Глава восьмая

В ноябре 1941 года даже самым тупоголовым наци стало понятно, что блицкриг не получился, хотя в Москве было объявлено осадное положение и кое-где немецкие танки уже подходили к пригородам советской столицы.

Сопротивление Красной Армии возрастало с каждым днем. На защиту Москвы перебрасывались войска с других фронтов и подтягивались свежие силы из глубокого тыла. А когда началась осенняя распутица, выдохшийся вермахт вовсе забуксовал на месте. Обещанного отдыха в благодатных теплых краях после завершения Восточной кампании не получилось. Над германской армией нависла угроза зимовки в суровой России. Еще не было морозов, а солдаты отчаянно мерзли в своем летнем обмундировании.

Дожди и туманы надежно приковали немецкую авиацию к полевым аэродромам. Раскисший грунт не позволял работать даже в те редкие дни, когда из-за туч проглядывало солнце.

Попытка вырулить со стоянки на взлетную полосу окончилась для Карла фон Риттена крупным конфузом. Едва стронувшись с места, его «мессершмитт» увяз по ступицу колес в грязи. Плавное увеличение газа до средних оборотов не смогло стронуть увязшую машину. Когда же он, разозлившись, довел обороты до полных, «мессершмитт» клюнул на нос и задел за землю винтом. Карл выключил мотор, спрыгнул с плоскости в грязь и, посмотрев на винт, которому он «загнул рога», выругался и побрел в штаб напрямик, не разбирая луж.

На полпути ему встретился посыльный-писарь.

— Герр гауптман, — вытянулся он, — вас приглашает к себе подполковник Келленберг.

«Уже кто-то доложил о поломке», — подумал Карл.

Но подполковник Келленберг встретил его приветливо:

— Садитесь, Карл. У меня есть для вас приятная новость.

— Слушаю, мой командир.

— Кто, кроме вас, из отряда еще не был в отпуске? — Обер-лейтенант Штиммерман и лейтенанты Шмидт и Хенске.

— По долгосрочному прогнозу хорошей погоды скоро не ожидается. Недавно звонил командир эскадры. Он разрешил отпуска летчикам, которые еще их не использовали. Поэтому оставьте за себя обер-лейтенанта Закса, берите не побывавших на отдыхе летчиков и можете уезжать домой.

— Слушаюсь, герр подполковник! Благодарю вас — это действительно приятная новость.

— Поклонитесь от меня Германии, — сказал Келленберг, пожимая ему руку.

«А он, пожалуй, сейчас завидует нам», — подумал Карл, отдавая честь и поворачиваясь кругом.

Известие об отпуске летчики встретили по-разному: Эрвин Штиммерман обрадовался, Ганс Хенске возликовал, а Руди Шмидт, как всегда, остался недоволен.

— Дождались отпуска, — ворчал он, — в такую погоду ни одна порядочная шлюха на панели не покажется.

В Вязьме летчики удобно разместились в купированном офицерском вагоне. Лязгнули буфера, и поезд помчал их мимо разрушенных станций, мимо горелых остовов вагонов и паровозов, сброшенных с железнодорожных насыпей, мимо военных кладбищ и просто березовых крестов с надетыми на них касками.

Перед Минском поезд уткнулся в пробку из железнодорожных составов. Уже больше десяти часов движение было прервано, так как неизвестные лица взорвали мост через Свислочь. Толстый кондуктор в серой железнодорожной форме и с нелепым парабеллумом на обширном животе был напуган. Ему в России было не слаще, чем солдатам.

Через несколько часов движение восстановили, и за окнами вагона опять замелькали выжженные села Белоруссии и угрюмые, словно вымершие, местечки и города Варшавского «Генерал-губернаторства».

Но летчики почти не смотрели в окна. Их мало волновали бедствия, которые они принесли завоеванным народам.

За картами и выпивкой время летело незаметно. На вторые сутки летчики добрались до Берлина. Здесь, на Ангальтском вокзале, Карл и Эрвин распрощались с Хенске и Шмидтом. Их никто не встретил. Пришлось добираться домой на метро. Добыть такси в Берлине стало проблемой. Из-за недостатка бензина на многих грузовиках были установлены газогенераторные установки, которые с непривычки смотрелись довольно странно.

