Пройдя версты две садами, Скобелев увидел хивинцев, которые, в числе около 1,000 всадников, гнали по равнине, не вдалеке от него, отбитых ими 400 верблюдов. Как только показались авангардные сотни на открытую местность, по ним была открыта пальба из садов, находившихся на их правом фланге и занятых неприятельской пехотой. Не обращая внимания на пехоту, сотни прежде всего атаковали конный неприятельский отряд, гнавший верблюдов. 4-й сотне дагестанского конно-иррегулярного полка, подполковника Квинитадзе, удалось завернуть большую часть верблюдов, изрубив много неприятельских всадников. В это время показались сотни Леонтьева. Подполковник Скобелев, остановив преследование конного неприятеля, обратился против пехоты, вышедшей из сада, в числе человек 500, на равнину. Пехота хивинская состояла частью из людей, вооруженных ружьями, частью же имевших пики и разное дреколье. Дагестанцы (подполковника Квинитадзе) ударили на эту толпу с фронта, а уральцы сотни есаула Гуляева — с фланга. Здесь опять произошла схватка. Остатки толпы рассыпались, стараясь спастись в ближайших садах и арыках. Преследуя неотступно, насколько позволяла местность, неприятеля, Скобелев остановил движение, в виду утомления лошадей, но прибывшая в это время свежая 3 оренбургская сотня доставила возможность Скобелеву отпустить в лагерь людей с наиболее утомленными лошадьми, спешить часть остальных казаков и очистить от неприятеля сады.

Полковник Леонтьев, посланный, как сказано выше, для преследования неприятеля, после того как хивинцы, видя наше настойчивое преследование и будучи атакованы подполковником Скобелевым, бросили отбитых ими верблюдов, продолжал гнаться за теми неприятельскими всадниками, которые ушли влево, и, нанеся им поражение, возвратился в лагерь.

Дело, начавшееся угоном отрядных верблюдов, разыгралось совершенной для неприятеля неудачей. Вся схватка решилась до такой степени быстро, что когда генерал Веревкин выехавший при первых выстрелах, направился к авангарду то на пути туда он получил уже донесение об успешной атаке авангарда, заставившей неприятеля бросить всех отбитых им верблюдов. Одновременно с делом в авангарде шла перестрелка с неприятелем на правом фланге лагеря, в которой участвовали две роты ширванского полка и четыре роты апшеронского. Апшеронцы взялись за винтовки едва лишь окончено было молебствие по случаю полкового их праздника. Потери наши в деле 27 мая состояли: из одного убитого и 9 раненых нижних чинов, 12 раненных лошадей и 70 убитых, раненых и искалеченных при быстрой гоньбе через арыки верблюдов.

По окончании перестрелки, войска соединенных отрядов распределены были следующим образом: в авангарде по одной роте ширванского и самурского полков, 2-я оренбургская и кизляро-гребенская сотни, при двух ракетных станках; при верблюдах и на аванпостах — 1 1/2 сотни, на отдельном посту влево от лагеря — рота 2-го оренбургского линейного батальона; остальные войска расположены были в лагере. Пост, который занимала рота 2-го батальона, находился позади аванпостной цепи, в том месте, где сходились пути, идущие из Хивы через сады к Чинакчику.

