В авиационной комендатуре им встретились еще трое — такие же бедолаги, убывающие на переформирование. Но они были полны оптимизма, ибо получили уже командировочные предписания для следования в Саратовскую область, где находился запасной авиационный полк.

Вскоре летчики рогачевской группы стали обладателями таких же предписаний, продовольственных и других аттестатов и даже выданных путевых денег.

Теперь им нужно было дождаться попутного авиатранспорта. Комендант аэропорта обещал устроить их на самолет ТБ-3, на которых подвозили с Урала боеприпасы.

Четыре экипажа ТБ-3 пришли поздней ночью. Моросил дождь. Небо было затянуто густыми тучами. По понятиям истребителей, погода была совсем не летной, и они не надеялись, что кто-то прилетит сегодня. Но оказалось, что на этих четырехмоторных тихоходах работали опытные летчики высшего класса. Вынырнув из сырой, клубящейся мглы, они «притерли» своих великанов на скудно освещенный аэродром ограниченных размеров и отправились вздремнуть, пока шли разгрузочно-погрузочные работы. Им нужно было затемно, до рассвета, уйти с этого аэродрома, на который немцы наведывались ежедневно.

В темном, неуютном, как пещера, фюзеляже ТБ-3, наполовину забитого ящиками и мешками, нашлось место для «безлошадных сирот». Посадили их туда после продолжительной ругани коменданта с командиром корабля и борт-техником.

— Сядь на мое место, — на верхних нотах убеждал пилот коменданта, — попробуй взлететь ночью с перегрузкой. А у тебя вон еще и плошки на взлетной полосе погасли…

Дело уладилось миром, когда из самолета вынули три ящика и перегрузили в соседнюю машину.

После взлета ТБ-3 развернулся «блинчиком» под облаками над Дарницей и взял курс на восток, в густую, как деготь, темноту. Позади, за Днепром, еще долго просматривались облака, подсвеченные вспышками ракет и бликами пожаров.

Сначала за целлулоидным окошком, у которого устроился Андрей, была непроглядная мгла, а за Пирятином облачность стало рвать, и в окошко проглянула полная луна.

Мерный рокот моторов убаюкивал. На скорости сто пятьдесят километров им предстояло «топать» до Саратова много-много часов. Устроились кто как может — кто положил голову на плечо товарища, кто использовал вместо подушки мешок с грузом, — летчики погрузились в сон.

Еще бы чуть-чуть, и этот сон для пассажиров ТБ-3 превратился в вечный. Случайная встреча с ночным истребителем едва не окончилась их гибелью. Причем события развивались так стремительно, что задремавшие пилоты не успели испугаться.

Откуда-то снизу, обнаружив силуэт ТБ-3 на фоне освещенного луной неба, их атаковал «Мессершмитт-110». По нему стрелки открыли жиденький оборонительный огонь из старых дегтяревских пулеметов, принятых на вооружение еще до первой пятилетки. Экипаж «мессершмитта» игнорировал этот огонь, поглощенный процессом занятия исходного положения для атаки.

Боясь проскочить тихоходную цель, он убрал газ и, выпустив шасси и закрылки, пытался уравнять скорость. Но избыток ее стремительно нес «мессершмитт» на воздушный корабль. Стремясь избежать таранного удара, немецкий летчик дал полуприцельную очередь. Огненные трассы пронеслись в метре от иллюминатора, где сидел Андрей, и погасли во мгле пухлой тучки, куда спешил залететь ТБ-3, пока немец строил маневр для повторной атаки.

«Крадемся ночью над своей землей как воры, — думал Андрей огорченно, — а фашисты блаженствуют. Ишь куда занесло их на охоту! Почему так получилось?» — мучили Рогачева всю дорогу вопросы, на которые он не находил ответа.

В первые дни пребывания в ЗАП[57] летчикам группы Рогачева казалось, что они угодили в организацию, напоминавшую сумасшедший дом. Сюда собралось столько «безлошадников», выпускников летных школ и летчиков, излечившихся после ранений, что командование ЗАПа не знало, что с ними делать.

