто любовь кончилась, - вздохнула я, - я давно пребываю в подвешенном состоянии, но в этот раз разрыв полный. Больше я с Максом жить не буду, это уже навсегда.

- Да, в Москву мы возвращаемся парой, - сказал Дима, - и Ева переезжает ко мне.

- А вы оставайтесь в доме и ни о чём не переживайте, - добавила я.

- Макс-то в курсе? – протянул Иван Николаевич.

- В курсе, - кивнула я, - только он ещё не знает о переезде.

- Н-да, - вздохнул мой свёкр, - вот дела-то! Я и не думал, что у вас всё так резко закончится.

- Я и сама не думала, - вздохнула я, - само как-то.

Пока Иван Николаевич приходил в себя, Дима увлёк меня на улицу. Перед выходом я заскочила в комнату, не идти же на пляж в ночной рубашке, и натянула пёстрое длинное платье из шифона, и бежевые сабо.

Уже светало, но пляж ещё был в сумерках и пустынен.

Хмель давно выветрился из головы, да он и был несильным, ведь мы столько всего съели, что опьянеть при этом трудновато.

Дима усадил меня на большой плоский камень, забрался сам, и я прильнула к нему, чувствуя себя самой счастливой на свете.

Мы просто лежали на камне и молчали, слушая прибой, пока окончательно не рассвело.

Мы вошли в дом, когда наши завтракали, Дима обнимал меня за талию, и это не укрылось от тёти Нуцы и Анфисы Сергеевны.

Их брови тут же удивлённо взлетели вверх, а Иван Николаевич горестно вздохнул.

- Мамочка, папочка, а вы пойдёте сегодня с нами на пляж? – воскликнула Василинка.

- Нет, солнышко, - ответил Дима, отодвигая стул и помогая мне сесть, - у нас кое-какие взрослые дела.

- И когда я стану взрослой... – с самым серьёзным заявила Василинка, и я невольно рассмеялась. Это так курьёзно прозвучало!

А Дима налил мне кофе со сливками, а я намазала тост маслом и положила на него кусок мяса. Дима соорудил себе такой же бутерброд, он был доволен жизнью и что-то напевал, некий мотив.

Остальные обсуждали, что взять с собой на пляж, одна лишь тётя Нуца пристально за нами наблюдала. Кажется, она что-то стала понимать.

Макса за столом не было, но спрашивать мне было неудобно, но мой муж вскоре появился. И я слегка оторопела, когда он положил передо мной на стол громадный букетище красных, синих и белых роз. Все невольно замерли, а Дима фыркнул.

- Смотрю, ты патриот, - иронически сказал он, - даже букет в виде родного флага! – и я издала смешок.

- Вика, прошу, - Макс бухнулся передо мной на колени, - не бросай меня! Я никого и никогда так не любил, как тебя! Ты моя единственная...

- Родина-мать! – бросил в пространство Дима, а я не выдержала, и расхохоталась.

- Заткнись, придурок! – вскричал Максим, вскакивая с колен, - упражняйся в остроумии со своими пассиями, а к моей жене не лезь!

- Макс, извини, - простонала я, подавившись смехом, - но сейчас это, ей-богу, ни к чему. Слишком поздно. Я с тобой больше не буду.

- Что!? – задохнулся Максим, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

- Она тебе жена только на бумаге, - вальяжно произнёс Дима, взял из вазы крупное яблоко, и, разглядывая его, задумчиво произнёс, - а вот оскорблений я не потерплю. Сам заткнись!

Миг – и яблоко угодило Максу прямо по зубам.

Мой муж взмахнул руками и упал на пол, а яблоко укатилось под стол. И Макс схватился за челюсть.

- Ну, я тебя сейчас! – Макс окончательно взбесился, - убью к чёртовой матери! – и рванул к Диме, а я, не выдержав, вскочила с места, и преградила ему путь.