Чем больше ученые исследуют культуру народов Сиро–Финикийско–Палестинского региона, тем становится яснее, что различные культуры всего этого региона являются, по существу, вариантами единой культуры. Можно уже говорить не только о ханаанейско–аморейском, но и вообще о западносемитском культурном круге. Это целиком относится к религии. Только в еврейском обществе произошли столь радикальные изменения, что древнееврейская религия стала развиваться по абсолютно иному пути. У остальных народов религия сохраняла свои основные древние характеристики. Поэтому неудивительно, что у арамеев встречаются те же божества, что и у угаритян и финикийцев. Но это, конечно, не означает, что никаких особенностей персонажи арамейского пантеона не имели. Надо подчеркнуть, что арамеи гораздо позже, чем народы средиземноморского побережья, перешли на стадию городской цивилизации. Первые сведения об арамеях, может быть, относятся еще к III тысячелетию до н. э., но это были явно лишь незначительные племена, не игравшие большой роли в истории региона. И только в XIII в. до н. э. арамейские племена выходят на арену истории. И все же, когда ассирийский царь Тиглат–Паласар I, правивший в 1114–1076 гг. до н. э., вторгся в Сирию, арамеи еще были кочевниками. Ассирийский царь хвастался захватом их городов, но это явно были лишь кочевые станы. И только в самом конце II тысячелетия до н. э. и в начале следующего арамеи, захватив к этому времени значительную часть Сирии, осели и стали создавать свои государства. Эти обстоятельства способствовали тому, что в арамейской религии сохранилось много архаических черт, уже почти исчезнувших в угаритской и финикийской. Прародиной всех народов, говоривших на семитских языках, был Аравийский полуостров. И в арамейской религии обнаружено большое сходство именно с религией древних арабов, какой она была до возникновения ислама.

Лукиан родился около 120 г. в городе Самосате на берегу Евфрата. Во времена Лукиана этот город относился к римской провинции Сирии. Его отец был, по–видимому, ремесленником, а сам он пытался учиться у своего дяди мастерству скульптора, но не преуспел в этом. А затем Лукиан учился уже гораздо более успешно философии и риторике. Он много путешествовал по восточной части Римской империи, побывал в Афинах и сирийской столице Антиохии. Прославился Лукиан на литературном поприще. Он написал более 70 произведений, носивших в основном сатирический характер. Его сатиры не щадили ни философов, ни риторов, ни бродячих проповедников, ни самих богов. Не избежали едких насмешек Лукиана и его собратья по перу, и не только живые, но и давно умершие. Среди произведений Лукиана трактат «О сирийской богине» занимает особое место. В нем на первый взгляд нет той разъедающей иронии, которая характерна для сатир Лукиана. Написан он на ионийском диалекте греческого языка, обычно не используемом Лукианом. Поэтому еще в XIX в. была высказана мысль, что в действительности это небольшое сочинение написано не Лукианом, а было лишь приписано ему позже. И до сих пор споры о его подлинности продолжаются. И все же многие филологи склоняются к признанию Лукиана автором произведения «О сирийской богине». Они утверждают, что объектом насмешки автора является «отец истории» Геродот, использовавший в своем произведении именно ионийский диалект, что сочинитель пародирует стиль этого древнего историка. Но в конечном итоге не очень‑то и важно, написал ли трактат «О сирийской богине» Лукиан или кто‑либо другой. Важно, что в нем содержится чрезвычайно ценный материал о сирийских культах и мифах, какой в других сочинениях грекоязычных авторов не найти. Конечно, надо иметь в виду, что Лукиан, несмотря на свое восточное и, возможно, именно сирийское происхождение, полностью принадлежит греческой культуре римского времени. Он дает сирийским персонажам греческие имена и смешивает местные и греческие черты, так что надо еще узнавать под этим покровом сирийскую, точнее, арамейскую основу.

