А однажды Петро сообщил мне:

— Решил я, брат, в партию вступить.

— Зачем?

— Хочу бороться.

— С чем?

— Со злом. С неправдой.

Мы тогда уже жили вдалеке друг от друга и встречались не часто. Но при случавшихся встречах замечал в брате большие перемены. К «литературным» разговорам он почти не прибегал, а все больше — о жизни, о своей «борьбе» говорил.

— Я же сейчас пропагандист в нашей парторганизации.

— Да?

— Да. Сам добился.

— Как же?

— Не мне надо — людям. Понимаешь, назначили у нас пропагандистом одного вахтера. Стаж партийный у него большой, а знаний — извини. Другие — кто пограмотней, как-то отлынивают от этой работы... В октябре собрались на первое занятие. Наш пропагандист явился небритый, неумытый. Народ похохатывает: мол, для «галочки» сойдет. В тот раз пришел кто-то по поручению райкома, конечно, не из самого райкома. Вот Никифор Иванович наш пропагандист, и говорит: «Сегодня мы начнем изучать...» И так переврал название темы, такое сморозил, что и в курилке произносить нельзя. Надел очки, прокашлялся и начал читать брошюру... Понимаешь? Это же издевательство над святым делом. А тот представитель в конце занятий сказал:

— Товарищи, считаю, что занятие прошло на хорошем уровне. Так и в райкоме доложу. Спасибо Никифору Ивановичу... А вы, товарищи, не хихикайте. Это нехорошо. Он же человек рабочий, надо уважать. Надо спасибо ему сказать за это, за его высокую сознательность...

На следующем занятии никаких проверяющих уже не было, да и народу совсем мало собралось. А потом и вовсе перестали собираться... Уходят мужики с работы, да не по домам, а кто куда. А чаще — в «кельдым» — есть у нас на базе такая забегаловка. Подопьют — дома скандал, кто и прогул совершит. Нет ни к чему интереса, не знают, как убить свободное время.

— И что же, — спрашиваю, — ты стал пропагандистом и дело пошло на лад?

— Представь себе... Только я провожу занятия по своей программе. Все проходим: и «Манифест» изучили, и Историю партии проходим, и текущую политику. Только я в райкоме попросил разрешение: через одно занятие проводить одно по своему плану. У нас кто слушатели — почти все бывшие деревенские, среди охранников и вахтеров — фронтовиков немало. И вот на «своих» занятиях я стал им читать кое-что из классиков, например, Толстого, Чехова, Носова, Шукшина, да других современных писателей, особенно фронтовиков, да о самих писателях рассказывать, — на занятия стали приходить беспартийные. Некоторые даже с вахты ухитряются, забежать, послушать. И главное — меньше стало прогулов и жалоб из семей. Теперь меня просят мужики проводить даже неплановые занятия. Остаюсь, провожу. Правда, готовиться надо много, серьезно. Но это же интересно...

— Это и есть твоя борьба? — спросил я недоуменно.

— Да. Представь себе. Если я отвратил от дурного дела десять-двадцать человек — это не так уж мало. Если я повернул к добру хоть одного-двоих... А насчет борьбы... Слушай. Борюсь.

Главный инженер нефтебазы под видом «списанного» за бесценок, за рубли взял себе совсем новый «газик». Я — в райком. «Разберемся, говорят, спасибо за сигнал». Ждать-пождать, никаких мер. Главный раскатывает в рабочее время на новой машине, даже после работы на ней на пикники, рыбалки катается. А «своя» в гаражике стоит. Ладно. Был неурожай на картошку. Директор, главный и еще какая-то братия снарядили базовский катер и двинули вниз по Иртышу, в Усть-Ишимский район. Там картошка уродилась. Они поехали добывать ее для своих нужд. Накупили или как там, не знаю. Но за этим делом перепились поголовно и на обратном пути столкнулись с самоходкой, утопили катер. Совсем новый, стоит восемьдесят тысяч. И что ты думаешь? Шито-крыто. Молчок. Я — в райком. Так и так, говорю, совершено преступление. «Знаем, — говорят, — разберемся». Спасибо уже не сказали. Жду. А народ-то все знает, гомонит, ко мне с вопросами. Через месяц-два я опять в райком. «Почему никаких мер?..» — «А вам-то, собственно, что надо? Вы кто такой? Вы шофер!» — «Я коммунист», — говорю. — «Покажите ваш билет». Я подал билет. Товарищ посмотрел в билет, встал, открыл сейф и положил в него билет. Сказал: «Наверно, мы поторопились принимать вас в партию. Вишь, правдоискатель... Без году неделя, а уже...» — «Я, — говорю, — пойду в горком» — «Идите, — говорит, — там о вас уже знают... И о ваших политзанятиях знают... Достоевский нашелся... Толстой...»

