Котару–ва–Хасису изготовил палицу для Балу и дал ей имя Иагруш, что значит Преследователь[200]. Он приказал палице, чтобы она, подобно орлу, выскользнув из рук Балу, набросилась на Йамму. Так и произошло. Иагруш бил Йамму по спине и по груди. Но тот не сломился, не разбились его суставы, не сломался его скелет. Тогда Котару–ва–Хасису изготовил для Балу вторую палицу и назвал ее Айамур, что значит Гонитель. Он приказал палице бить Йамму по затылку и по лбу. На этот раз Йамму был сломлен. Ослабли его суставы, согнулись его члены, сам он пал на землю. И возгордился Балу своей победой.
Балу потащил тело Йамму. И возрадовались союзники Балу его победе. Заявила Астарта:
— Наш пленник — Йамму, в наш плен попал Судия речной.
Балу был увенчан короной и провозглашен царем[201].
Балу и Анату. Постройка дворца Балу
Победоносный Силач Балу пировал на вершине своей священной горы Цапану. Его слуга приготовил ему стол. Он разрезал для него грудинку и дал своему господину жирный кусок. Потом слуга подготовил питье. Он взял великолепную огромную чашу, которую не может видеть ни одна женщина, даже верховная богиня Асирату, и наполнил ее тысячью мер вина, и десять тысяч мер вина смешал он для своего господина Силача Балу. А затем заиграли кимвалы, и певец нежным голосом стал воспевать победы Балу[202]. Но Балу все же был огорчен, ибо не было у него своего дворца, подобного дворцам других богов, детей Илу и Асира–ту[203]. А разрешение на постройку должен дать только Илу[204]. Однако Балу понимает, что так просто верховный бог разрешение не даст: слишком уж противостоит Владыка Цапану сыновьям Илу. И Балу решил просить помощи у своей подруги и союзницы — богини Анату. Он отправил к Анату двух своих вестников с посланием[205].
Анату, которая была богиней не только любви, но и охоты и войны, в это время как раз и занималась войной. В долине на берегу моря между двумя крепостями сражалась она против людей востока[206]. К ее ногам падали головы воинов, как отрезанные колосья, над нею, как саранча, летали отрубленные руки. Анату прикрепляла руки воинов к своему поясу, а головы привязывала к своей спине.
Богиня Анату, сестра и возлюбленная Силача Балу. Конец II тысячелетия до н. э.
Завершив битву, Анату направилась домой. Но и там она еще не могла успокоиться. Ей все казалось, что она продолжает сражаться. И вот она расставила свои стулья, как воинов, свои столы, как храбрецов, свои подножки, как витязей. И начала сражаться с ними. И возрадовалась Анату, одержав и здесь «победу». Ее руки были еще красными от крови воинов, ее одежды были окрашены кровью сражавшихся[207]. И только ус–тав и от этой мнимой битвы, богиня принялась за свой туалет. Она очистила свое жилище от крови бойцов, поставила стулья со стульями, столы со столами, подножки с подножками, как они стояли и раньше, омыла свои руки, вылила благодетельное масло[208]. После этого Анату взяла в руки цитру и запела. Она воспевала любовь Силача Балу, нежность Пидрай, любовь Талай, сладость Арцай.
В это время вошли к Анату посланцы Балу — Гапну и Угару. Они преклонились перед ногами богини, простерлись перед ней, воздали ей почести. После этого посланцы передали ей послание Силача Балу, в котором тот предлагает ей закончить войну, ибо он нуждается в ней, Анату. Анату испугало появление вестников Балу, ослабли ее члены, задрожали ее колена, и спросила она, не новый ли враг поднялся против Балу. Богиня напомнила о своих подвигах, о победоносной борьбе против Йамму, о победе над вселенским змеем, об убийстве любимца Илу, Аршу, об уничтожении божественного быка Атаку и многих других[209]. И Анату готова снова вступить в бой ради своего возлюбленного Балу.
Однако посланцы Балу успокоили ее. Они сказали, что нет никакой новой опасности для Балу, никакой враг не поднялся против Скачущего на облаках. А просит ее Балу поместить в землю хлебную жертву, вылить воздаяние в глубину земли, поместить там жертвенный котел[210], а после этого, не медля, прийти к нему, Балу, ибо хочет он построить себе невиданное жилище на священной горе Цапану. Успокоенная Анату согласилась сделать все, о чем просит Балу, и приказала вестникам быстрей отправляться в обратный путь, сказав, что она — быстрая и опередит Гапну и Угару.
