— Иди к «Грозному», он тебя ждет. Сам найдешь дорогу?

— Найду.

— А теперь попрощаемся… Желаю счастья… — Старик поднялся с дивана, обнял Никиту Родионовича и крепко его поцеловал.

Потом подошел к Андрею.

Андрей опустил голову, плечи его вздрогнули, и он почти упал на грудь Изволину.

— Крепись, сынок… Все будет хорошо… Трудное уже позади…

Соблюдая все меры предосторожности, Никита Родионович попал наконец в дом «Грозного».

«Грозный» встретил его сам у дверей и, взяв под руку, ввел в квартиру. Ни жены, ни дочери дома не было.

— В моем распоряжении десять минут, — сказал он. — Садитесь.

Сели, как и в прошлый раз, у стола, друг против друга.

Хотя день еще не окончился, у «Грозного» был вид утомленного человека.

— Изволин сообщил вам решение? — спросил «Грозный».

— Да.

— Поэтому возьмите вот это. — «Грозный» подал маленький листок бумаги. — Здесь подробные условия связи. Проштудируйте их, запомните наизусть, а бумажку уничтожьте. — Он встал.

Никита Родионович последовал его примеру.

— Прошу не забывать то о чем я уже говорил вам, — продолжал «Грозный». — Поведение разведчика определяется заданием, которое ему дается. Большая земля не ждет от вас ни формирования отрядов, ни диверсионных актов. Ваша задача — сохранить себя, все увидеть, все услышать и, если представится возможность, обо всем сообщать. Вы останетесь людьми германской военной разведки и выполните все, что она от вас потребует. А теперь дайте мне вашу руку. — И он крепко пожал руку Никите Родионовичу. — Передайте мой привет вашему другу товарищу Грязнову. Желаю победы!

… Ожогин и Грязнов с трудом попали на вокзал. Он был обнесен тремя рядами колючей проволоки; в тех местах, где были оставлены проходы, творилось нечто невообразимое.

Автоматчики, стоявшие рядами, не в силах были сдержать напор озлобленных солдат, которые теснили охрану и рвались в проход. Когда один из автоматчиков дал предупредительный выстрел в воздух, послышались ругательства, и через несколько мгновений автоматчик повис на проволоке.

Толпа ворвалась на вокзал, запрудила территорию станции. Лезли в товарные вагоны, на крыши. В несколько минут все составы были сплошь облеплены людьми.

Друзья прошли на перрон последними и принялись за поиски Юргенса. Только через полчаса удалось заметить его массивную фигуру. Юргенс спорил о чем-то с комендантом, энергично жестикулируя. Друзья подошли ближе и поздоровались.

— Мне нужно знать, какой состав пойдет первым, чтобы к нему прицепить специальный вагон, — говорил Юргенс.

— Тут все специальные, — отвечал комендант. — А какой состав пойдет первым, сказать не могу. Видите, что делается?

— В этом виновны вы, комендант, — жестко сказал Юргенс. — На вашем месте следовало…

— Бросьте читать мне нотации! — оборвал его комендант. — Мне и без них тошно.

— Хорошо, — сдерживая гнев, произнес Юргенс. — Скажите тогда, к какому составу прицепить мой вагон?

— Цепляйтесь к любому! — И, окруженный десятком автоматчиков, комендант быстро удалился.

Несколько секунд Юргенс стоял в нерешительности, а потом объявил друзьям:

— Ждите меня на этом месте, я возвращусь через полчаса, — и ушел.

Но удержаться на «этом месте» не удалось. Кто-то из страха или умышленно обронил слово: «Воздух!» И все пришло в движение. Тысячи гитлеровцев сломя голову кинулись через вокзал, через проходы в проволоке на привокзальную площадь, в железнодорожный парк, где были щели и бункера.

В это время к составу у второй платформы подогнали паровоз. Люди снова бросились на вокзал.

— Этот состав уйдет без нас, — сказал Андрей, наблюдая за посадкой.

Юргенс не показывался. По перрону бежал комендант; за ним, точно тени, следовали автоматчики.

— Отправляйте! Отправляйте! — кричал он кому-то. Комендант был кровно заинтересован в скорейшей отправке эшелона и разгрузке вокзала. Маленький паровоз дал тоненький свисток, рванул несколько раз состав, но состав был слишком перегружен и не тронулся с места.