Неразберихи добавляли десятки перелетающих групп.

Рогачевым и его группой пока никто не хотел заниматься. У начальства была масса проблем. Нужно было ремонтировать жилье, заготавливать на зиму продукты и топливо, расширять лётную столовую, в которой питались в три очереди. Но и эти важные дела были делами второстепенными. В первую очередь нужно было выколачивать для ЗАПа и формирующихся на его базе полков технику с Саратовского завода, который теперь вместо комбайнов выпускал самолеты; нужно было доставать горючее, преодолевая могучие усилия фронтов, требующих этого горючего немедленно. А фронтов было множество: Карельский и Северный, Ленинградский и Волховский, Северо-Западный и Калининский, Западный и Юго-Западный, Южный и Крымский, и, наконец, были Закавказский и Дальневосточный фронты, где не гремела артиллерийская канонада, но за линией госграницы были сконцентрированы дивизии турецкой и Квантунской армий, готовых выступить против СССР по первой команде.

Первое, что научились рогачевцы, — это ждать. Ждать молча, стиснув зубы, когда подойдет их очередь садиться за столы учебных классов. Ждать в длинных очередях, когда подойдет твое время посетить столовую или помыться в бане, мерзнуть в нарядах и в холодных неуютных казармах.

Но постепенно командованию ЗАПа удалось преодолеть организационные трудности. К зиме организационная неразбериха в ЗАПе начала сменяться атмосферой деловых буден.

В декабре Андрей со своими летчиками уже приступил к изучению фронтового истребителя «Яковлев-1», чаще именуемого просто «яком».

Истребитель с первого взгляда внушал уважение. Остроносый, стремительный, он сильно отличался от И-16, на котором Рогачев пролетал пять лет, познав и радость побед, и горечь поражений.

Любовь же к «яку» он ощутил с первого полета. Это была по-настоящему грозная машина, рокочущая могучим мотором М-105.

Як-1 отличался прекрасными пилотажными и тактико-техническими данными, легко крутил виражи и вертикальные фигуры, был вооружен пушкой, стреляющей через втулку редуктора винта, и двумя синхронными[58] «шкасами». Но главное — на нем стояло радио, чего не было на первых советских истребителях.

А насколько Як-1 был проще «ишачка» на взлете и посадке! Разбегался быстро, устойчиво и не боялся перетягивания ручки на посадке.

А чего стоила пневматическая система уборки шасси и управления закрылками! Теперь летчику не нужно было у самой земли «крутить патефон» — вращать на сорок три оборота ручную лебедку. Только перевел кран управления вверх — и слышишь стук убравшихся шасси.

Да разве с ходу можно было рассказать о всех достоинствах «яка»? Машина таила в себе еще много прекрасных, неведомых для Андрея качеств, но, чтобы познать их так, как музыкант знает свой инструмент, нужно было на нем по-настоящему поработать: полетать по кругу и в зону, пострелять по мишеням, покрутить фигуры высшего пилотажа.

И этим освоением истребителя Рогачев и его товарищи занимались всю зиму, используя редкие дни без низкой облачности и снегопадов.

Приходя с аэродрома в общежитие, летчики набрасывались на свежие газеты, внимательно слушали сводки Совинформбюро. Немецко-фашистские войска, получив ошеломляющий удар под Москвой, постепенно приходили в себя, закрепляясь на рубежах, где им удалось сдержать наступление советских войск. На фронтах наступило временное затишье. Чувствовалось, что обе противоборствующие стороны копят силы для новых сражений.

В марте месяце, когда была закончена программа переучивания, Рогачеву предложили должность штурмана истребительного полка.

Рогачев с радостью согласился.

Вскоре полк, командиром которого был назначен майор Лобанов, получил двадцать новеньких истребителей. Андрей Рогачев с радостным волнением забрался в кабину своего Як-1, остро благоухающего сложной смесью запахов эмалита, бензина, искусственной кожи и спирто-глицериновой смеси.

В последних числах марта, когда на взлетной полосе появились проталины, полк перелетел в Подмосковье, войдя в резерв Главного Командования.