И вот Анату отправилась к Балу. Она преодолела тысячи и десять тысяч мер земли и поднялась на вершину Цапану. Когда Балу увидел ее приближение, он удалил от себя других женщин. Радостно встретил Балу свою сестру и возлюбленную. Он поставил перед ней быка и откормленного кабана. Они умылись росой небес и умастились маслом земли. А после этого начали пир[211]. Во время пира Балу пожаловался Анату, что нет у него своего дворца, достойного его, какие есть у де–тей Илу и Асирату. Он попросил Анату походатайствовать за него перед Илу, чтобы тот разрешил богу–ремесленнику Котару–ва–Хасису построить дворец Балу. Анату с радостью согласилась выполнить эту просьбу. Более того, она заявила, что если Илу не согласится, то она заставит его это сделать.
И вот Анату сошла с горы Цапану и направилась к жилищу Илу у истоков великой реки в середине потоков двух океанов. Она вошла в жилище и передала отцу богов просьбу Балу. Но Илу ответил, что Балу недостоин такого дворца, ибо не он правит в мире, а правят богиня солнца Шапашу и бог смерти Муту[212]. Тогда Анату стала угрожать Илу. Она заявила, что нападет на него, окрасит кровью его седые волосы, зальет кровью его седую бороду. И Илу испугался[213]. Он согласился разрешить Балу построить дворец и даже отправил соответствующее послание Котару–ва–Хасису в его жилище в египетском Мемфисе и на Крит[214]. Но все же, чтобы окончательно разрешить Балу построить дворец, какой есть у детей Асирату, необходимо иметь ее разрешение[215].
Анату вернулась к Балу, и они оба решили пойти к Асирату просить ее о личном вмешательстве перед Илу. Они собрали золото и серебро, чтобы принести все это в дар Асирату, и отправились к ней на берег моря[216]. Асирату в это время приносила рыб в жертву Илу и устраивала жертвенный пир. Увидя приближающихся Балу и Анату, она испугалась и закричала:
— Зачем пришел Силач Балу? Зачем пришла Дева Анату? Не хотят ли мои враги сражаться с моими сыновьями и убить их?[217]
Но затем Асирату увидела серебро, увидела блеск золота и поняла, что не с враждебными намерениями пришли к ней Балу и Анату, и обрадовалась. Балу был возмущен жертвенным пиром, но к самой Асирату обратился с подобающим уважением. Он и Анату поднесли ей дары. Асирату, еще не понимая, в чем дело, спросила, зачем боги одаривают ее и одарили ли они уже Илу. Анату ответила, что они сначала решили принести дары ей, Асирату. И боги попросили ее о милости: ходатайствовать перед Илу о разрешении построить дворец Балу на вершине Цапану. Асирату приняла дары, устроила великолепный пир в честь прибыв–ших[218], а затем решила сама отправиться к Илу просить о разрешении построить дворец.
200
В эпосе часто отдельные виды оружия носят собственные имена. Таков, например, Дюрандаль, меч Роланда в средневековой «Песни о Роланде».
201
Победу Балу над Йамму можно рассматривать как торжество цивилизации над первобытной стихией. Эта победа означает и утверждение главного утаритского бога как владыки мира, по крайней мере — утаритского мира. Характерно, что в храме Балу в Угарите были найдены якоря как дары моряков этому богу, а значит, какие‑то функции морского бога тоже перешли к Балу. (Мифологическое оформление этого перехода неизвестно, но если такой миф существовал, то он должен был относиться к более позднему времени, чем тот, о котором в данном случае идет речь, т. е. ко времени, когда морская торговля и мореплавание стали для Угарита не менее важным делом, чем земледелие, и аграрный, по существу, бог принимает на себя также функции морского божества.) Он, таким образом, утверждается как божество, воплощающее все самое ценное для Угарита, как это было обычно для таких божеств — покровителей данного города или какой‑либо общественной группы. После победы Балу становится царем (mlk, как с очень большой вероятностью дополняют некоторые исследователи не полностью сохранившуюся строчку). Претензии Йамму, естественно, не осуществились, и реальная власть переходит к Балу. Он, разумеется, подчиняется Илу как своему сюзерену, но победа Балу над любимцем верховного бога еще более ограничивает власть последнего в пользу Балу, который реально правит миром. Наконец, эта победа символизирует утверждение привычной в этом регионе системы орошения, которая обеспечила не только благосостояние, но и само существование Угарита.
