Национальность для меня не играет никакой роли, мне нужно только моё место, с немногими людьми, кто мне нравится. Когда я после рождения Давида два года вообще ни о чём не пеклась и американцы думали: я превратилась в немецкую домохозяйку, — я была на самом деле удивлена, получив работу в кино. Сегодня нужно жить в Париже или в Лондоне, чтобы тебя не забыли. Но этого у меня и в мыслях не было. Никогда нельзя жить только ради карьеры. Очень важно это понимать: это успокаивает. Не понимать этого опасно. Но я это сообразила уже в девятнадцать лет, когда после взлёта «Зисси» меня кидало туда-сюда, как горячую картофелину.

Все эти разговоры о равноправии я просто не воспринимаю. И наоборот, считаю определённые каждодневные мелочи очень важными. Например, Харри охотно гуляет, а я этого вообще не люблю. Но собираюсь с силами и еду вслед за ним на велосипеде. Когда я не работаю, то пытаюсь, уже совершенно машинально, устраивать свой день так, как живёт мой муж.

В моём деле я нахожу просто восхитительным, что можно изобрести и воплотить некую личность, которой вообще не существует.

Для Давида я хочу только чтобы он был счастлив. Я способна помимо воспитания дать ему свободу — он в ней очень нуждается. Начинать надо пока он ещё совсем мал. У него не должно быть чувства, что он мне чем-то обязан. Он должен потом думать обо мне как о друге, с кем можно поговорить, и безразлично, какую девушку он приведёт в дом — белую или чёрную. И он никогда не должен попасть на войну. Я хотела бы, чтобы он получил основательные знания.

Я вовсе не придерживаюсь мнения, что ребёнок может воспитываться без отца. Тут действительно нужны оба. Но в то же время я нахожу глупым, что в Германии до сих пор смотрят косо на внебрачных детей. Вместо этого позаботились бы лучше, чтобы таблетки были у нас чем-то само собой разумеющимся. А папа римский их запрещает. Разумеется, я была бы против, чтобы их принимала моя тринадцатилетняя дочь, но для женщин и взрослых девушек, кто осознанно решился бы на это, я считаю это очень важным.

Вот ведь работа: «марш в бассейн, марш из бассейна!»

Ален такой милый: порой после любовных сцен он шутит, и мы смеёмся как безумные...

Харри может отвечать мгновенно, а я не способна так быстро формулировать. И просто говорю что думаю.

11 ноября 1968 года

Если бы все актёры, которые когда-то жили вместе, не снимались бы потом вместе никогда, то и фильмов больше не было бы. Я вообще ничего такого не чувствую — будто обнимаю стену. Абсолютно!

Играть сцену так, будто меня вообще нет, только роль — полное слияние.

Кампен, ненавижу это место! Всё так утомительно! Километровый марш через дюны! Тащишь с собой вещи для купания! Ветер ужасный! Плавать нельзя: это опасно для жизни! Вода ледяная! И из каждой волны торчит голая задница, а из-за каждой дюны мне навстречу выпрыгивает голый человек, которого я ни в коем случае не хотела бы видеть голым. Кошмар!

16 декабря 1968 года

Если я откуда-то приезжаю и снова вижу мост Халлензее, то делаюсь просто сентиментальной. Я очень привержена Берлину, но вряд ли могла бы объяснить, почему мне здесь так уютно.

31 января 1969 года

Премьера «Бассейна»!

Харри был со мной, thank god [19]! Петер и Кэролайн тоже, и “le tout Paris” [20], и 80 фотографов, которые «расщёлкали» меня с Аленом, — ну да я 4-го back in Berlino [21] — всё очень коротко — но я правда очень устала.

Фильм — большой успех — большой интерес — сцена убийства прошла без реакции, Ален дрожал, я не преувеличиваю. Он выглядит жалким и полностью down [22]. Понятно! Я полагаю, могу сказать без ложной скромности (или я должна быть более скептической и сдержанной?), что я имела больший успех, чем он, — во всех рецензиях это отмечено. Купи, пожалуйста, если хочешь, все french [23] газеты, какие достанешь, и узнаешь; впрочем, мне anyway [24] посылают все рецензии. В следующем «Жур де Франс» я — на обложке.

