Девушка с молчаливым ожиданием смотрела на него.
— Человек создан для любви. Ведь любовь — это основа жизни. Без нее нет ничего. Ни поэзии, ни счастья.
— Нет, нет, Алик. Пожалуйста, не надо обнимать меня…
— Но почему же, Леночка? Ведь вы мне нравитесь. С вами так приятно.
— Мы едва познакомились. Это даже не совсем прилично.
— Ну хорошо. Я уступаю. Вот видите, какой я послушный. Вы меня сделаете совсем ручным.
Внизу под самолетом змеилась на солнце в серебристых чешуйках синяя лента реки, топорщилась игрушечно ярко-зеленая, с желтыми спичками сосновых стволов тайга, по небу весело бежали табунчики кудрявых барашков, нестерпимо блестели белые крылья птицы-самолета.
«И вообще, все в жизни удивительно быстро меняется», — думал Архипасов, зажмуриваясь от полноты ощущений.
Из самолета они вышли вместе и сразу же окунулись в теплый, терпкий и душистый запах смолы и хвои. У выхода из аэропорта Лена в нерешительности остановилась. Она отфутболила своей ножкой еловую шишку и, немного смущаясь, с вызовом спросила:
— Ну и что же дальше?
До сих пор он сознательно не заговаривал о встрече. Он стремился к одному — возбудить в ней желание увидеться с ним, слушать его вкрадчивый голос, в котором продумана каждая интонация. И вот цель достигнута. Теперь можно спокойно договариваться о свидании. Победа не подлежала сомнению. А так как победитель мог быть великодушным, то, сверкая улыбкой, он заявил, что будет счастлив встретиться с ней, когда и где ей угодно.
— Вот и хорошо, — кивнула она. — А то ведь моя стройка в тридцати километрах от городка. Обязательно приезжайте, вы найдете меня там.
— Разумеется, — с застывшей на лице улыбкой промямлил Алик, чувствуя себя, словно рыбак, у которого сию минуту сорвалась с крючка и уплыла большая рыбина. — Разумеется, — бормотал он. Значит, лопнули все эти мыльные пузыри его разыгравшегося воображения. Ужин в ресторане, пылкое объяснение в любви в гостиничном номере…
А как эта птичка распелась: «Я покажу вам наш комбинат… Там столько чудесного… Чудесного…» — «Уж вы извините. Чудес на свете не бывает».
— Разумеется, разумеется, — машинально бормотал Алик. Он усадил ее в специальный рейсовый автобус, а сам направился к такси. На душе было в высшей степени пакостно.
В первый же день по приезде Алик направился в городской отдел культуры. Представился инспектору Ирине Васильевне — невысокой, далеко не первой молодости женщине. У нее обычное, широкоскулое, ничем не примечательное лицо, утиный нос. Одета не модно, но аккуратно.
Едва завидев Ирину Васильевну, он невольно поморщился — какая скука! Однако же по необходимости подчеркнуто вежливо представился, даже шаркнул ножкой и почтительно наклонил голову. Ничего не попишешь — инспектор была местной властью, от которой он теперь зависел.
Ирине Васильевне не внове манерность и этакий снобизм некоторых приезжих. А этот парень, сразу видно, хочет понравиться. Смешной, право слово. Что-то в нем женственное, изнеженное. Говорит нараспев, движения плавные, мягкие, смотрит кокетливо-томно. Ну, да это не порок. Зато умен, пылок и, кажется, искренен. Наверное, эта поездка — одна из его первых командировок. Не буду смущать юношу вопросами, решила она, пусть почувствует уважительное к себе отношение. Ирина Васильевна крепко, по-мужски, пожала Алику руку и приветливо осведомилась, как гость устроился.
— О! Превосходно! — сразу же взял верхнюю ноту Алик. — Очень признателен! Вы так внимательны! Мне, право, неловко…
— Ну что вы, что вы, — радушно возразила инспектор. — Мы всегда рады новым людям.
Алик понял, что недооценил Ирину Васильевну. Она оказалась умнее и тоньше, чем он предположил.
За ее сдержанными манерами скрывалась внутренняя сила. Вначале, когда она с жаром и энтузиазмом заговорила о самородках-талантах в балетной и художественной студиях, музыкальных и драматических кружках Домов культуры, Алик даже изумился — ох и лицемерка! Потом с удивлением понял — нет, не лицемерка!