202
Музыка и пение играли важную роль в жизни утаритян. В мифах неоднократно упоминаются и различные музыкальные инструменты. Это были и ударные — кимвалы и барабаны, и струнные — арфы (или лиры), и духовые — флейты. Арфа и флейта даже обожествлялись и упоминались в угаритском списке богов как младшие божества. Возможно, как и в Месопотамии, им даже приносили жертвы. Музыка сопровождала различные ритуальные действа. Во время праздников и церемоний исполнялись гимны в честь богов. Те мифы, которые до нас дошли, тоже, по–видимому, излагались под музыку речитативом. В ряде случаев религиозные действа были оформлены как культовые драмы, сопровождаемые музыкой и пением гимнов. Несомненно, существовала придворная музыка. Во время пиров певцы и музыканты воспевали хозяев и их подвиги. Такие застольные песни были чрезвычайно широко распространены в древности. Существовали как сольное пение, так и музыкальные ансамбли. В Угарите имелись и записи музыки. До наших дней дошло несколько табличек и их фрагментов с такими записями. Их даже расшифровали, и появилась возможность услышать эту музыку. Она была достаточно разнообразна и по содержанию, и по темпу. Так, религиозные гимны исполнялись медленно, торжественно, а застольные песни — более живо. Если судить по музыкальным и поэтическим произведениям соседей и родственников угаритян, то у последних должны были существовать и любовные песни, которые могли вырасти из ритуальных гимнов в честь плодородия, но явно превратились в произведения любовной лирики, подобные библейской Песни Песней. Существовала, по–видимому, и музыкальная теория. Ее угаритяне заимствовали из Месопотамии, как и различные музыкальные термины. Большое влияние на угаритскую музыкальную культуру оказали хурриты, с которыми жители Угарита постоянно общались. Может быть, даже именно через них угаритяне восприняли и месопотамскую музыку, и музыкальную теорию.
203
Жалоба Балу на отсутствие дворца, как у детей Илу и Асирату, ясно показывает, что этот бог к потомству пары верховных богов не принадлежал. Более того, в угаритском сказании Балу ясно и недвусмысленно противопоставляется этому потомству. Из мифа видно, что божественный мир состоит, по крайней мере, из двух семей — Илу и Дагану. Верховенство Илу, вероятно, объясняется его старшинством. В финикийских мифах Дагон выступает братом Эла. Видимо, отношения между Илу и Дагану были подобными и в угаритской мифологии. Тема борьбы двух божественных семей (или родов) нередка в мировой мифологии; например, эта тема проходит красной нитью в германской мифологии, в которой рассказывается о борьбе асов и ванов.
204
Постройка дворца, символизирующего, как уже говорилось, царственность его обитателя, считалась слишком важным делом, непосредственно влияющим на мировой порядок, и поэтому она требовала разрешения верховного бога, который гарантирует нерушимость этого порядка и правильность тех изменений, которые в нем должны все же происходить.
205
Сама по себе отправка вестников с посланиями одного государя другому являлась нормальной международной практикой того времени. До наших дней дошло некоторое количество подобных посланий. Наиболее значительный их сборник — переписка между египетским фараоном Эхнатоном и его предшественником Аменхотепом III, с одной стороны, и различными царями Азии, как независимыми, так и подчиненными Египту, — с другой. Она относится к XIV в. до н. э., т. е. современна Угариту, который в этих письмах тоже упоминается. Сохранились и некоторые послания, от–носящиеся к переписке утаритского царя. Из документов видно, что, согласно дипломатической практике того времени, в случае обмена посланиями между относительно равными по положению сторонами, вестниками становились те, кто занимал сравнительно высокое положение в придворном штате отправителя послания. Отношения равноправия налицо между Балу и Анату, а значит, вестники Балу — Гапну и Угару были достаточно высокопоставленными придворными Владыки Цапану.
206
Угарит находился недалеко от моря, и к западу от него простирались бескрайние морские просторы, так что берег моря мог казаться угаритянам западным краем мира, тем более что сами мифологические тексты довольно древние и явно предшествуют тому времени, когда угаритские корабли стали плавать далеко в море. Поэтому в описании битвы на берегу моря под людьми востока (точнее — «людьми от восхода солнца») могут подразумеваться жители всей обитаемой земли. Но вполне вероятно (и это кажется более убедительным), что люди востока олицетворяли жителей пустыни или, во всяком случае, скотоводов, обитавших к востоку от цивилизованного побережья Средиземного моря, в оазисах Сирийской пустыни и полупустыни. А все, что относилось к востоку, угаритянам представлялось как нечто враждебное цивилизации. Образы Балу и Анату, наоборот, олицетворяли земледельческую и городскую цивилизацию.
207
Описание битвы Анату и ее варварского торжества в своем дворце поражает убедительностью в изображении проявлений невероятной жестокости и необузданной ярости. Казалось бы, это противоречит положительному образу Анату, каким он, несомненно, был у утаритян. Однако это противоречие только кажущееся. В те времена жестокость считалась вполне присущей любым военным действиям, и восточные владыки неоднократно хвалились числом убитых и плененных врагов, разрушенных городов, награбленных богатств.
208
Хотя убийство врага воспринималось как благое дело, все же пролитая кровь требовала ритуального очищения. Даже боги должны следовать этому правилу. Важнейшей частью такого очищения было омовение рук. Вторым актом очищения становилось помазание маслом.
