Наряду с Гад богиней судьбы являлась и арабская богиня Манават. Ранее она была богиней одного из арабских племен, но в Пальмире ее культ соединился с культом финикийского бога Баал–Хаммона, который там стал называться Бел–Хамоном, и не исключено, что он в какой‑то мере занял даже место Ила–Эла. Среди арабских божеств, почитаемых в Пальмире, большое место занимает богиня Аллат. Само ее имя означает просто «богиня». У арабов (по крайней мере, тех, кто жил в Северной Аравии) она считалась матерью богов. Известно даже ее изображение в виде роженицы. Может быть, поэтому в Пальмире ее связали с Баал–Шаменом, делая из них небесную пару. Но «обязанности» Аллат этим не ограничились. «Матерь богов» стала покровительницей и конкретного общества и в этом качестве помогала своим «подопечным» в их борьбе с соперниками. Очень рано Аллат стала богиней войны, и такой ее воспринимали и в Пальмире. Здесь Аллат в какой‑то мере слилась с арамейской Атаргатис и малоазийской Кибелой, которые тоже были «Матерями».
Возможно, что, как и те, она являлась одновременно богиней плодородия. Аллат соединяется не только с Баал–Шаменом, но и с чисто арабскими богами — Шамшем и Рахимом. Шамш был еще одним богом солнца, почитаемым пальмирцами. Сопровождали бога солнца воины Азизу и Муним. Поклонялись в Пальмире и некоторым другим арабским богам.
Пальмирцы поклонялись старым сирийским богам, как, например, Астару и Атаргатис. Укоренились здесь и финикийские культы. Кроме Баал–Хаммона (Бел–Хамона) и Баал–Шамима (Баал–Шамена), можно назвать Астарту и Шадрапу. Что касается греческих божеств, то в чистом виде они, по–видимому, здесь не почитались (кроме, конечно, живших здесь греков и римлян), но с ними пальмирцы обычно отождествляли тех или других своих богов, и это, кстати, помогает нам понять природу того или иного пальмирского божества.
Природные условия пальмирской окрути были довольно суровы. Поэтому и боги, помогавшие жившим там людям выжить в этих условиях, имели обычно воинственный характер, так как им постоянно приходилось сражаться с губительными силами окружающей пустыни. Среди этих богов видное место занимал Абгал, изображаемый иногда в виде пешего воина, но чаще в виде всадника на коне или верблюде. Он вооружен луком и стрелами, копьем и щитом. Иногда Абгала сопровождают другие всадники — Ашар, Маан, Шаад, причем последний скачет не на коне, а на верблюде. Кроме таких богов, с сельским миром пальмирской окрути связан был бог Борроанос. Он являлся покровителем пастухов, и его священными животными были овцы и козы.
Разумеется, всеми перечисленными боги и богини Пальмиры и окрестных мест не ограничиваются. Божественный мир Сирии первых веков нашей эры был чрезвычайно разнообразен. Это не помешало распространению там христианства, которое довольно рано стало укореняться в этой стране. И само слово «христиане» появилось в сирийской Антиохии. Но старые культы еще продолжали сопротивляться. Даже много позже исламу не удалось уничтожить их полностью, и они остались в виде различных суеверий.
ПОВЕСТВОВАНИЯ О БОГАХ, ГЕРОЯХ И ГОРОДАХ
МИФЫ И СКАЗАНИЯ УГАРИТА[184]
Мифы о Силаче Балу и богине Анату[185]
Силач Балу — главный персонаж утаритских мифов. Он живет на горе Цапану недалеко от Угарита и покро–вительствует этому городу и его стране. Его собственное имя — Хадду, но обычно угаритяне называли его Балу, то есть Владыкой. Часто к этому прибавляли название его священной горы и именовали Балу–Цапану, но иногда называли Владыкой Угарита. Балу — сын бога Дагану, подателя пищи, и потому часто противостоит некоторым другим богам, сыновьям Илу и Асирату, а порой и самим прародителям.
Борьба между Балу и Йамму[186]
По приказу великого бога Илу бог–ремесленник Котару–ва–Хасису построил дворец для бога моря Йамму. Судии речного. Светоч богов, богиня солнца Шапашу. рассказала об этом богине Астарте. Она добавила, что отец богов, Бык Илу, возлюбил Йамму и в угоду ему вырвет столбы жилища Астарты, опрокинет трон ее Царствования, разобьет ее скипетр[187]. Астарта возмутилась этим поступком отца. Но сделать она ничего могла. Особенно же возмутился Силач Балу. Он готов выступить против Йамму и сразиться с ним.
