Действительно, как только войска стали располагаться на ночлег, на аванпосты явился с небольшой свитой какой то важный хивинец и просил о допуске его к генералу Веревкину, которому он имел передать ханское письмо. В письме этом выражалось прежде всего удивление хана о при чинах вторжения русских в его владения, так как никаких предлогов для враждебных действий, по его мнению, не существовало. Он никак не мог понять, чтобы 5 или 10 русских, бывших в Хиве и живших там по дружбе, безобидно, и к тому же отпущенных на родину, могли послужить предлогом для войны. Затем хан, уведомляя о том, что он вступил в сношения с Кауфманом, просил Веревкина остановить дальнейшее движение на три дня и выяснить условия для заключения мира, подобно тому, как сделал туркестанский генерал-губернатор, остановившийся в Таш-Саки и обязавшийся пробыть там три дня в ожидании исхода переговоров[229]. Веревкин отвечал посланному, что, не будучи уполномочен вести переговоры, он остановить войска без приказания генерала Кауфмана не считает себя в праве.

Вследствие полученных в этот день слухов о том что туркестанский отряд занял уже несколько дней назад Хазарасп и двигается к Хиве, Веревкин решился изменить первоначально предположенное направление движения на Новый Ургенч и двинуться, для соединения с Кауфманом, прямо на Хиву, через города Кят и Кош-купыр, рассчитывая при быть туда одновременно с войсками туркестанскими. К этому решению склоняли генерала Веревкина: 1) отступление самого неприятеля в направлении к Хиве и 2) удобство для движения войск по прямой дороге, как менее пересеченной, сравнительно с кружным путем через Новый Ургенч.

Здесь необходимо заметить, что слух о занятии туркестанским отрядом Хазараспа прямо противоречил тому, что говорилось в предписании Кауфмана Маркозову от 14 мая, с урочища Мишекли (второй переход туркестанского отряда от Уч-чучака по Аму-дарье), доставленном в оренбургско-мангишлакский отряд 22 же мая и вскрытом Веревкиным. Из этой бумаги было ясно видно, что туркестанский отряд 17 Мая должен был дойти до Шурахана, откуда тотчас же занять переправу против Ханки и там остановиться, как для устройства самой переправы через реку, так и для получения извещений из отрядов оренбургского, красноводского и с эскадры Аральской флотилии.

Из этого же предписания видно было, что Кауфман не получил ни одного из донесений, отправленных к нему Веревкиным, и что он не имел никаких сведений об отрядах оренбургском и мангишлакском, а также об Аральской флотилии.

23 мая соединенные отряды кавказских и оренбургских войск продолжали движение, выступив с ночлега в 6 часов утра. Неприятель, показавшийся перед войсками, имел только наблюдательную цель: с приближением войск он немедленно и быстро удалялся, портя за собой переправы через арыки Но испорченные наскоро мосты через неширокие арыки так быстро исправлялись конной казачьей командой, под руководством подпоручика Саранчова, что отряд двигался без замедления и к 9 часам утра подошел к большому каналу Клыч-Нияз-бай, верстах в восьми от ночлега.

Мост на сваях через этот канал был сожжен отступавшим неприятелем. Ширина канала Клыч-Нияз-бай 27 сажен, а глубина свыше 4 фут; течение очень быстрое. При таких условиях переправа в брод становилась невозможною. Навести мост из материалов, имевшихся в инженерном парке, также было нельзя, так как все мостовые принадлежности, возившиеся при отряде, рассчитаны были для моста не длиннее 15 сажень. Таким образом движение войск по неволе должно было быть приостановлено и отряд вынужден был приступить к устройству моста из материалов. имевшихся под рукой.