209
Перед нами остатки каких‑то мифов, хорошо известных угаритянам, но до нас, к сожалению, не дошедших. Тема борьбы бога, богини или любимого героя со змеем широко распространена в мировой мифологии. С ним сражались и египетский Ра, и греческий Зевс, и месопотамский Гильгамеш. Библейский Иахве тоже сражался со страшным змеем Левиафаном, и победа над ним оказывается одним из космо–тонических деяний Бога. Специалисты отмечают даже совпадение выражений в описании победы Анату над змеем и в рассказе о борьбе Йахве с Левиафаном у пророка Исайи. Вообще отношение к змее было в древности противоречивым. С одной стороны, это ползущее, неприятное и очень опасное своим ядом животное было олицетворением всего злого, порожденного землей и подземным миром, из которого она как будто выползает. С другой стороны, змее приписывали чуть ли не бессмертие, ее считали символом вечного обновления и в качестве такового чрезвычайно почитали. Аршу упоминается еще раз в гимне в честь окончательной победы Балу над всеми своими врагами, при этом Аршу стоит в одном ряду с Йамму и морским змеем Туннану. Ясно, что речь идет о каком‑то морском чудовище или морском божестве — противнике Балу. Таким образом, Аршу оказывается в лагере врагов Балу и его друга Котару–ва–Хасису. Об Атаку и некоторых других жертвах Анату ничего более не известно.
210
Это, несомненно, описание ритуала жертвоприношения матери–земле с целью обеспечить успех задуманного предприятия. Хлебной жертвой были, по–видимому, семена злаков, а вылить «в глубину земли» могли либо вино, либо масло, либо молоко, и все это должно было напитать землю и помочь обрести ее благосклонность.
211
Пир был характерным занятием богов. И тот пир, который устроил Балу в честь пришедшей Анату, — не просто знак гостеприимства, а священное действо. Мытье и умащение перед пиром должны были означать очищение от всего, что этому пиру предшествовало, и открыть сердца пирующих друг другу.
212
Несмотря на победу Балу над Йамму, Владыка Цапану еще не утвердился окончательно в качестве царя, и поэтому дворец как символ царственности ему еще не полагался. Такова логика Илу. В еще большей степени отказ Илу разрешить постройку дворца объясняется, по–видимому, нежеланием утвердить переход власти на земле от его детей к сыну Дагану. Отсюда и отговорки верховного бога.
213
Любопытны взаимоотношения Илу и Анату. Анату — дочь Илу (неизвестно, от какой супруги), но их отношения нельзя назвать теплыми и родственными. Поведение обоих персонажей не вызывает особого к ним уважения: Анату готова напасть на собственного отца, а тот, при всей своей важности, показал себя отчаянным трусом, не могущим справиться с собственной дочерью. В религиозном сознании древних народов боги вообще стояли по ту сторону добра и зла, могли совершать самые неблаговидные поступки, что не уменьшало почтения к ним со стороны людей. Характерно, что Илу не рассчитывает на чью‑либо помощь. Верховный бог оказывается одиноким в своем величии и беззащитным перед угрозами. Угаритские мифы, рассказывающие о борьбе Балу с его врагами, показывают, что даже боги при определенных условиях могут быть смертными. И это, как кажется, относится даже к их высшему повелителю Илу. В других местах мифов боги явно бессмертны, и даже происхождение от них обеспечивает бессмертие. Эти два представления вполне уживались в религиозном сознании угаритян.
214
Будучи богом, Котару–ва–Хасису вполне мог находиться одновременно в двух местах.
215
Постройка дворца Балу задевала интересы детей Асирату. Отсюда необходимость ее вмешательства. Возможно, в этом отразилось старое матриархальное представление о роли матери и ее ответственности за судьбу своих детей.
216
Дипломатическая практика того времени требовала обязательного приношения даров. Различные дары посылали друг другу равные стороны, не стесняясь и выманиванием подарков. Такой обмен дарами можно даже рассматривать как примитивный вариант торговых отношений. Если же низший по положению обращался к вышестоящему (например, царек прибрежного города к египетскому фараону), дары (помимо регулярной дани) считались тем более обязательными. Под видом даров давались обыкновенные взятки. Именно такой взяткой являлись и дары Балу и Анату, предназначенные Асирату, чтобы убедить ее не только согласиться на постройку дворца Балу, но и ходатайствовать перед Илу о разрешении этот дворец построить.
217
Вновь возникает несколько странная тема возможности убийства богов, по крайней мере богов следующего после Илу и Асирату поколения. Может быть, речь идет о «молодых богах», которые в представлениях амореев и финикийцев умирали и воскресали, символизируя в первую очередь аграрный цикл. Но вполне может быть, что это просто «общее место» мифологии.
218
Пир, который устроила Асирату, является как бы ответным жестом за полученные дары и знаком согласия выполнить просьбу принесших эти дары. Вообще пиры являлись не только характерным занятием, но и основной формой взаимоотношений богов.