Обо мне говорят: grande actrice, intelligente, souveraine, splendide et belle comme jamais avant [25] — о люди! Не очень-то я в это верю! Я же, «к сожалению», слишком нормальная! Но я так устала...

1 февраля 1969 года Отель «Бадрут’с Палас», Санкт-Мориц

Рецензии баснословные — так здорово для меня — люди выстаивают очередь — фото в «Франс-суар», «Пари-жур», «Пари-пресс», «Ль’ Орор». В следующие дни мне передадут выручку от показа. В любом случае всё идёт наилучшим образом.

Все говорят, фильм на десять-пятнадцать минут длиннее, чем нужно. Но Жак Дере и слышать ничего не хочет, вот задница, — к тому же он имеет хорошую прессу, так что не станет ни для Германии, ни для США ничего вырезать, а нужно бы!

P. S. Все мы перетрусили — ведь никто не может быть уверен, что вдруг откуда-то из-за угла, из этой толпы зевак, какой-нибудь чокнутый югослав не выстрелит в Алена и уж точно попадёт в меня, как обычно и бывает, — а я, к сожалению, как раз не в своем «пуленепробиваемом» платье от Пако Рабанна!

Париж, февраль 1969 года

Чего я никогда не имела, так это дома, который был бы убежищем. Это мечта, и она скоро исполнится.

Париж, 2 марта 1969 года

Мне же ещё не 60 лет, чтобы пережить comeback [26]. В большом городе я чувствую себя не очень хорошо, и лучше всего было бы поселиться в деревне. Вы знаете Гштад? Я хотела бы там купить себе дом. Если бы только мой муж меня слушал! Я уже давно пытаюсь вдохновить его на сельскую жизнь. Но он неисправимый горожанин. Он на 14 лет старше меня, и я ему полностью подчиняюсь. Я не сторонница равноправия. Я нуждаюсь в покое и защищённости моего собственного жилища, где я была бы отрезана от всего внешнего мира.

Я не знаю, кто я. Может, немножко обыватель, но не мещанка, не мелочная и не узколобая.

Делать сенсации из своей частной жизни я не люблю — действительно не люблю. И не любила, когда была совсем юной и когда это означало большую рекламу. От рекламной трескотни я просто заболевала.

Кому-то лестно быть у всех на устах? Льстить — это для меня звучит фальшиво. Это плоско и тщеславно. Как можно льстить кому-то, если он не подвержен лести? Полтора года перерыва были намеренными. Я ими наслаждалась. Мне нужны такие перерывы регулярно, чтобы потом заново себя поднакачать.

Я занимаюсь продуктивным ничегонеделанием. Забочусь о своём жилище и своём сыне. Обставляю дом. Хожу с мужем в театр. Нас навещают друзья — нам это нужно: общение, разговоры, — но мы живём очень замкнуто, не волнуясь ни о чём.

Красивый, ухоженный, устроенный дом приносит удовлетворение любой женщине. Было бы ошибкой это недооценивать. Я сама не готовлю. Нет, так далеко дело не заходит. Но я руковожу этим, и я живу по плану. Я — рациональный тип, всё должно иметь смысл. Я не могу жить вслепую, не могу вслепую тратить деньги, — возможно, это и есть моё бюргерство. Многие большие актёры и творческие люди в частной жизни были законченными бюргерами — поскольку чтобы изменить себя, нужно время.

Могла бы я отказаться от профессии? И да и нет.

Даже совсем юной девушкой я никогда не мечтала только о кино. Театр у меня в крови. Моя бабушка, моя мать, мой отец — с малых лет для меня само собой разумелось, что я стану актрисой. Но я вполне могла бы отступить, если вы так считаете, и остаться дома. Этого я не боюсь, потому что это никогда не было мне скучно.