Незаметно для себя он подпал под влияние ее убежденности, ее гордости — даже сам почувствовал непонятное возбуждение. Потом спохватился: «Да что это я?» Обрадовался, что сможет сказать искренний комплимент:
— Удивительно! Вы простой инспектор, а как будто здесь самая главная!
Ирина Васильевна засмеялась и — сразу стала молодой и красивой. Серые глаза ее смотрели с веселым вызовом.
— Да, я вот такая — считаю себя ответственной за все. Это еще с фронта. Была санитаркой — вытаскивала под огнем раненых. Представьте — и в разведку ходила. Сейчас даже самой не верится.
— Вы были на фронте? — поразился Алик.
— А что, непохоже? — мягко улыбнулась Ирина Васильевна.
— Это прекрасно. Я восхищен, — залепетал Алик. — Я преклоняюсь…
— Вот и здесь, — посерьезнев, продолжала инспектор, — я руководствуюсь тем же принципом: никто за нас ничего не сделает. Все вокруг — дело наших собственных рук.
Уже потом, хорошенько все обдумав и взвесив, Алик сделал в отношении инспектора свои выводы — о, с ней надо держать ухо востро! Отчасти он был удовлетворен — ему удалось представить себя вполне серьезным, заслуживающим доверия человеком. Это было приятно. Но… немножко утомительно. А кроме того, ему почему-то претило иметь дело с такими прямолинейными людьми. Почему? Да он и сам не мог бы объяснить этого. Они вызывали у него опасение, внушали невольный страх.
Ирина Васильевна повезла его на стройку завода-гиганта, и там он тоже без устали восхищался. Что поделаешь…
Алик едва не четверть часа страстно говорил в защиту самобытных форм искусства, хотя потом упрекал себя за ненужную горячность, за бессмысленную трату нервной энергии. Настроение было никудышное. Почему-то появилось ощущение своей ненужности, бесполезности.
Остаток дня они провели в заводском клубе. С Ириной Васильевной дружески, как добрые знакомые, здоровались парни и девушки. По всему было видно, что инспектор здесь свой человек. Ирину Васильевну просили о помощи, советовались о репертуаре. Она внимательно слушала, кивала, что-то записывала в свой блокнотик. Инспектор интересовалась и личными делами юношей и девушек, ее приглашали в гости — на новоселье, свадьбы, именины…
Ирина Васильевна и Алик побывали на репетиции хорового и драматического кружков. Алика спросили, не знает ли он слов входящей в моду песни. Он скромно улыбнулся и сел за рояль. Сносно спел, сам себе аккомпанируя. На репетиции драматического кружка Алик дал толковый совет. Ирина Васильевна была очень довольна.
Они вышли из клуба. Ирина Васильевна, лукаво улыбнувшись, спросила, не согласился бы Алик остаться хотя бы на некоторое время в этом городе и поработать во Дворце культуры. Алика прошиб холодный пот. Он остановился и молча вопросительно посмотрел на собеседницу: в своем ли она уме?
Ирина Васильевна по-своему истолковала его молчание и, воодушевляясь, продолжала:
— А что? Подумайте. Вы видели, какие у нас замечательные люди. Подавляющее большинство строителей и рабочих — это молодежь. Здесь все строится заново — создается буквально новый мир. С такими людьми работать одно удовольствие. И для вас это будет хорошей школой.
— Э-э-э, — замычал растерявшийся Алик. — М-м-м… Да, здесь изумительные люди. У меня просто нет слов, чтобы выразить свое восхищение. — Он уже овладел собой. Сокрушенно развел руками, с горечью вздохнул: — Ах, Ирина Васильевна, Ирина Васильевна! Это действительно было бы для меня большим счастьем. Но, увы, совсем недавно скончалась моя бедная мама. Мой отец совсем сдал. А без меня ему, увы, не обойтись.
— Я понимаю, — сказала Ирина Васильевна. — Очень вам сочувствую.
Опасность миновала, и Алик тотчас приободрился:
— А что за человек директор Дворца?
— Директор пока работает, но он, скажу откровенно, не совсем чистоплотный человек, и мы собираемся его заменить. Такой нам не нужен…
— Конечно, конечно! — охотно поддакнул Алик.
Ирина Васильевна проводила Алика до гостиницы и душевно распрощалась с ним. «Такой директор вам не нужен, — подумал Алик, провожая инспектора задумчивым взглядом. — А нам нужен именно такой. На ловца и зверь бежит. Сегодня же нанесу ему визит».