Между тем Йамму, возгордившись и решив, что после постройки дворца он стал господином над бога–ми[188] вместо Балу, отправляет своих вестников к собранию богов и повелевает заявить им: «Послание Йамму, вашего господина, вашего владыки[189], Судии речного: ’’Пусть сдастся мне Балу, пусть подчинится мне сын Дагану“»[190]. В своей гордости он приказывает послам не простираться ни перед Илу, ни перед всем собранием богов.
Боги в это время пировали на горе Дули. Увидев посланцев Йамму, они испугались и в знак покорности, сидя на своих тронах, склонили головы к коленам[191]. Только Балу не склонил головы, а обратился к богам с упреком:
— Почему это вы, боги, так испугались, почему склонили свои головы к коленам перед посланниками Йамму?
И боги устыдились своего страха. Они подняли головы от колен и гордо выпрямились на своих тронах[192].
Посланцы же Йамму направились к трону Илу. Вопреки обычаю они не простерлись перед ногами царя богов и людей[193], а, гордо стоя, передали послание своего господина, требуя, чтобы Илу выдал Балу их владыке, Йамму. И Илу, который любил Йамму, Судию речного, своего возлюбленного сына, согласился на это требование: пусть Балу будет рабом Йамму, пусть сын Дагану будет пленником Судии речного и пусть принесет ему дань[194]. Но Балу отказался подчиниться этому решению. Он схватил в свою руку дубину, палицу схватил он в свою десницу и набросился на посланцев Йамму. Богини Анату и Астарта были союзницами Балу, но они испугались, что тот нарушит обычай неприкосновенности послов[195]. Они схватили Балу за руки и сказали ему:
— Как ты осмелился ударить посланцев Йамму, послов Судии речного?!
Но Балу только еще больше распалялся гневом. С дубиной в руках он встал перед посланцами Йамму и гневно сказал им, чтобы передали они своему господину, что Балу никогда не подчинится ему[196]. После этих слов стало ясно, что борьба между Балу и Йамму неизбежна. И обе стороны стали готовиться к смертельной битве[197].
Первое столкновение между богами закончилось не в пользу Балу[198]. Он пал на землю перед ногами Йамму. Молча снес свое поражение Балу, но все же был вынужден подчиниться. Однако на этом дело не закончилось, ибо в него вмешался Котару–ва–Хасису. Он пришел на помощь Силачу Балу[199]. Он сказал князю Балу, объявил Скачущему на облаках:
— Теперь ты знаешь, что твой враг — это Йамму. Не огорчайся своим поражением. Ты уничтожишь своего врага, поразишь своего противника. Ты захватишь вечное царство и будешь вечно господствовать.
184
Вера в различных богов является только частью религии. Каждая религия состоит из трех обязательных составных частей: веры, культа и мифа. Вера — это то, в кого или во что верят люди, каким богам и другим сверхъестественным существам они поклоняются. О культе мы скажем ниже, в части, посвященной этому предмету. Наконец, миф — это то, что люди рассказывают о своих богах и героях. Но мифы — не просто рассказы. В них оформляется представление человека и человеческого сообщества о мире. Как отметил выдающийся отечественный ученый И. М. Дьяконов, наука познает мир, искусство выражает отношение человека к миру, а в мифе нераздельно слито и то и другое. Естественно, что мифы воспринимались как истина. И пока люди верили в свои рассказы о богах и героях, мифы жили. И этим миф резко отличается от сказки, ибо в истинность сказочных рассказов современники не верят. От мифа надо отличать и легенду. В легенде рассказывается о событиях очень часто вполне достоверных, но окутанных целым клубком самых невероятных, сверхъестественных подробностей. И легенда не выражает сущности мировоззрения, хотя, конечно, мировоззрение в легенде тоже проявляется, и иногда довольно ярко. Миф обычно имеет прямое отношение к самым важным сторонам человеческого бытия: жизнь и смерть, экономические и социальные отношения, общественный и политический порядок, возникновение и развитие вселенной, человека и общества. Но решение или, во всяком случае, постановка этих вопросов облечена в художественную форму и передана через человеческие или человекоподобные образы, в которых и воплощены те или иные стороны народных представлений. Сказанное имеет прямое отношение и к утаритским и финикийским мифам.
Ни одна мифология не стояла на месте, она развивалась вместе с развитием того общества, в котором была создана. Но прямой зависимости между эволюцией общества и мифологии не существует. Все мифологические системы консервативны и во многом отражают не современное им состояние общества, а предшествующее. Если говорить об утарит- ских мифах, то во многих из них, так же как в угаритских эпических поэмах, Угарит вовсе не упоминается. Дошедшие до нас глиняные таблички с записями мифов относятся к XIV в. до н. э., а общество, жизнь которого в них отражена, существовало, по-видимому, на несколько веков раньше. Разумеется, сохраниться в неприкосновенной чистоте старинные мифы не могли, и в них порой причудливо сочетаются более древние и более поздние пласты, хотя в основе они все же много древнее времени их записи. Но все эти тексты тщательно сохранялись в Угарите, играя роль «священного писания».