На следующий день тот товарищ позвонил секретарю нашей парторганизации: «Разберитесь вы там с вашим пропагандистом. Избавляться надо от таких». А наш ему говорит: «Нас не поддержат рядовые коммунисты». — «Как у него с работой?» — «Лучший работник» — «Как насчет... этого?» — «Других отваживает». — «Вас что, на бюро пригласить?» — «Приглашайте вместе с ним...»

— И чем кончилось?

— Да вот пока жду. В горкоме был, сказали, разберемся. А тут на каком-то совещании сказали, что я пятнадцать лет из зарплаты отчисляю в Фонд Мира и уже внес около двух тысяч. Говорят, товарищ из райкома в президиуме аж подпрыгнул и произнес: «Тоже мне пример нашли!». А ему докладчик: «Да, пример. В нашем районе таких немного...» Ну вот, жду...

— Брат, — говорю, — ведь это нелегко. Нервы, канитель. У тебя дети, внуки...

— А если я не могу иначе жить? Не могу тлеть, свет коптить? Главное, меня люди понимают и поддерживают. А ты считаешь, я не прав?

— Прав.

Прав ты, брат мой старший. Да дорого мне твое сердце, душа твоя. Годы немалые. А у тебя я учился и по сию пору учусь жить по правде.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Гриша Рогозный тоже однажды приехал ко мне за советом по щекотливому делу. Помялся, приглядывался и говорит:

— Знаешь, браток, предлагают мне в партию вступать.

— Кто предлагает?

— Ну, секретарь парткома совхозный.

— И как ты?

— Да вот хотел посоветоваться...

— А как, Гриша, они объясняют свое предложение? — спрашиваю.

— Да как... Говорят, рабочий класс — в первую очередь. Рост рядов...

— Не советую, — говорю Грише.

— Почему?

— Ты и так хороший рабочий. Грамотешки у тебя, конечно, маловато. Какую ты пользу принесешь?

— Так, может, мне польза будет, — говорит Гриша. — Другие ведь...

— Что другие?

— Да что. Вот, например, Иван Калюжный — партейный. Пять аварий сделал на машине, а ему — ничего. А я вот один раз, и — за свой счет ремонт. Может, полегче будет...

— Ты с Петром советовался?

— Говорил.

— Что он сказал?

— Не советует. Говорит, не по силам тебе это дело. Без тебя, мол, обойдутся. Даже рассердился: «Выгоду ищешь?»

— Правильно сказал. Кто тебе внушил такое представление о партии? Не слушай, если они сами заблудились, ваши местные. Не обижайся, брат, но я согласен с Петром: не ищи выгоду. Этому скоро настанет конец.

— Думаешь?

— Уверен...

...А с Гришиной машиной мы тогда так решили. Он едет домой и ждет от меня известия. Я встретился с редактором многотиражной газеты «Автотранспортник», разведал насчет кабины. Через день он мне сказал: кабина есть, пусть заплатит наличными или перечислением авторемонтному заводу. Ну, там бутылку коньяку — и дело в шляпе. Я вызвал Гришу.

Заплатил он деньги, получил все документы на кабину. Спрашивает:

— И все?

— И все, — говорю. — И в Горький тебе не надо ехать.

— Так как-то не то, — волнуется брат. — Как-то не по-людски. Отблагодарить бы надо кого-то... как ты думаешь?

Вот же, мать честная! Въелось в человека: ты — мне, я — тебе.

Надо обойти закон, надо вот окольно, не по правде. И главное — там, в деревне, эта зараза живет. Гриша даже понять уже не может этого несчастья, этой беды.

И сказал я ему:

— Ладно, брат, если не можешь без этого, давай сводим двоих мужиков в ресторан. И все.

К вечеру я пригласил редактора многотиражки и начальника какого-то отдела авторемонтного завода в ресторан. Пили коньяк, Гриша — водку. Захмелев, он полез целоваться ко всем по очереди. «Благодетели» постепенно перешли на: «ты — мне, я — тебе», Гриша воспринимал все как должное, сулил мяска, картошки... Иногда он запускал руку во внутренний карман пиджака и наклонялся ко мне, спрашивая: