- Как вы? – участливо спросила я, подливая ей чая с молоком, и пододвигая сандвичи.

Кстати сказать, на кухне я произвела революцию.

Закупила такое количество кофе, что им можно напоить целый взвод солдат, выбросила банки с готовым рыбным паштетом, и велела кухарке готовить паштет самой.

И теперь, плюясь, и понося эксцентричную хозяйку, бедная кухарка обжаривает лосось и палтус, добавляет всякие специи, которых я тоже накупила прорву, и пять раз прокручивает паштет через мясорубку.

Я вышвырнула йогурты, коробки с готовыми продуктами, зато закупила кухонную технику, с которой несчастная кухарка теперь отчаянно сражается.

Сандвичи на обжаренных хлебцах с домашним паштетом пришлись всем по вкусу. И Сьюзен, которая уже съела довольно много, взяла ещё один.

- С такой едой не в одну дверь не влезешь, - вздохнула она, - где вы взяли такой паштет?

- Велела кухарке готовить самой, а не покупать готовое, - улыбнулась я, - я привыкла к такой пище, другого не понимаю.

- И при этом такая стройная, - протянула она, - я вам завидую.

- Открою секрет, чтобы не завидовали, - хмыкнула я, - я постоянно занимаюсь спортом, веду крайне активный образ жизни, сую нос во все щели, как вы уже успели убедиться. А ещё имею мужа и любовника. Такой фитнес, обзавидуешься!

- Да уж, - прикусила губу Сьюзен, слегка покраснев, а Генри смутился.

- Тренажёр к твоим услугам! – нахально заявил Дима, чем вверг в краску супругов.

Эпилог.

Ася улетела первой. В Лондоне мне адвокат уже был не нужен, а ей позвонила свекровь и сообщила, что Джульетта заболела. Малышка обвесилась соплями, без конца плачет, и Ася, перепуганная состоянием полугодовалой дочери, бросилась в Москву.

Хотя я понимала, что Айгюль раздражает Асина свобода. Женщина явно видела супругой своего сына покорную таджичку, воспитанную по их законам, а он выбрал Асю.

Ослепительную красавицу славянской внешности, длинноволосую блондинку с небесными глазами, к тому же своенравную и карьеристку.

А я занялась улаживанием своих дел в Англии, Дима помогал, изредка вытаскивая меня прогуляться по городу. Благо, тут есть, на что посмотреть. И я, наслаждаясь красивой страной, благополучно всё закончила.

- Если бы меня рядом не было, так быстро ты со всем этим не справилась бы, - фыркал Дима, когда мы стояли в очереди на таможенный контроль.

- Ты явно преувеличиваешь свои заслуги, - хмыкнула я, хмуро взглянув на него, - не надо считать меня тупицей!

- Я тебя не считаю тупицей, - неожиданно спокойно ответил Дима, - но у тебя есть свой порог. Ты замечательно справляешься с творческими идеями, но согласись, наконец, что масштабный бизнес – это не твоё. Ты руководитель, но с чем-то слишком большим тебе не справится. Сама же признаёшь, что ничего не понимаешь в точных науках.

- Не понимаю, - кивнула я, - но сдаваться так просто не намерена.

- Упрямая ослица, - бросил Дима в пространство.

- Какая есть, - усмехнулась я.

Вдобавок мне позвонил Генрих, и, не иначе, как, обозлившись на меня, запретил мне пить.

- Да я с ума сойду в самолёте! – взвизгнула я, - ты издеваешься? Прекрасно знаешь мою любовь ко всем летательным аппаратам!

- Знаю, - согласился Генрих, - но ты мне нужна сразу, как прилетишь. Трезвой!

И я была на взводе. На нервах меня мутило, болела голова, я постоянно дёргала стюардессу, которая мимо меня теперь проходила с перекошенным лицом. Но со своим страхом к полётам я ничего поделать не могу.

- Девушка, - не выдержала я, - принесите мне бутылку коньяка.

- Прекрати, - воскликнул Дима, - Генрих тебя убьёт.

- Всю он меня не убьёт, - не выдержала я, - не могу я, понимаешь?

- Понимаю, - кивнул Дима, - поэтому пошли в туалет, нервы успокаивать.

Но стюардесса не пустила нас вдвоём в уборную, мотивировав это сложной и не совсем понятной фразой, суть которой сводилась к тому, что в самолёте дети, что это неприлично.

- Теперь я точно напьюсь, и ты меня не остановишь, - воскликнула я.

- А Генрих тебя на полоски пошинкует, когда заграничные коллеги вдохнут амбре главного редактора!

