Все было бы ничего. «Неделя пройдет быстро, — думала Лена. — Не успеешь оглянуться». Но зачем ему нужна была эта командировка? Неужели разговор, который ей пришлось случайно услышать, был правдой?

Присев на стул, Лена пыталась восстановить в памяти этот разговор дословно. Говорили двое, в коридоре, рядом с открытой дверью приемной.

— Тебе непонятно, что такое Норин? Подхалим и карьерист!

— Напрасно! Просто энергичный работник. Человек дела. Мы завидуем тому, что у нас нет таких качеств.

— Завидовать карьеристу? Уволь! Да такой не моргнув глазом перешагнет через тебя, через любого, чтобы подняться хотя бы на одну ступень.

— По-моему, это — домыслы…

— Ты думаешь, он зря рвался в Москву? Нет, Норин не таков. Он использует каждую возможность, чтобы лишний раз подаваться на глаза начальству. Это — линия. Он проводит ее и здесь, и там. И увидишь — добьется своего. Ты знаешь, говорят, что он специально пошел на то…

Голос говорившего перешел на шепот, и Лена не услышала окончания фразы. «На что пошел Петр?» — этот вопрос каждодневно всплывал перед Леной и мучил ее своей неразгаданностью. Чтобы успокоить себя, она старалась припомнить все казавшееся в Петре положительным — его улыбку, его щедрость, смелость — и уверяла себя в том, что он не смог бы пойти на какой-либо плохой шаг.

Из этих раздумий Лену вывел голос Бориса, который вернулся за оставшимися вещами:

— Лена, а мы вас ждем.

— Да, да. Иду!

— Разрешите мне, — отбирая у нее перевязанные стопки книг, сказал Борис. — Я обещал Петру Ивановичу доставить вас с полным комфортом.

«Газик», заполненный чемоданами, узлами и свертками, остановился сначала около клуба, где Борису отвели одну из подсобных комнат.

Быстро выгрузив часть вещей, Борис, Лена и Катя поехали в общежитие молодоженов.

Этот недавно построенный дом выделялся среди других зданий светлой силикальцитной облицовкой. Его большие вытянутые окна выходили на новую площадь Юности. Лене нравилось это место: многоэтажные дома вокруг, вдоль них — двойные ряды молодых берез и фонтан, обсаженный цветами, в центре. Все это было хорошо видно из комнаты, которую получил Петр Норин.

Осторожно ступая по квадратам пластика, Катя медленно обошла комнату, заглянула в нишу, где стояла деревянная двуспальная кровать, приблизилась к приоткрытому окну.

— Красотища-то какая! Не то, что у нас с тобой, Боренька, — закуток подлестничный. Здесь жить да радоваться.

— Нам же квартиру дадут, отдельную.

— Еще жди, когда дадут, а тут — рай небесный и мебель готовенькая. Ну, скажи, не везет ли тебе, Ленка?

Катя села на край диванчика, подбоченилась и снова стала разглядывать комнату.

— Ты иди, Боря, знаю, что торопишься. И машину отпустить надо. А я здесь поживу с полчасика, полюбуюсь и Лене помогу.

Как только ушел Борис, Катя принялась рассматривать комбинированный шкаф, совмещающий в себе сервант, книжный стеллаж и шифоньер. Она открывала дверцы, выдвигала ящики, дивясь их устройству и чистоте работы.

— Не мебель — убийство! — приговаривала она. — Все продумано, ну, решительно все. Тебе и покупать ничего не надо. Живи и пользуйся. Вот только не свое.

— Какая разница?

— Не скажи. Свое всегда при тебе останется, а казенное — до поры. Вздумаешь переехать — опять гол как сокол. А Петр-то у тебя развернулся! Честно скажу, не ожидала.

— Почему?

— Думала, не способный он к семейной жизни. А он вон как быстро все обустроил. Еще и в загсе-то вы не были, а комнату получил.

— В загсе были.

— Зарегистрировались?

— Просили прийти через месяц.

— Ты это дело не тяни! В законном-то браке надежнее. И свадебку бы сыграть не мешало.

— Неужели ты думаешь, что я стала бы кого-то держать на привязи? У жизни свои законы, тем более у личной. Между прочим, в отличие от тебя, я действительно не знаю, согласуется ли с ними моя жизнь с Петром. Правильно ли я теперь поступаю…

— Развела теорию! Уж если так раздумывать, то не сейчас. Раньше-то где была?

— Раньше, как тебе известно, я ни о ком не думала. Ни о Петре, ни о ком. А теперь вот думаю. Хочу узнать, какой он?