Здесь не лишним будет представить описание постройки большого моста, чтобы показать: с какими затруднениями сопряжены были мостовые работы для войск, не имевших при себе понтонных средств, и как могли бы задержать движение отряда хивинцы, если бы они уничтожали за собою, при отступлении, все мосты через большие и малые арыки. От моста, сожженного неприятелем, остались только обгорелые сваи, которыми нельзя было воспользоваться для прикрепления частей нового моста, потому что по расстояниям между сваями требовался слишком длинный и толстый лес, который невозможно было найти в ближайших окрестностях. Вследствие этого для постройки моста избрано было другое место, где глубина была ровнее и скорость течения значительно менее, нежели у свай, и следовательно допускала употребление козел при условии незначительной забивки их в грунт. В 11 часов дня прибыл инженерный парк и, немедленно же, 50 человек с 35 топорами были отправлены в лес для рубки деревьев. В то же время 30 человек с 15 топорами, которые собрали в частях войск, посланы были, под присмотром сапера, для рубки хвороста. Десять плотников, два саперных Унтер-офицера, четыре сапера и 20 человек саперной команды 1-го оренбургского линейного батальона, под надзором подпоручика Маслова, занимались сборкой и установкой козел, в ожидании присылки из леса материала, годного на верхнее строение моста. Однако, не смотря на продолжительные розыски, в ближайшем лесу нельзя было найти деревьев, требуемых размеров[230] и по необходимости нужно было довольствоваться мелким кривым лесом, толщина которого не превышала 1 1/2 — 3 1/2 дюймов; кроме того, весь материал был заготовлен из тополя и вербы, отличающихся дурными строительными качествами., но представлявших единственные породы деревьев росших вблизи расположения отряда. Только очень немного годного лесного материала дали соседние небольшие сакли жителей, которые были разобраны для мостового сооружения. Это обстоятельство заставило увеличить число козел, расставляя их на одну сажень, с небольшим расстоянием между серединами перекладин, делая перекладины двойными и укладывая по 10 и более переводин в каждом пролете.

Всего для устройства моста потребовалось 22 козел: из них три были в инженерном парке, а 19 связаны вновь из подручного леса. Число переводин в пролете изменялось от 7 до 10 и даже до 12, смотря по длине и толщине жердей большею части имевших от 2 до 3 дюймов в диаметр. Настилка была сделана из досок, из целых воротных полотнищ, снятых в разобранных саклях, и из фашин и хворосту с земляною присыпкою.

При всех неблагоприятных условиях, работа, однако, быстро подвигалась вперед, благодаря распорядительности капитана Красовского и его деятельных помощников, подпоручиков Маслова и Саранчова, так что весь мост окончательно был устроен к часу ночи. Но в три часа вода стала в канале прибывать и усилившимся течением подмыло один козел, поставленный на отмели, отчего мостовая настилка с одной стороны опустилась в воду. В 4 часа утра 24 мая мост был исправлен, а в 5 часов началась переправа.

Капитан Красовский, имея в виду непрочность моста, собранного и установленного при таких невыгодных условиях, просил перевезти экипажи и артиллерию на людах, но эта просьба почему то не была принята во внимание. Первым пошло стальное 4-х фунтовое орудие мангишлакского отряда, и хотя спуск был разработан полого, но лошади, несдержанные ездовыми, рысью въехали на мост. Орудие благополучно миновав первую половину моста с досчатой настилкой, а также большую часть фашинной настилки, обломило одну перекладину в том месте, где мостовое полотно, вследствие подмыва козел, образовало ложбину. Орудие с помощью людей было вывезено без повреждения. Однако этот случай помешал успеху переправы: во первых, потребовалось около получаса времени на исправление поломки, а во вторых, все таки нужно было обратиться к перевозке артиллерии и экипажей на людях, но уже с большею потерею времени и труда, так как настилка, раз приняв наклонное положение, обусловившее неправильное распределение тяжести, чаще расстраивалась и чаще требовала исправления.

В то время, как войска и колесный обоз переправлялись по мосту, хивинские арбы, везшие довольствие мангишлакского отряда, пошли прямо в брод, а за ними последовали и верблюды с тяжестями. К 9 часам утра на противоположном берегу сосредоточились все войска, весь колесный обоз и почти весь верблюжий транспорт, за исключением только артиллерийского и инженерного парков. Артиллерийский парк, во избежание подмочки огнестрельных припасов, не решились пустить в брод на верблюдах, а решено было тяжести этого парка перенести на людях по мосту. Инженерный же парк должен был ожидать окончания переправы и собрать имущество, входившее в состав моста. Так как развьючка, переноска и навьючка 800 артиллерийских ящиков требовала иного времени, то переправившийся отряд двинут был далее; для прикрытия же моста и не переправленных еще тяжестей оставлены были две роты пехоты и одна сотня казаков.