О сохранении значения Ила в арамейской религии свидетельствует относительно большое количество имен с элементом «Ил». Да и предок арамеев в Библии назван Кемуилом, что означает Столб (т. е. бетил) Ила (или бога вообще).

Исследователи полагают, что это представление возникло тогда, когда экипаж боевых колесниц состоял из трех человек. Такие колесницы были в ходу у хеттов, по крайней мере, уже в XIII в. до н. э. В VIII в. до н. э. появились уже колесницы с экипажем из четырех человек, так что объединение в небесную триаду Ила, Ракаб–Ила и Шамаша явно предшествует этому веку. Впрочем, существовало представ–ление и об экипаже колесницы из двух персон — Ила и Ракаб–Ила. Такие колесницы использовались с самого начала II тысячелетия до н. э. Поэтому можно думать, что мысль о связи Ила и Ракаб–Ила появилась еще в первой половине II тысячелетия, и на древность этой диады (двоицы) указывает связь имен богов — Ил и Ракаб–Ил. Шамаш же мог быть включен в этот небесный экипаж лишь во второй половине тысячелетия или даже в начале следующего (но до VIII в. до н. э.), сохранив при этом собственное имя.

О власти Хадада над Сирией ясно свидетельствует римский писатель Макробий, который писал, что сирийцы дают имя Хадада (или Адада) богу, которого они считают самым первым и самым великим из всех. Правда, Макробий — автор довольно поздний, он писал свои произведения в самом начале V в. н. э., когда в условиях побеждающего христианства усиливается стремление объединить функции и фигуры различных божеств. Сам Макробий в духе того времени выдвигал на первый план солнечного бога, с которым отождествлял и других верховных богов. Однако упоминание Макробием Хадада как самого главного бога у сирийцев, потомков древних арамеев, подтверждается сведениями о почитании этого бога не только до греко–македонского, но и до ассирийского завоевания. Может быть, вся Сирия воспринималась как «земля Хадада», как Израиль был «землей Йахве», а Моав — «землей Камоша». Но доказательств этому у нас нет.

Как только что мы видели, гром, по арамейским поверьям, вызывал Ракаб–Ил. Этих богов ни в коем случае нельзя отождествлять, ибо Хадад в одной и той же надписи называется отдельно от Ракаб–Ила и вообще всей триады, возглавляемой Илом. Впрочем, не только у арамеев, но и у других народов часто одним и тем же явлением «управляют» разные боги. Особенно это относится к тем явлениям, которые особенно важны для данного народа. Выше уже говорилось, например, о нескольких богах–лечителях у финикийцев.

Некоторые ученые полагают, что имя Рамман — аморейское и что в аморейские времена это был бог грома, аналогичный арамейскому Хададу. Надо, однако, заметить, что Хадад был очень древним семитским богом, что «собственным именем» утаритского Балу–Цапану было именно Хадду, т. е. это был тот же Хадад. Однако в существовании двух богов грома и бури у амореев нет ничего удивительного: ведь только что говорилось о двух таких же богах и у арамеев. Возможно, что после арамеизации Сирии арамеи признали в аморейском Раммане своего Хадада и восприняли его как прозвище этого Хадада. На это наложилось и стремление не называть столь могучего и, следовательно, ревнивого бога собственным именем.

По крайней мере, три дамаскских царя носили имя Бар–Хадад, то есть Сын Хадада. Уже в древности (но после гибели арамейских государств, включая Арам–Дамаск) возникло мнение, что Бар–Хадад было тронным именем всех дамасских царей, что независимо от того, какое личное имя носил царь, при вступлении на трон он принимал имя, связанное с Хададом. Это мнение оказалось ошибочным, но само его возникновение объясняется тем огромным значением, какое имел культ Хадада в этом царстве.