— Хватилась! Что, ты его в первый раз видишь?

— Вот, вот. Мне все время кажется, что я с ним только что встретилась. Бывает, двумя славами с человеком не обмолвишься, а только посмотришь в глаза, увидишь улыбку и поймешь. И кажется тебе, что ты знаешь его давным-давно. А вот с Петром — совсем по-другому. То он кажется мне хорошим, чуть ли не каким-то необыкновенным, а то примитивным, самым заурядным. Начну раздумывать, какой же он на самом деле, и не могу прийти ни к какому выводу. Ничего не пойму. Наверное, потому, что два разных человека передо мной и никогда они не соединяются воедино. Так и живу. Не знаю, с кем. Понимаешь, что происходит?..

— А ты меньше думай. Заботится о тебе, любит, а остальное выяснится. Говорят же: стерпится — слюбится. Мужик он видный, не каждая такого найдет. А со свадьбой как знаешь. Не хочешь — не празднуй.

Катя встала с дивана, потянулась, завязала под подбородком косынку.

— Пойду. Ты и без меня управишься. Будет скучно, приходи.

— Сегодня не обещаю: институт. Завтра — тоже. А там и суббота.

— Эх, Ленка! — вздохнула Катя. — В одночасье у нас жизнь врозь пошла. Сколько лет каждый день вместе были, а теперь свиданья назначаем. Ну, ладно, прощай. Завтра все равно забегу.

Глава двенадцатая

ГОСТЬЯ ИЗ РАЗЪЕЗДА

На другой день Катя не пришла. Не собрались они с Борисом прийти и в субботу. Лена напрасно прождала до позднего вечера; не стала убирать со стола угощение, быстро приготовила постель и легла.

Рано утром ее разбудил звонок. Лена открыла глаза и, не сразу поняв, где она находится, посмотрела на часы. Было ровно восемь. «Петр!» — решила она, набросила на плечи халат, повернула ключ и чуть приоткрыла дверь. В коридоре стояла полная миловидная женщина средних лет в вышедшей из моды шляпке и синем коверкотовом пальто. Ее красивые карие глаза смотрели изучающе, розовое лицо было спокойно.

— Разрешите?

— Вы к кому? — с зародившимся беспокойством спросила Лена.

— К вам. Вас зовут Лена?

— Да. Входите.

Женщина вошла, огляделась, стоя у двери, и снова спросила:

— Вы одна?

— Одна. Садитесь, пожалуйста.

Лена отодвинула от стола стул.

— Неудобно в пальто. Можно, я сниму?

— Конечно. Повесьте вот сюда.

Женщина сняла пальто, повесила его на деревянную вешалку, сняла туфли и прошла к столу. На ней была красная вязаная кофта, надетая на голубое шелковое платье, глубокий вырез которого обрамлял вышитый воротник. По комнате распространился запах морозного утра, перемешанный с ароматом «Красной Москвы».

Еще раз оглядев комнату, женщина сказала мягким, ройным голосом:

— Пусть вас не удивляет мой визит. Сейчас вы все поймете. Надеюсь, поймете и меня, и мое состояние… — Она вынула из рукава носовой платок и, теребя его, продолжила: — Прежде всего познакомимся. Меня зовут Мария Михайловна. Работаю преподавателем в средней школе на Разъезде. Шесть лет назад к нам в поселок приехал Петр Норин. Симпатичный, очень общительный молодой человек. Быстро перезнакомился со всеми, и все его звали к себе, — Женщина помолчала, глубоко вздохнула, и снова зазвучал ее ровный негромкий голос. — Он умел нравиться, умел быть внимательным. У нас с Разъезда мало кто выбирался в город, и тем более в Москву, а Норин постоянно был в командировках. Кому лекарство привезет, кому электробритву. Помню, и мне как-то достал редкую книгу по химии. Сам он жил неустроенно, в переполненной командированными комнате приезжих. Ну вот… То ли надоела ему такая жизнь, то ли у него действительно появилось настоящее чувство, но однажды он пришел ко мне, как бывало, под вечер, и сделал предложение. Я, конечно, растерялась. Вы знаете, я даже и не думала о замужестве. Раз не вышла в молодые годы, так уж решила: проживу одна. Свыклась как-то со своим положением. Да и моложе меня Норин на целых семь лет. Словом, отказала я ему тогда, но он стал приходить чуть ли не каждый день и все с одним и тем же: «Вы одинокая, и я один. Вдвоем по жизни идти веселее». И подруги мои как сговорились: «Не век одной жить. Счастье само в руки идет, а ты раздумываешь!»