К сожалению, тексты дошли до нас далеко не в идеальном состоянии. В табличках, найденных археологами, содержатся многочисленные пропуски. Многие конкретные детали не ясны и являются предметом горячих споров. Спорны толкования некоторых мифов и их отдельных эпизодов. Не всегда понятны даже отдельные слова и выражения. И это надо иметь в виду, читая изложение угаритских мифов и эпических поэм. При изложении угаритских мифов использованы следующие работы: Шифман И. Ш. Угаритский эпос. М., 1993; Caquot A., Sznyzer М. Textes ougaritiques. Т. I. Р., 1974; Сaquot A., Tarragon J.-M. Textes ougaritiques. Т. II. Р., 1989; Del Olmo Lete G. Mitos у leyen-das de Canaan. Madrid, 1981; The Ancient Near Eastern Texts Relating to the Old Testament // Ed. J. B. Pritchard. Princeton, 1954.
185
Из угаритских мифов создается впечатление, что эти божества — самые главные в мире, что то царство, которое Илу передал Балу, а время от времени пытался передать другому богу, является вселенским. Однако такое представление существовало, по–видимому, только в Угарите. В других местах рассказывать могли совершенно иначе. Известно, что во многих сирийских городах отец Балу, Дагану (Дагон), считался верховным богом и, следовательно, ему приписывалось подобное царство. Нередко иными представлялись взаимоотношения между Анату и Астартой, так что именно последняя играла первостепенную роль. Все это отражает определенную стадию мифотворчества, когда божество, особенно связанное с определенным сообществом (неважно, государством, племенем или народом), рассматривалось как самое важное, хотя и не отрицались существование и даже значимость других божеств.
186
Во второй половине II тысячелетия до н. э. морская торговля играла в жизни Угарита очень большую роль. Угаритские торговые корабли добирались до Крита и Греции, а может быть, и более далеких стран. Купцы с Крита, а позже из микенской Греции тоже, со своей стороны, бывали в Угарите и даже имели там свой постоянный квартал. В этих условиях, казалось бы, бог моря должен был чрезвычайно почитаться утаритянами. Однако, наоборот, он выступает противником главного угаритского бога Балу. Видимо, этот миф отражает более раннюю стадию истории Угарита, когда бог, связанный в первую очередь с сельскохозяйственным циклом, был не только гораздо более важен, чем бог моря и морской стихии, но и глубоко враждебен последнему.
187
Интересно, что в данном эпизоде какую‑то важную, хотя от нас и ускользающую роль играет именно Астарта, которая обычно в угаритской мифологии оказывалась убожеством второстепенным. Почему постройка дворца Йамму должна была нанести столь огромный ущерб именно Астарте? На этот счет выскажем два предположения. Не исключено, что нам просто неизвестна вся мифология Угарита и культ Астарты в действительности играл роль гораздо большую, чем можно думать на основании тех мифов, которые нам сейчас известны, и мы здесь имеем дело с отголоском другого мифа. Но возможно также, что в этом упоминании Астарты содержится указание на другой этап эволюции угаритской мифологии.
188
Постройка дворца была очень важным делом. Дворец бога или, на земле, царя призван был освящать царственное положение его хозяина. Пока не было дворца, бог или царь не мог рассматриваться как подлинный владыка. Кроме того, сооружение дворца в известной степени демонстрировало претензии его хозяина на признание в окружающем мире.
189
Постройка дворца рассматривается Йамму как знак не только его утверждения в мире богов, но и его власти над остальными богами. Означает ли это, что другие боги дворцов не имели? Едва ли. Как можно увидеть из дальнейшего, Балу будет жаловаться, что он не имеет дома, т. е. дворца, как другие боги, дети Илу. Скорее всего, в этом эпизоде подчеркивается наглость и дерзость Йамму, и в спокойный эпический рассказ тем самым вносится определенный оценочный оттенок.
190
Каково бы ни было новое положение Йамму, он не мог утвердиться в своей новой роли владыки, пока ему не подчинится наиболее сильный в данном сообществе, т. е. Балу. Новый государь должен был доказать свои претензии на власть, свергнув предыдущего.
191
Как и на земле, трон выступал символом царственного положения его хозяина. Склонение же головы к коленям на Востоке было знаком подчинения. Таким образом, боги, оставаясь сидеть на тронах, сохраняли свою принадлежность к владыкам мира, но, склонив головы к коленям, как бы признавали себя вассалами нового владыки — Йамму.