Из отдельных выкриков автоматчиков можно было понять, что всем предлагают слезть, а когда состав тронется, усесться опять. Другого выхода не было. Боязливо поглядывая на небо, солдаты высыпали на платформу. Паровоз надрывно крякнул и потянул за собой вагоны. Все бросились к ним. Поднялась толкотня и драка. Наконец последний вагон состава скрылся за разрушенной водокачкой, оставив на путях тела раздавленных и изувеченных.

— Убрать их! Быстро убрать! — кричал комендант. На перроне в сопровождении группы автоматчиков появились Юргенс и начальник гарнизона — высокий полковник.

— Коменданта на перрон! Коменданта на перрон! — раздалась команда.

Комендант выскочил из деревянного, наспех сколоченного барака и, увидев необычного гостя, ускорил шаг. На ходу он оправлял мундир, портупею, кобуру.

— Что от вас требовал господин Юргенс? — холодно спросил полковник.

Комендант, не моргнув глазом, соврал, что Юргенс требовал паровоз. Юргенс передернул плечами. Заметив его волнение, полковник предупреждающе поднял руку.

— Именно это он требовал? — спросил он и ударил коменданта наотмашь по лицу. — Если вагон господина Юргенса не будет прицеплен к первому отходящему составу, я вас расстреляю, — объявил он бесстрастно и, повернувшись на каблуках, пошел с перрона.

Комендант горячо пытался что-то объяснить Юргенсу. Тот не дослушал и резко перебил:

— Дайте мне людей… десяток, не менее… и тогда не нужен будет ваш паровоз. Они сами подкатят вагон.

Комендант убежал. Юргенс тяжело вздохнул, достал портсигар, закурил.

Через пять минут комендант вновь появился в сопровождении двенадцати солдат.

— Пойдемте, — сказал Юргенс и, легко спрыгнув с перрона, зашагал по шпалам.

Вагон, выделенный Юргенсу, стоял у заброшенной, удаленной на километр от вокзала платформы, где до войны разгружали лес, и это, собственно, спасло и самого Юргенса, и Ожогина, и Грязнова.

Советские штурмовики в наступающей темноте появились так внезапно, что ни сирена, ни зенитки, ни прожекторы не успели предупредить о их приближении.

Вместе с Юргенсом и его служителем, который занимался укладкой вещей в вагон, Ожогин и Грязнов залезли в узкую трубу под полотном железной дороги и просидели там целый час.

Когда стихли разрывы и ушли самолеты, вокзал пылал, точно огромный костер. Ни о каком отъезде в ближайшее время не приходилось и думать…

Ночь прошла в ожидании нового налета, но его не последовало. Утром начали грузиться. Вещи укладывали в длинный, старого образца, пассажирский вагон. Боясь новой бомбежки, состав формировали быстро, без обычной волокиты. Маневрового паровоза, как и вчера, не нашлось, поэтому вагон Юргенса пришлось перевезти на вокзал с помощью солдат. Радиоаппаратура, документы, гардероб, продукты — все это заняло несколько купе. Остальные купе находились в распоряжении Юргенса.

Уже после прицепки вагона, перед самым отправлением поезда, произошло новое приключение.

Сдерживая натиск толпы гитлеровцев, автоматчики, занявшие все выходы, не обратили внимания на окна вагона. Около одного из них шла возня, которую заметил служитель Юргенса. Несколько солдат из эшелона, стоящего рядом, подсаживая один другого, влезли через окно в купе, закрытое снаружи, и начали выгружать находящиеся там продукты. По цепочке передавались пачки галет, сигареты, банки с консервами и сгущенным молоком, бутылки с вином.

— Господи Юргенс, — доложил торопливо служитель, — из второго купе через окно тащат продукты!

Юргенс побелел от злости и, вытащив из заднего кармана брюк пистолет, бросился к купе. Над раскрытыми ящиками хозяйничал пожилой солдат.

— Мерзавец! Мародер! — заревел Юргенс и выстрелил три раза подряд.

В эту же минуту просвистел паровоз и, громко вздыхая и отдуваясь, потянул состав с вокзала.

Тело убитого солдата выбросили через окно.

Поезд стал набирать скорость.

Грязнов примостился у окна с выбитым стеклом.