Вечером 27 числа Веревкин приказал Скобелеву, совместно с генерального штаба капитаном Ивановым, под прикрытием войск авангарда, произвести, как сказано в реляции, «тщательную рекогносцировку местности не далее двух верст от передовой позиции, с тем чтобы авангард к ночи был переведен вперед, если для этого выбрано будет удобное место». Из дальнейшего изложения той же реляции видно, что передвижение авангарда еще на две версты вперед предполагалось за тем, чтобы ближайшим соседством его к неприятелю более обеспечить спокойствие войск на ночлеге и при выступлении на следующий день, если таковое состоится. Часу в пятом вечера, Скобелев двинулся, с двумя сотнями и двумя ракетными станками, бывшими в авангарде, по направлению к Хиве, приказав пехоте навьючить все тяжести и быть в полной готовности следовать за кавалерией, по первому требованию. Едва сотни отошли с полверсты от своего лагеря, как показались с фронта и флангов одиночные неприятельские всадники, по всей вероятности составлявшие сторожевую часть неприятеля и спешившие отойти назад. Затем, неприятельская конница, подкрепленная вновь выехавшими из окрестных садов и кишлаков всадниками, собравшись в несколько отдельных куч, пробовала было остановить наше движение, но всякий раз дорога была очищаема несколькими ракетными выстрелами. Выбрав, верстах в двух с небольшим от прежней стоянки, новую авангардную позицию, Скобелев решился отойти назад и, соединившись с пехотой, передвинуться окончательно на вновь избранное для авангарда место. Как и всегда, лишь только хивинцы заметили обратное движение отряда, тотчас же ободрившись, они стали все ближе и ближе наседать на отходившие назад сотни, как будто вызывая на рукопашную схватку. Скобелев, имея в виду перейти еще засветло на новую позицию и не желая ввязываться в дело, продолжал отступать, не обращая внимания на неприятеля и прикрываясь двумя взводами наездников. Наконец, когда неприятель, принимая наше молчаливое отступление за нерешительность вступить с ним в бой, начал подскакивать к войскам слишком близко, приказано было наездникам произвести атаку, что и было молодецки исполнено ими: неприятель был отброшен к садам, находившимся сзади. Для того, чтобы обеспечить движение отряда с левой стороны дороги, где местность представляла более удобств для нападения неприятельской кавалерии, выслана была пешая цепь из 25 оренбургских казаков, которой приказано было, переходя от закрытия к закрытию, огнем задерживать неприятеля. Неприятель, пытавшийся неоднократно проскочить здесь, всякий раз принуждаем был возвращаться назад. Наиболее опасным моментом при этом отступлении был тот, когда сотни вошли в черту садов, подходивших очень близко к дороге с правой стороны отступивших сотен. Неприятель, заняв эти сады, открыл пальбу из ружей и фальконета, к счастью мало действительную, от которой сотни потеряли трех раненых казаков и нескольких лошадей. Между тем пехота, заслышав жаркую перестрелку, выступила на соединение с кавалериею и подошла как нельзя более вовремя. Неприятель, завидев пехоту, не ожидая атаки, очистил сады. Авангард, после этого, в полном составе двинулся к вновь избранной позиции. Но при выходе на открытую местность, перед самым местом ночлега, хивинцы опять собрались в несколько куч, как будто с намерением произвести нападение; тогда было приказано положить две роты пехоты при выходе на поляну скрытно, за валиком, насыпанным по берегу одного небольшого арыка; кавалерия же должна была отступить за пехотою и тем подвести неприятеля под пехотный залп. Для того чтобы лучше выполнить этот маневр, ротмистр Алиханов с пятью казаками кизляро-гребенской сотни, вызвался подъехать как можно ближе к хивинцам; затем, обратив на себя их внимание, повернуть назад и, не доезжая шагов ста до того места, где лежала пехота, очистить фронт для производства залпа. Маневр удался как нельзя лучше: неприятель подвернулся под два хороших залпа, после которых он отступил весьма далеко и уже не трево, выдвинутый на четыре версты от расположения главных сил, привлек на себя еще большее внимание неприятеля, чем накануне, который тревожил его всю ночь с 27 на 28 мая, обстреливая войска из ружей и фальконетов. В ожидании более сильного нападения неприятеля, пришлось на подкрепление авангарда, к рассвету, послать еще одну сотню и два конных орудия.

Весь день 27 мая в главных силах был употреблен на заготовление предметов, необходимых для производства сапных работ и штурма, могших потребоваться при взятии Хивы. Тщательные розыски, сделанные в окрестностях Чинакчика, с целью добычи материалов, годных для плетения туров, вязки фашин и штурмовых лестниц, дали неутешительные результаты. Оказалось, что сакли, окружавшие ханский сад, принадлежали к разряду беднейших, и добытый из них лес, по своей мелкости и кривизне, был негоден ни на какие поделки. Хворост мог быть получен только от обрубки ветвей ивы и других крупных деревьев, но, по своей ломкости, он не годился для плетения туров и делания фашинных виц. Сплетенный из этого хвороста пробный тур оказался неплотным и угловатым, и как тур, так и связанные фашины были очень тяжелы. Лучший хворост получался из молодых тутовых деревьев, но так как их в окрестностях Чинакчика было мало, то предполагалось, на следующий день, 28 мая, послать саперную команду, под прикрытием роты пехоты, для заготовления нужного количества тутового хвороста в дальних садах. Состоявшееся решение двинуть отряд к Хиве остановило приготовление сапных материалов.