192
Таким образом, по настоянию Балу боги отвергли возможность своего подчинения Йамму, После этого борьба между Йамму и Балу стала неизбежной.
193
Перед царями, как небесными, так и земными, положено было, согласно древнему восточному обычаю, простираться в знак полной покорности. Древние греки, познакомившись с этим проявлением древневосточного деспотизма, восприняли его как знак рабства (что в известной степени было верно).
194
Мы уже говорили, что в древневосточных державах II тысячелетия до н. э., таких, как египетская или хеттская, их цари, подчинив то или иное царство, часто не ликвидировали его автономию и существовавшую ранее правящую династию, а заставляли ее представителя признать верховную власть нового государя. Первым знаком такого подчинения становилась выплата дани. Именно такая система существовала в сиро–палестинском регионе в то время. И царь Угарита сначала подчинялся египетскому фараону, а позже — хеттскому царю. Время полного подчинения завоеванных территорий пришло позже. Выражение же «раб» не означало лишение подчиненного полной свободы и даже собственной личности, как это было с обычным рабом, — оно выражало отношение господства и подчинения. Для сравнения скажем, что в России вплоть до царствования Екатерины II даже самые важные вельможи могли называть себя «холопами» и «рабами» царя или царицы.
195
Послы издавна пользовались неприкосновенностью. Нарушение этого правила привело бы к крушению существующего порядка. Поэтому‑то богини и испугались столь непристойного поведения Балу.
196
Поведение Балу чрезвычайно характерно. С одной стороны, он предстает как необузданная фигура, забывшая в страсти о существующих правилах, что характерно для мифологий многих древних народов, которые рассматривали своих богов как подобия людей. С другой стороны, перед нами типичный герой, и проявления его характера столь же велики, сколь велика его героическая личность. Таким образом, Балу выступает не только как бог, но и как герой. Автор явно сочувствует ему и выступает на его стороне.
197
Борьба между Балу и Йамму имела большое мифологическое значение. Оба бога представляли противоположные стихийные силы. Балу — силы, оплодотворяющие землю (в первую очередь дождь), а Йамму — морскую стихию. Вполне возможно, что море, непредсказуемое в своих прояв–лениях, олицетворяло первобытный хаос. В таком случае борьба Балу и Йамму выступала составной частью создания цивилизованного мира, противоположного стихийности хаоса. Йамму назван любимцем Илу. Илу же, со своей стороны, именуют Творцом творения. По–видимому, творение мира рассматривалось угаритянами не как одномоментный акт, а как процесс, и в этом процессе творение хаоса являлось одной из ранних стадий. Если так, то Йамму оказывался одним из первенцев Илу и поэтому одним из наиболее любимых его детей. Он выступает и как Судия речной, а эта река или реки — те божественные потоки, при которых находится жилище Илу. Выступление Балу против претензий Йамму на верховное царство оказывается реакцией «молодого бога» на стремление «старых богов» сохранить доцивилизационный порядок. В вавилонских мифах одним из важнейших эпизодов создания существующей вселенной была борьба бога Мардука, в какой‑то степени аналогичного Балу, с морским чудовищем Тиамат. Борьба Балу и Йамму, таким образом, оказывается как важным этапом создания цивилизации, так и столкновением аграрного божества с морским.
198
В героических сказаниях самых разных народов главный герой побеждает далеко не сразу, но сначала терпит тяжелое поражение и только потом, собравшись с силами, вновь выступает против врага и в конце концов побеждает его. В гомеровской «Илиаде» от рук троянца Гектора погибает друг Ахилла, Патрокл, и только после этого Ахилл вступает в бой и убивает Гектора. Поражение и даже гибель героя как первый акт драмы, предвещающий последующую победу, становится сюжетом некоторых средневековых эпосов: гибнет в битве с маврами Роланд, но позже на сцене оказывается его сеньор, Карл Великий, и он мстит за гибель Роланда и наголову громит мавров; разбит и попадает в плен к половцам князь Йгорь, но бежит из плена и явно готовится к реваншу. При всей огромной разнице между древним и рыцарским средневековым эпосами общее течение сюжета довольно похоже.
199
Котару–ва–Хасису — бог–ремесленник и поэтому оказывается естественным союзником аграрного божества, каким является Балу. Но он еще и создатель различных продуктов цивилизации; недаром его постоянный эпитет — Работающий руками. И в качестве такового он является врагом хаоса, который представляет собой морская стихия. Дворец же Йамму он построил, будучи вынужден подчиниться приказу Илу, ибо тот воплощал высшую власть.