Уже говорилось, что Хадад (Адад, Халду) являлся одним из самых почитаемых богов семитского, да и не только семитского, мира Передней и Малой Азии. И везде его образ оставался неизменным, везде его олицетворением был могучий бык. Вероятнее всего, Хадад относился к самому древнему слою семитской религии. В различных регионах и у разных народов он мог приобретать специфические черты, но в основе он оставался одним и тем же. Характерно, что библейский Йахве также выступал в грозе и бури, откуда позже и пошло наименование Бог Саваоф.

ученые уже давно бьются над смыслом слова «Арам». Недавно была высказана очень интересная и достаточно обоснованная мысль, что оно восходит к понятию «дикий бык», ибо в одном из древних арабских языков (а арамеи, как уже говорилось, сохранили много архаических черт, роднивших их с арабской прародиной семитоязычных народов) слово 'агат и означало «дикий бык». Но таким быком у арамеев был именно Хадад, и в этом виде он появляется в Сирии уже в X в. до н. э. Народы западносемитского культурного крута обычно называли себя по имени своего мифического предка. Так, предком ханаанеев–финикийцев считался Хна, евреев–израильтян — Иаков–Израиль. Поэтому было бы неудивительным, если бы и арамеи считали своим предком мощного дикого быка, то есть в конечном счете бога Хадада. В Библии, как уже упоминалось, отцом Арама назван Кемуил, то есть Столб, или Бетил–Ила. Возможно, перед нами несколько искаженная арамейская традиция, которая считала Хадада как предка арамеев сыном верховного бога Ила.

Шувалу почитали, насколько это известно в настоящее время, не все арамеи, но лишь те, кто жил уже восточнее Евфрата, в Верхней Месопотамии. Однако, учитывая скудость наших знаний об арамейской религии, утверждать это все же невозможно. Не исключено, что ограничение культа Шувалы только этим регионом объясняется лишь состоянием наших источников в настоящее время.

Есть предположение, что само имя этой богини произошло в результате слияния и последующей трансформации имен Астарты и Анат.

В этом качестве Атаргатис можно сравнить с «божеством карфагенян», как в договоре Ганнибала с македонским царем Филиппом V названа Тиннит.

После того как греки (точнее, македоняне), а затем римляне завоевали Сирию и в ней распространились греческие и римские культы, сирийских богов (как и финикийских) стали отождествлять с теми или иными персонажами греческой и римской религии. Это относится и к Атаргатис. Однако фигура этой богини оказалась столь сложной и непохожей на греческих либо римских богинь, что ее отождествляли с разными божествами. Огромная власть Атаргатис заставила греков и римлян сравнивать ее со своими верховными богинями Герой и Юноной. Но образы Атаргатис, с одной стороны, и Геры и Юноны — с другой, далеко не совпадали. Поэтому возникли и другие отождествления. Кроме Геры, греки чаще всего ее сравнивали с Афродитой Уранией (Афродитой Небесной), но этим не ограничивались. Порой они находили в Атаргатис сходство с матерью олимпийских богов Реей. Лукиан писал, что, хотя эта богиня напоминает Геру, у нее есть нечто и от Афины, и от Афродиты, и от Селены (богиня луны), и от Реи, и от Артемиды, и от Немесиды (богини мщения), и от Мойр (богинь судьбы). Иногда ее сравнивали с мистической малоазийской богиней Кибелой, культ которой был широко распространен в греческом и римском мире, где ее часто называли Матерью богов или Великой Матерью. Иногда Сирийскую богиню считали сестрой Великой матери. Все это говорит о могуществе Атаргатис, управляющей миром и людьми (а может быть, и богами), и о принципиальной невозможности сравнить ее с конкретной богиней греческого мира.

Недаром, как только что было сказано, Лукиан говорит о сходстве Атаргатис с Мойрами. Эти три богини (римские Парки) пряли нить человеческой жизни. Видимо, нечто похожее сирийцы приписывали и своей Атаргатис. Но если греческие Мойры были относительно второстепенными божествами, стоявшими вне общего божественного мира, то сирийская Атаргатис находилась на высшей ступени этого мира.