О царь, люби закон и суд, не будь жесток, коль жизнь мила,

Виновен я – повелевай, швырни в поток, коль жизнь мила,

Но не губи, не истребляй надежд исток, коль жизнь мила,

Уедешь ли – бери с собой на юг, восток, коль жизнь мила.

Ютится роза близ воды, прохладой веет сад для ней,

Зеленый лист и алый цвет – созвучный песне лад для ней,

И все цветы ковром царей вкруг стелются, горят для ней,

От глаз ворон убереги, о дуб, цветок, коль жизнь мила.

Не быть вороне соловьем – я в этом заверенье дам,

Средь всех красивейших цветков лишь розе предпочтенье дам,

И, кто с серпом срезать придет, тому свое презренье дам,

На страже будь, храни, о шип, родной росток, коль жизнь мила.

Из дальних стран к нам соловей свой звон несет по всем садам.

Саят-Нова, пронзив сердца, нам песнь поет по городам.

О джаваир, небесный лал – мой лепесток, коль жизнь мила.

То, что бархат я, что шелк я, что парча,- ты разве знаешь?

Что как легкий ветер к розе льну, журча,- ты разве знаешь?

Что тебе пою, на сазе все бренча,- ты разве знаешь?

Что с тобой обручены мы, два луча,- ты разве знаешь?

Обо всем, о чем бренчу я, бормоча,- ты разве знаешь?

Как всю землю обошел я, ты, краса, послушай ныне.

Без Лейли, с Меджнуном схожий, всюду был я как в пустыне.

Соловьем искал я розу,- но и в найденной долине

Не увидев к пей дороги,- я в отчаянья пучине.

Покажись! Что жжешь мне крылья, как свеча,- ты разве знаешь?

Прозвучали мои струны, и печали над Ираном

Песни люду и владыкам я певал по разным странам.

Что ж мне делать? Обрекать ли это сердце новым ранам?

Сын один я у родимой,- бьешь меня ты в гневе рьяном.

То, что сахар ты метнула в глубь ключа,- ты разве знаешь?

Дышит осень; не умчаться ль мне за птичьей стаей тоже?

А покуда расцветешь ты. Иль ко мне ты станешь строже?

По тебе тоски не зная, жил бы долго я,- ну что же,

Я приду к тебе сегодня в поздний час, но все ж – о, боже! -

Что гостей своих не гонят сгоряча,- ты разве знаешь?

Я, Саят-Нова, в печали. У меня ведь лука нету.

И меча, чтоб замолчала вместе с жизнью мука,- нету.

И груди твоей гранатов,- о, горька разлука! – нету.

Лоб в огне, пылает сердце, слов твоих и звука нету.

Что в хмелю бреду, чуть ноги волоча,- ты разве знаешь?

Твоему суду сердце будет радо,

Ты – пресветлый царь, Грузии услада.

Люди говорят - я, мол, их досада,

Мусор я дрянной, кладезь, полный яда,-

Мол, не обессудь,- высказаться надо.

Неженат живу – где искать привета?

Я – мужик: толкнут – и не ждут ответа;

Вот я целью стал для насмешек света;

Сердце я раскрыл – молвят мне на это:

«Холм бесплодный ты меж грядами сада!»

Я царю предстал в чистом облаченье,

Саза моего чуя нетерпенье,-

Мне б грузинских слов позабыть значенье! -

Прочь меня прогнал царь в ожесточенье:

«Грязный войлок ты, поношенье взгляда!»

Сказано: гора встретится с горою.

Боже, будь твоя милость надо мною!

Неужели я и суда не стою?

Лучше бы казнил царскою рукою -

Ты наставник мой, ты моя отрада.

Ты – пенная Кура с волной Аракса мутноводной.

Вконец измучен я твоей повадкой сумасбродной.

Похожа ты на златоткань отделки превосходной.

Глаза и брови красотой блистают благородной.

«Но что я дам тебе взамен?» – шепчу в тоске бесплодной.

Иной на пиршестве вкушать вино и снедь стремится.

Другой за праздничным столом к стихам – заметь – стремится.

А мой язык тебя одну всегда воспеть стремится.

О том – и сердцу век болеть, к тому и впредь стремиться!

Кто в розу, как оса, впился? Оставь ее, негодный!

Тебя воспевший – океан чернил, как я, испишет.

Тебя узревший – ничего не ест, не пьет, не дышит.

Других возлюбленных совсем не видит и не слышит.

Как солнце выглянешь из туч – и мир весельем пышет,

А без тебя тоскует он, как сирота безродный.

Приди и вслушайся в мои слова, журавль Багдада,

Индийский нежный попугай, чей голос мне отрада.

Тому, кто правду говорит, хоть раз поверить надо:

И для красавицы Ширин опасен враг Фархада!

Беда мне с милою такой строптивой, злой, холодной!

Что делать, если нарды вдруг смешала, мне в насмешку.

Убила доведь, повела вперед простую пешку?

Без розы соловей поет и плачет вперемежку.

На свете бед – не перечесть. Ищи свою, не мешкай!

Страдаешь ты, Саят-Нова, от робости природной.

Златые пуговки твои под стать искусному шитью,

Иран, Туран, Азербайджан, цветущий дол в родном краю!

Ты меч напрасно занесла: обезоружен я стою.

Зачем ты причинила боль рыдающему соловью?

Избранник недостойный спит под колыбельную твою.

Служанками окружена, не медли, выходи в цветник.

Там на рассвете соловей тебя приветствовать привык.

Осанки царственной твоей не в силах описать язык.

Я славословьем утомлен,- признаюсь в этом напрямик:

Сто сорок пятистиший сплел и все еще тебя пою!

Луне подобная, зачем в зеркальную глядишься гладь?

Зачем за ножницы взялась, как бы подравнивая прядь?

А шея стройная – кувшин из хрусталя, ни дать ни взять!

Казнив беднягу без вины, ты славу думаешь снискать?

Иль достоянием своим считаешь голову мою?

Нигде покоя не найду. Одна лишь смерть – отрада мне.

Весь мир сложи к моим ногам,- и я скажу: не надо мне!

Смущенных глаз не отвести от пышного наряда мне,

Любимая, в парче, в шелках прекрасной кажешься вдвойне.

Я ладанки твоей не крал,- нашел и на груди таю.

Я лживых слов не говорил. Кто на меня поклеп возвел?

Кто очернил меня? Поверь, он сам коварен был и зол.

Прелестница, тебя воспеть бессилен бедный мой глагол.

К чему стремлюсь? Не про меня Моголов золотой престол.

Зачем же я, Саят-Нова, в напрасной скорби слезы лью?