- Прекрати! – буркнула я.

- А усладой для их импортного взора будут твои синяки под глазами, которые у тебя непременно появятся, когда тебя разбудят после возлияний, - продолжал язвить Дима, а я звонко расхохоталась.

- Пожалуйста, не нарушайте порядок, - подошла к нам другая стюардесса, красивая блондинка с кошачьими, зелёными глазами.

- Извините, - воскликнула я, от смеха уткнувшись Диме в плечо.

- Вика, ты? – вдруг воскликнула стюардесса, а я подняла на неё искрящиеся от смеха глаза.

- Не узнаешь, - констатировала она, - я Кася Ямпольская, мы с тобой на заочном общались.

- Ох, точно, - обрадовалась я, вспомнив Катажину, - а ты что, так и не стала театроведом.

- Никогда это не любила, - воскликнула она, - мне в небе лучше.

- А мне в небе плохо, - вздохнула я, - напиться не могу, с любовником в туалете уединиться не дают! Что прикажешь делать?

- Ни фига себе, экстремалы! – засмеялась Катажинка, - в туалете! А кровать на что?

- А на кровати с мужем, - ухмыльнулась я.

- Вот прелюбодейка! – припечатала меня Кася, - здесь дети сидят. А вдруг услышат?

- А мы тихо! – выдала я, а Дима сдавленно хрюкнул, давясь приступом смеха.

- Уймитесь, - вздохнула Кася, - я сейчас тебе сок принесу, - и она ушла.

- На фига мне её сок? – я закатила глаза, и встала с места.

- Ты куда? – тут же спросил Дима.

- На кудыкину гору, - огрызнулась я, и юркнула вслед за Касей за занавеску.

- Плесни мне в сок чего-нибудь крепкого, - взмолилась я, - а то после этого полёта меня можно будет с чистой совестью в Кащенко отправлять.

- Ладно, - вздохнула Кася, вынув высокий стакан, в которой налила две трети коньяка, а оставшуюся треть колу и сок.

- Давай, я тебе принесу, чтобы твой друг не отнял? – предложила она.

- Спасибо большое, - обрадовалась я.

Я вернулась на место, Кася принесла Диме кофе, а мне кофе и «сок». Когда она ушла, Дима протянул мне три таблетки.

- Что это? – подозрительно спросила я.

- Успокоительное, - ответил он, - другая стюардесса принесла, говорит, из личных закромов, лишь бы ты успокоилась.

- Как я её достала! – восхитилась я, и выпила таблетки.

Хуже не будет. Куда уж хуже...

Таблетки я запила своим коктейлем, выпила кофе, как-то сразу расслабилась... Самолёт уже не казался таким страшным, а облака походили на барашков.

У меня вдруг начался приступ истерического смеха, Дима смотрел на меня с недоумением, а я стала приставать к нему прямо в салоне.

- Что ты вытворяешь? Здесь же дети! – он пытался усадить меня в кресло, прибежала Кася, за ней другая стюардесса.

- Вика, прекрати! Сядь на место! – воскликнула Катажина, а, что было потом, я уже не помню.

Моё сознание благополучно отключилось, а очухалась я лишь в подсобном помещении аэропорта.

- Ну, что, сладкий? – спросил Дима, когда перед моим затуманенным взором появилось его лицо, - сразу тебя к наркологу вести или немного погодя?

- Что сразу к наркологу-то? – обиженно спросила я.

- А к кому тебя вести после эффектного запивания успокоительного коньяком? – прищурился он.

- Ох, моя голова, - простонала я, - Генрих звонил?

- Звонил, - кивнул Дима, - он летит сюда, как дракон, плюясь пламенем. После того, как я ему рассказал, что ты устроила в самолёте, он долго ругался. Из приличных слов только предлоги были.

- А что я сделала-то? – удивилась я.

- Что ты сделала? Совсем не помнишь? – сощурился Дима.

- Совсем, - призналась я.

- Ты, дорогая, кретинка! Запила сразу три таблетки коньяком, а сверху залакировала кофе, и у тебя начались глюки.

- Что у меня началось? – ошалела я.

- Галлюцинации, - отчеканил Дима, - ты стала кричать, что по облакам на лошади скачет женщина, потом тебе стал мерещиться всадник без головы, а потом и вовсе почудился пожар. Последней галлюцинацией ты довела до обморока половину пассажиров, а остальные бились в истерике. К тому же ты стала требовать парашют, пассажиры ещё сильней занервничали, успокоить их никак не удавалось, стюардессы сбились с ног, и пилотам пришлось срочно сесть в Нижнем Новгороде.