Дом фон Риттенов на Виттенберг-плац имел нежилой вид. Баронесса Магда фон Риттен последние полгода провела за пределами Берлина. Напуганная воздушными тревогами, она предпочитала пережить смутное время в деревне, вдали от воя сирен. Для этого пригодилось их родовое поместье, в которое перед войной они заезжали довольно редко.

Ева-Мария, как знал Карл из писем матери, уехала во Францию к Гуго. Она по совету мужа поступила служить во вспомогательный женский корпус и теперь находилась при штабе флюгерфюрера Франции, оставив сына на воспитание баронессе Магде.

За домом присматривал шестидесятилетний дворецкий Фридрих, освобожденный под чистую от военной службы. В этом не слишком трудном деле ему помогала племянница — кокетливая горничная Грета. Карл в первый же вечер приезда пытался пригласить ее в свою спальню, но чертов Фридрих, сообразив что к чему, все испортил, сердито отчитав подчиненную ему горничную. Очевидно, их родство состояло в несколько иных связях, чем было представлено Карлу.

Первая ночь под родительской крышей прошла спокойно, без тревожного воя сирен и гула английских моторов. Проснувшись, Карл не стал одеваться, а, набросив халат, бродил по дому, наслаждаясь бездельем. Пытался дозвониться до Луизы, но ее семья не торопилась возвратиться из мирной Швейцарии, куда они уехали год назад.

На кухне разрумянившаяся у плиты Грета в пестром переднике готовила завтрак под надзором бдительного дворецкого Фридриха.

Тот сидел за кухонным столом, водрузив на нос очкп, п что-то писал, щелкая костяшками счетов. — Доброе утро, — кивнул им Карл, — я бы не отказался от завтрака.

— Сейчас все будет готово, господин барон, — сверкнула в улыбке ровными зубками Грета.

В ее глазах и улыбке читалась радость по случаю приезда молодого хозяина. Видно, ей изрядно надоел побитый молью и мрачный как филин дворецкий, докучавший последними крохами своей любви и непомерной ревностью.

Отоспавшись и отдохнув от дороги и русских впечатлений, Карл заскучал. Ему надоели подозрительные взгляды почтенного дворецкого и пылкость препустой девчонки — горничной. Он обрадовался, услышав в телефонной трубке голос матери.

— Я едва до тебя дозвонилась, — жаловалась баронесса Магда, — постоянно занята линия.

— Вы не думаете приехать в Берлин?

— Нет, Карл, приезжай лучше ты ко мне. Все равно у тебя знакомых в Берлине никого не осталось.

— Я приеду сегодня же, если смогу добыть бензин.

Фридрих, обрадованный предстоящим отъездом молодого хозяина, быстро организовал ему две канистры горючего. И когда он пришел доложить, что «опель» заправлен, Карл кончал укладывать дорожный чемоданчик. Мысли его уже были там, в старинном поместье, основанном семь веков назад далеким предком Ульрихом фон Риттеном.

Карл давненько не сидел за рулем и вел автомобиль с удовольствием. Великолепная автострада, от которых он отвык в России, позволила держать приличную скорость. Стрелка указателя плясала возле цифры «100».

По сторонам автострады мелькали городки с черепичными крышами, над которыми возвышались башенки и шпили. На смену хорошо ухоженным лесам из-за пригорков выбегали фольварки, окруженные фруктовыми садами. Во всем чувствовался порядок и достаток. Хотя многие из хозяев сейчас мерзли в заснеженных окопах Восточного фронта, на усадьбах шла работа. Это трудились «унтерменши» — славянские рабы, привезенные из Белоруссии и Украины. Хмурые, насыщенные влагой тучи тяжело ползли по низкому небу. Ветер гнал рябь по поверхности водоемов и тоскливо гудел в проводах придорожных столбов.

От Потсдама до Магдебурга он промчался за полтора часа и свернул с автострады на шоссе, идущее в сторону Ошерслебена.

Карл проезжал через чистенькие, похожие друг на друга городишки, которых не коснулось дыхание войны. Глаза его, уставшие на Востоке от зрелищ разрушенных городов и испепеленных деревень, с удовольствием замечали и цветущую герань на подоконниках домов, и прилично одетых прохожих, и дымящие трубы действующих заводов и фабрик. Но когда Карл присмотрелся внимательнее, понял, что от войны не спрячешься и в глубоком тылу. О ней напоминали вышагивающие на костылях инвалиды в военной форме, множество одиноких женщин и часто встречающиеся указатели с крупной надписью «Бомбоубежище».